Чекан для воеводы (сборник) - Зеленский Александр Григорьевич - Страница 52

• Предыдущая
• 52/63
• Следующая

— Вашему делу будет дан законный ход, не сомневайтесь, — рассеянно пообещал канцлер. Заметив, что дама собирается уйти, поинтересовался: — Вы одна прибыли в Россию?

— Нет, как можно! Меня сопровождает ближайший друг моего мужа-покойника. Вы же понимаете, что бедной вдове в наши тревожные времена нельзя отправляться в дальний путь одной… Малолетних дочерей же я с собой везти не рискнула и оставила их на попечении служанки.

— Имя, звание вашего провожатого назовите, — быстро потребовал Алексей Петрович.

— Господин Губельт Аристарх Иоганнович, отставной майор артиллерии на русской службе, — ответила графиня, сделав книксен.

— Вы свободны. Все документы получите через некоторое время в надлежащем порядке. А пока знакомьтесь с нашей северной столицей, побывайте в первопрестольной, осмотрите свои будущие владения, каковые простираются, как я понимаю, во многих наших губерниях. У покойного адмирала Николая Федоровича — сына нашего прославленного генерал-фельдмаршала Головина — было весьма значительное состояние. И оно вскоре перейдет в ваши руки, — произнес канцлер, добавив в конце всего одно слово: — Возможно…

Сразу после ухода просительницы, канцлер распорядился установить наблюдение за новоявленной графиней Головиной и особенно следить за ее кавалером, но последний будто в воду канул, словно и не было его никогда среди живых. Так, по крайней мере, доложил слуга, следивший за Головиной.

— Графиня остановилась в доме у семейства Свенсонов, своих одноплеменников, — сказал он. — Никаких следов ее кавалера найти не удалось. В последний раз его видели гвардейцы у здания сената, а потом… Это какой-то дьявол, а не человек! Никаких следов после себя не оставил…

— Раз в этом замешана нечистая сила, то срочно найди и доставь ко мне барона Штальберга, — распорядился канцлер, почувствовавший, что дело с наследством фельдмаршала принимает опасный оборот. Про себя он подумал: «Для Экзорциста нашлась серьезная работа!».

Двое подозрительных оборванцев, укрывшихся от чужих взоров за толстым — в два обхвата — стволом столетнего дуба, росшего у дома-развалюшки с вывеской «У Антипа», вели между собой неспешную беседу.

— Где же этот чертов моряк с английской бригантины? Федька Нож уверял, что он квартирует именно в этом кабаке, который содержит Антип Старов… — нетерпеливо проговорил худой длинноногий тип с черной повязкой на левом глазу.

— Федька клялся и божился, что видел у этого тухлого леща с английской посудины кучу золотых монет, — сказал второй коротышка, к левой руке которого словно прирос черенок ножа с лезвием устрашающих размеров. — Только сдается мне, что Федька навел нас на этого английского морского бродягу совсем не из-за его звонкой наличности…

— А из-за чего же тогда? — недоуменно воззрился на своего напарника длинный оборванец.

— Ты видел человека в черном плаще, заглянувшего в наш портовый кабак ближе к вечеру? Он и указал Федьке на этого англичанина, который наливался брагой с еще одним собутыльником — в простой мужицкой одежде. Я собственными ушами слышал, как этот Черный плащ велел нашему Ножу прикончить выпивоху как последнюю собаку.

— Иди ты! — не поверил одноглазый.

— Зуб даю! — поклялся коротышка. — Ну, может, и не этого… Я что, всех их помнить обязан?..

— Вот это да! Видать, важная птица этот самый Черный плащ, раз его послушался наш атаман Нож, одно прозвище которого наводит страх на весь Питер и окрестности. А я думал…

— Заткнись! — прошипел коротышка. — Англичанин на подходе… Отвлеки его, а я, как всегда, хвачу его сзади дубиной по башке!

— Все будет в лучшем виде, Хрыч, я его «приголублю», — ответил одноглазый, выходя из укрытия и загораживая дорогу невысокому человеку в форме английского военного моряка, нетвердой походкой направлявшемуся в очередной кабак за территорией порта.

— Что тебе надо, пиратская морда? — по-английски спросил моряк у одноглазого, неожиданно возникшего у него на пути. — Ты хочешь промочить глотку вместе со старым морским волком Джонатаном? Пойдем со мной, пиратская морда! Я сегодня добрый и угощаю каждого негодяя в этом порту…

Больше он ничего сказать не успел, потому что коротышка Хрыч, подкравшийся сзади, сокрушил твердый английский череп ударом дубины.

— Готов? Готов! — радостно потер руки одноглазый, прежде чем начать обшаривать одежду на теле убитого. — После твоего славного удара, Хрыч, еще никто не выживал. Ну, где там наше золотишко?..

И оба громилы стали нетерпеливо обыскивать англичанина.

— Господа висельники, советую вам покаяться в ваших многих грехах перед смертью, — услышали они у себя над головой некий глас, и от неожиданности чуть было не лишились дара речи.

В следующий момент, отскочив от убитого как от зачумленного, громилы схватились за свое оружие: одноглазый за топор, который держал за поясом, а коротышка — за нож, больше напоминавший тесак для разделки мясных туш на скотобойне. Перед собой они разглядели того самого «мужика» в деревенском зипуне, которого видели вместе с англичанином в портовом кабаке у Федьки Ножа.

— Это ты, деревенский пень, решил нас напугать? — захохотал одноглазый верзила, демонстративно пробуя лезвие топора на остроту.

— Постой, Дрына, — задумчиво произнес коротышка Хрыч. — Сдается мне, что Федька Нож велел нам «приголубить» именно этого мужика, а совсем не того, кого мы уже «приголубили»… Но откуда у него, сиволапого деревенщины, английское золото?.. Хотя какая, к черту, разница, откуда, кого и сколько надо «приголубить»? Давай разделаемся и с этим сиволапым. Дрына, заходи справа!

«Мужик» стоял не шевелясь и в его руках не было никакого оружия, что обоих громил только раззадорило. Одновременно они кинулись на «легкую добычу», как изголодавшиеся волки и прежде, чем умереть, очень удивились, когда «мужика», которого они были готовы разорвать в клочья, на месте не оказалось. Но их оружие само нашло для себя жертвы. Дрына со всех сил рубанул топором по шее коротышку, а Хрыч, в свою очередь, проткнул Дрыну тесаком с заостренным концом…

— Видит Бог, я не повинен в смерти этих заблудших козлищ, неведомо как затесавшихся в стадо верных овец Христовых, — только и прошептал «мужик», покаянно подняв глаза к небу. Затем он направился к кабаку и скрылся за его скрипучей дверью, не заметив, что английский матрос к тому времени уже оклемался, поднялся на ноги и, недоуменно почесав в затылке, вразвалочку отправился в порт…

«У Антипа» «мужика» встретил сам хозяин Антип Старов и раскланялся перед ним, как перед очень важным вельможей.

— Василий Васильевич, рад вас снова видеть в добром здравии. Ваша комната ждет вас и ваша карета готова. Только прикажите, и она будет ждать вас у входа, — угодливо проговорил Антип — толстый, как боров, мужчина с лысой, как пушечное ядро, головой.

— Сначала приберись немного, — не приказал, а посоветовал «Василий Васильевич», или Экзорцист, как гораздо чаще называл его канцлер, так же будем называть для большей простоты и мы. — Вечно у тебя во дворе мертвяки смердят… Вот и сейчас сразу трое валяются, да еще на самом видном месте!..

— Не извольте беспокоиться, — засуетился хозяин кабака. — Все будет чисто и благолепно. Эй, Ванька! Эй, Семка! Чтобы к выходу господина Бодунова во дворе все было прибрано! Все чин чинарем, не извольте беспокоиться…

Последние слова Антипом Старовым были сказаны в пустоту, поскольку человек в простой мужицкой одежде уже скрылся за дверью «самого роскошного номера» кабака, служившего заодно и в качестве постоялого двора, названного именем его хозяина.

Пока «Василий Васильевич Бодунов», он же Экзорцист, переодевался в роскошные дворянские одежды, пока ехал в собственной карете с баронским гербом, принадлежавшим древнему саксонскому роду Штальбергов, он беспрестанно перебирал в памяти самые важные события своей жизни: собственное рождение в неказистого вида офицерском возке где-то под Нарвой перед самым сражением русских со шведами, в котором участвовал и был убит его отец, барон Иоганн-Себастьян Штальберг — поручик лейб-гвардии Преображенского полка; жизнь с матушкой Анастасией Ивановной в селе Кручинино, что на Орловщине — вотчине барона Штальберга, дарованной отцу самим великим императором Петром Первым за ратные заслуги; запись в гвардию в младенческом возрасте; службу в Преображенском полку и выход в отставку в звании гвардии подпоручика; постриг в монастыре святого Саввы Сторожевского, что расположен рядом со старинным русским городком Звенигород… И на этом, как казалось монастырскому послушнику Сергию, плотская жизнь его закончилась, он был мертв для грешного мира, клокочущего мерзким адским пламенем нечистых страстей, за спасительными монастырскими стенами, но не тут-то было! Господь Бог даровал ему особые способности излечивать недуги духа и плоти у грешных людей, и иеродиакон Сергий, уже готовившийся принять хиротонию в сан иеромонаха, неожиданно получил благословение старцев на новое послушание вне стен монастыря.

• Предыдущая
• 52/63
• Следующая