Эволюция Кэлпурнии Тейт - Келли Жаклин - Страница 36

• Предыдущая
• 36/52
• Следующая

Мы проследовали через кухню, где Виола просеивала муку, а Идабель составляла ей компанию. На столе высились белые холмики. Виола глянула на нас краем глаза и напомнила:

– Ужин через час.

Полки в лаборатории были заставлены бутылками – вдохновляющими или обескураживающими – как посмотреть – результатами многих лет работы. Растение дало семена. Мы собрали крошечные горошинки в конверт, сделали соответствующую надпись, конверт поместили в банку, банку снабдили ярлыком, отнесли в библиотеку и заперли в шкаф. Лаборатория пахла пекановыми орехами, плесенью и мышами. Пора призвать одну из дворовых кошек, пусть займётся мышиным вопросом. Дедушка открыл гроссбух и угрюмо просматривал записи, водя жёлтым ногтем по колонкам цифр.

– Вот, смотри, твоя запись. Номер 437, 10 июля. Куда же мы бочонок засунули?

Казалось бы, нелегко потерять дубовый бочонок, даже маленький, но всё так завалено неудавшимися образцами и остатками многочисленных, старых и новых экспериментов, что пришлось хорошенько порыться. Бочонок обнаружился под одним из столов.

– Осторожно, не взболтай осадок. Ну, давай поглядим, что получилось.

Я зажгла все лампы, а дедушка расчистил местечко на столе и аккуратно поставил туда бочонок. Он вынул деревянную затычку и налил чуток густой золотисто-коричневой жидкости в чистый стакан. Поднял стакан, поднёс к самой яркой лампе, держа его, словно это была взрывчатая смесь. Поглядел сквозь очки, потом без очков. Стакан сиял. Но я знала, что даже самый превосходный виски для тех, кому почти двенадцать, равносилен смерти.

– Практически нет осадка.

– А это хорошо?

– Думаю, что да. Мне ещё не попадался порядочный виски, в котором бы плавала всякая дрянь. А как тебе нравится этот цвет?

– Красивый. У мамы такие янтарные бусы. А какой он должен быть?

– Трудно сказать. Теперь мы переходим в область неизведанного.

Дедушка пытался сохранять спокойствие, но в глазах светился восторг естествоиспытателя.

– Надо понюхать, – он поднял стакан к носу и осторожно вдохнул, словно это было ядовитое вещество. Потом вдохнул поглубже. Ему явно понравилось. Он протянул стакан мне, и я дёрнулась, как норовистая лошадка. Он уже один раз чуть не убил меня виски и опять забыл. Я даже обиделась немножко.

– Но пить вы меня не заставите, нет? Помните, что случилось?

– О да, ты права. Это было ужасно. Больше не повторится. Не смей пить. Только понюхай.

Я взяла стакан и уткнулась в него. В нос ударил сильный запах пекановых орехов. Не так уж противно, хотя пеканы мне до смерти надоели.

– Пахнет как пекановый пирог.

– Ну, а теперь настоящая проба, – он поднял стакан, будто собирался произнести тост. – За твоё здоровье, Кэлпурния, мой товарищ по плаванью в неведомых водах.

И хлебнул из стакана.

Помню выражение его лица, словно это было вчера. Невероятное изумление. Глубокая задумчивость. И наконец улыбка.

– Удивительно, как мне это удалось.

– Что, дедушка, что? – выдохнула я.

– Вряд ли кто ещё достиг таких высот.

– Ну же, – простонала я.

И он тихо и спокойно произнёс:

– Я умудрился превратить прекрасные во всех отношениях пекановые орехи в жидкость, по вкусу напоминающую кошачью мочу.

Я так и застыла с открытым ртом.

– И какой мы из этого извлечём урок?

Я хранила молчание.

– Сегодняшний урок – лучше продолжать путешествие с надеждой в сердце, чем приплыть в надёжную гавань. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Нет, сэр.

– Это значит, что мы должны радоваться сегодняшней неудаче, она – явное свидетельство того, что наш поиск ещё не завершён. День удачного эксперимента – день окончания эксперимента. И грусть разлуки всегда перевешивает радость успеха, по крайней мере у меня.

– Записать в гроссбух? – спросила я. – Ну, про кошачью мочу?

Дедушка от души расхохотался:

– Отличная идея. Нужна предельная честность. Давай, бери перо и окажи мне честь, запиши, девочка моя.

День в любом случае заслуживал красных чернил, так что я отставила баночку чёрных и потянулась к красным. Дедушка одобрительно кивнул. Я обмакнула перо в кроваво-красную жидкость и сделала аккуратную, красивую запись. Показала дедушке.

– Отлично, но сдаётся мне, что слово «моча» пишется через «о», а не через «а».

Прошло немало времени, но у нас всё ещё не было новостей о Растении. Дни состояли из домашних заданий, уроков музыки и кулинарных изысков с Виолой. Хочешь не хочешь, пришлось выучиться готовить говядину в тесте и запечённую баранину. Я овладела секретом жарки цыплят, рыбы и окры. Пекла белый хлеб, чёрный хлеб, кукурузный хлеб, кукурузные оладьи.

Виола уже изнемогала от моего присутствия на кухне. Я тоже. Если выдавалась свободная минутка, бежала к дедушке.

Настал октябрь. Ах, октябрь. Прекрасное время – для меня и троих братишек. У всех нас дни рождения в октябре. А потом ещё и Хеллоуин. В этом году оказалось, что мама не в силах вынести четыре дня рождения подряд. Она вызвала меня, Ламара, Сала Росса и Сэма Хьюстона на серьёзный разговор.

– Дети, – решительно заявила мама. – В этом году у нас будет один большой праздник на всех. Будем праздновать все дни рождения вместе, а не поодиночке. Правда весело будет? Каждый пригласит своих друзей, будет большой-пребольшой праздник.

– Что?

– Несправедливо!

– Как это так!

– Мамааааа!

Чего она ждала? Всеобщего ликования? Ну уж нет. Громкий хор страдальческих голосов не прекращался так долго, что я подумала – она пойдёт на попятный. Но не тут-то было.

– Хватит уже, – приказала мама. – Четыре дня рождения – это чересчур. У нас с Виолой сил не хватит. Если придётся готовить четыре праздничных обеда в один месяц, она от нас уйдёт. Точно уйдёт. И не смейте к ней приставать, это не её идея.

– Кэлли Ви может помочь с готовкой, – услужливо предложил Ламар. – Она же научилась. Вот пусть и помогает. Я хочу мой собственный день рождения.

Он прямо шарахнулся от моего злобного взгляда.

Мама, конечно, победила. К торжественному событию готовились целую неделю. Мама, Виола и Сан-Хуана совершенно сбились с ног (поскольку это был и мой день рождения, меня временно оставили в покое, несмотря на предложение моего противного братца). Мы четверо старались не попадаться никому под руку и жаловались на нашу горькую долю только друг другу. И вот в первую субботу октября настал день нашего совместного дня рождения. Было одновременно и весело, и обидно.

Виола наготовила горы еды, Сан-Хуана подносила всё новые и новые блюда. Альберто поставил большую палатку на случай дождя и катал вокруг неё всех желающих на старом кусачем шетлендском пони по кличке Солнышко. Поводья Альберто из рук не выпускал, потому что пони так и норовил изогнуть шею и цапнуть седока за икру.

Стоило празднику начаться, как обида и раздражение сразу прошли. Чего тут обижаться – такого праздника Фентресс ещё не видал. Были приглашены все дети городка, да и взрослых хватало. Катание на пони, бенгальские огни, хлопушки, тянучки, яблоки на верёвочке, крокет, метание подковы. А ещё призы, бумажные короны и разноцветные флажки.

Столы ломились от рулетов и тартинок. Холодное заливное мясо и горячий окорок с абрикосовой глазурью, тоненькие ломтики холодного мяса со жгучим хреном – явно не для детей, булочки с вареньем и мороженое сколько душе угодно, пекановые пироги и лимонные пироги с меренгами. А над всем этим возвышался огромный четырёхслойный шоколадный торт. Имена четырёх именинников, причудливо написанные кремом, красовались с каждого боку. Сверху свечи на всех нас – всего сорок девять свечей. Двенадцать для меня, четырнадцать для Ламара, пятнадцать для Сэма Хьюстона и восемь для Сала Росса. Они все разом загорелись – прямо стена огня. Если и дальше праздновать четыре дня рождения вместе, придётся придумывать другую систему или печь торт побольше.

• Предыдущая
• 36/52
• Следующая