Эволюция Кэлпурнии Тейт - Келли Жаклин - Страница 17

• Предыдущая
• 17/52
• Следующая

Мы дошли до мелководной заводи, окружённой густой бахромой зелёного мха. Прохладный воздух и затхлая вода попахивали тиной и гнилью. Испуганные головастики бросились врассыпную, стоило нашим теням упасть на воду. Выше по течению с громким всплеском нырнул кто-то покрупнее – выдра или речная крыса. Ласточки носились низко над водой, ловили насекомых.

Мы положили сумки, и дедушка принялся распаковывать микроскоп, части которого уютно покоились в бархатном футляре. Он достал зрительную трубу и показал, как навинчивать линзы.

– Давай сама, – скомандовал он. Тяжёлый медный цилиндр приятно холодил руки. Я знала, что мне доверили настоящую драгоценность. Дедушка поставил футляр на плоский камень, а на футляре утвердил микроскоп.

– Нам нужна капля воды, – он протянул мне два тоненьких стёклышка.

– Любая капля?

– Сгодится любая.

– Столько капель, трудно выбрать.

Он усмехнулся.

– Будет интереснее, если возьмёшь образец поближе к водяным растениям.

Я наклонилась и тронула пальцем воду, сбросила каплю на одно из стёклышек. Дедушка объяснил, что второе стекло надо положить сверху.

– Теперь помести его на предметный столик. Вот так. Самое трудное – это повернуть отражающее зеркало так, чтобы солнечный свет оказался под правильным углом. Чтобы осветить образец, надо много света, но при слишком ярком свете детали смазываются.

Я повертела зеркало и заглянула в окуляр, готовая к потрясающему зрелищу. Но там был только серый туман, и больше ничего. Ужасное разочарование.

– Дедушка. Там… там ничего нет.

– Надо подкрутить фокусировку, – он положил мою руку на винт. – От себя и медленно. Нет, не смотри на винт. Гляди в объектив и поворачивай.

Ужасно неудобно.

– Света достаточно? Не забывай о зеркале.

И тут это случилось! Целый мир огромных, подвижных, кишмя кишащих, извивающихся существ открылся моим глазам, до смерти меня испугав.

– А?а?а! – я отпрыгнула и чуть не уронила микроскоп. – У?у?у.

Убедилась, что аппарат не пострадал, и взглянула на деда.

– Надо понимать, что ты познакомилась с микроскопическими созданиями, – улыбнулся он. – Платон утверждал, что наука начинается с удивления.

Я снова прильнула к окуляру. Нечто волосатое с бешеной скоростью пронеслось мимо. А этот так и хлещет хвостом туда-сюда. Крутящийся шар с шипами, похожий на средневековую булаву, тихонько, словно еле различимый призрак, то вплывает в поле зрения, то уплывает. Хаотичный, дикий мир… ничего подобного я раньше не видела.

– И в этом я купаюсь? – право же, лучше не знать. – Как они называются?

– Это нам ещё предстоит узнать. Сумеешь их зарисовать? Потом посмотрим в книге, кто есть кто.

– Зарисовать? Они так быстро мечутся.

– Да, нелегко. Держи карандаш.

Я примостилась рядом с микроскопом, смотрела, рисовала, снова смотрела, снова рисовала. Старалась изо всех сил. Постепенно я стала различать старых знакомцев, теперь рисовать стало легче. Дедушка, мурлыча что-то из Вивальди, прогуливался поблизости с сачком. Я грызла карандаш и хмурилась – никудышные рисунки, какие-то невнятные очертания разбросаны по всей странице.

– Не очень-то хорошо получилось, – я протянула Дневник дедушке.

– С точки зрения искусства ты совершенно права. Но дело не в этом. Они срисованы с натуры, и мы сможем найти их в атласе, как только вернёмся в библиотеку. С этой точки зрения совсем неплохо.

– Может, в атласе мы их и найдём, но в реке я точно купаться больше не буду.

– Все они совершенно безобидны и обитают в этой речке уже многие тысячелетия. Куда дольше, чем ты, Кэлпурния. Утешься, ты плаваешь там, где есть течение. А эти создания неуютно чувствуют себя в проточной воде.

– Ну, ладно тогда.

Но дедушка меня не убедил.

В камышах что-то зашуршало, и оттуда показался папин пёс Аякс. Он радостно бросился к нам. Наверно, бегал поухаживать за Матильдой, пегой гончей, принадлежащей мистеру Гейтсу, той самой, чей уникальный переливчатый вой разносился по всему городку. Аякс поздоровался и с дедушкой, и со мной, потыкался носом, надеясь на ласку, потом кинулся в заводь и зашлёпал лапами по мелководью. Маленькая черепашка плюхнулась обратно в воду с полусгнившего бревна, и собака неуклюже бросилась за ней. Аякс обожал гоняться за черепахами и другими мелкими речными существами, но обычно ничего земноводного поймать не мог. Он был, можно сказать, специалист по пернатым. Но на этот раз он, к моему удивлению, сунул-таки морду в воду. И сам изумился, когда оказалось, что у него в пасти не менее изумлённая черепаха.

– Аякс! – скомандовала я. – Фу! Прекрати. Положи на место.

Он подбежал к нам, страшно довольный положил черепашку к моим ногам и стал отряхиваться. Потом сел, преданно заглядывая мне в глаза.

– Он считает, что всё сделал правильно, – сказал дедушка. – Лучше похвали его, а то все старания твоего отца по дрессировке пойдут насмарку.

– Ну, так и быть. Аякс – хороший пёс, – я потрепала его по загривку. – А что делать с черепахой? У Тревиса уже есть одна, боюсь, мама двух не выдержит. Придержите Аякса, а я отнесу черепашку в воду.

– Пойду прогуляюсь по бережку. Нечего ему видеть, как ты её выпускаешь. А то он начнёт во всём сомневаться, глядишь, и команды перестанет выполнять.

Он повёл собаку вдоль берега. Когда они скрылись из виду, я осмотрела черепашку. Как это она ухитрилась попасться в зубы здоровому, неуклюжему сухопутному зверю? Старая? Больная? На вид с ней всё в порядке. Такая же, как все речные черепашки. Может, просто глупая? Может, лучше ей умереть и не плодить таких же глупых черепашек? Поздно, я уже вмешалась, теперь я за неё отвечаю. Интересно, помогаю ли я выживанию неприспособленных? Я бросила черепаху обратно в воду, и она моментально исчезла из виду.

– Готово! – заорала я. – Можно отпускать.

Я взобралась на крутой берег, и Аякс помчался мне навстречу. Он обнюхал мои ладони, ища черепаху.

– Нету, – я показала ему пустые руки. – Видишь?

Клянусь, пёс всё понял – уши поникли, и он отвернулся от меня.

– Всё, нету, прости, Аякс. Иди сюда, мой хороший.

Я погладила собаку, почесала ему бока – он это любит. Теперь я до вечера буду пахнуть мокрой псиной.

– Хорошая собачка, ты хорошая собачка.

Он немного развеселился и, похоже, простил меня. Мы вместе вернулись к дедушке. Аякс наткнулся на огромную нору. Давно таких не видела. Похожа на барсучью, пахнет как барсучья, но барсуки в этих краях теперь редкость. Аякс радостно засунул нос прямо в нору – запах-то какой.

– А что там? – крикнула я дедушке, который уставился на маленький, ничем не примечательный кустик. – Пошли, Аякс.

Я потянула собаку за ошейник, а не то достанется его носу от разгневанного обитателя норы.

– Горошек, – отозвался дедушка. – Похоже на волосатый горошек, но может быть и мутант. Посмотри, тут непарный листочек у основания.

Он отщипнул веточку и протянул мне.

– Давай сохраним.

Скучное растение. Но я положила его в банку и надписала: «Волосатый горошек (мумутан?)».

– Смотри, вот гусеница. Никогда не выводила бабочку из гусеницы?

Дедушка подцепил прутиком извивающуюся толстенную мохнатую гусеницу. Никогда таких здоровых не видела. Два дюйма, не меньше. (Вернее, пять сантиметров. Дедушка сказал, что настоящие учёные пользуются европейской метрической системой и скоро все в Америке на неё перейдут.) Гусеница была покрыта толстым мехом и казалась плюшевой. Так и хотелось погладить ее, как кошку. Но я учёная, мне всю жизнь говорили, что мохнатые гусеницы больно жалятся. Только я не знала, просто больно или очень больно.

– Как она называется? – спросила я дедушку.

– Не знаю точно. Их несколько видов, и они похожи. Невооружённым взглядом не различишь. Надо ждать, пока она не превратится в бабочку.

– А они сильно жалятся?

– Потрогай, тогда узнаешь. Возникает интересный вопрос. Как далеко ты способна зайти ради любви к науке? Есть над чем задуматься.

• Предыдущая
• 17/52
• Следующая