Жребий викинга - Сушинский Богдан Иванович - Страница 1

• 1/96
• Следующая

Семь ладей викингов застыли в глубине узкого фьорда, словно вмерзли в его весеннюю небесно-оловянную гладь.

Увешанные огромными щитами, заставленные у бортов тяжелыми копьями и абордажными крючьями, они казались небольшими крепостями, возведенными какими-то воинами-безумцами на островах, неподалеку от затерянной посреди рыжеватых скал каменистой равнины, а затем, при первом же приближении врага, оставленными на произвол судьбы.

— Почему суда все еще не у берега? — сурово спросил король Олаф[1].

Он был одет как простой викинг — в желтоватые кожаные штаны и грубую оленью куртку, обхваченную кожаным нагрудником с двумя — на груди и на спине — металлическими ромбовидными щитами, и обут в грубые сапоги из воловьей кожи. И лишь увенчанный крутыми бычьими рогами золотистый шлем да громадный рост немного выделяли конунга конунгов из группы воинов, чьи шлемы, как и шлемы предков, были изготовлены из тюленьей шкуры и подшиты крепкими роговыми пластинами. Да и меч у короля был коротким, похожим на нечто среднее между длинным норманнским мечом и абордажным пиратским кортиком.

— Вечером недалеко отсюда рыскали волки финмаркского[2] воителя, — проскрежетал своим охрипшим голосом Скьольд Улафсон, начальник личной охраны короля, один из лучших его воинов.

— И ты решил дождаться того дня, когда они перестанут рыскать? — с грустной иронией поинтересовался Олаф.

— Хотелось бы дождаться и такого судного дня, очень хотелось бы…

Рослый, с непомерно широкими обвисающими плечами, начальник личной охраны стоял позади короля, как бы защищая его от холодного берегового ветра. Олафу не нужно было настороженно оглядываться, потому что знал: со спины его всегда прикрывает ярл[3] Улафсон. Огромный турнирный меч лежал на плече ярла, словно он только что вышел из сечи и теперь, стоя на возвышенности, поджидал новую волну врагов.

— Мне тоже, — мрачно признался король. После того как он потерял норвежский трон, Улафсон еще ни разу не видел на его лице хоть какие признаки просветления.

— Кстати, эти оборотни имеют обыкновение рыскать по ночам.

— Есть у них эта волчья привычка, есть, — устало признал король, — но стоит ли ей удивляться?

— Когда эта стая увеличится, она станет крайне опасной. Корабли — последнее, что у нас осталось и чем мы ни при каких условиях не можем рисковать, — яростно блеснул Улафсон красноватыми, навыкате, глазами. И короткая огненно-рыжая, окладистая борода его еще больше вздернулась, едва прикрывая при этом непомерно широкий волевой подбородок.

— Да, ярл, корабли — последнее, что у нас осталось, — угрюмо подтвердил Олаф.

В иной ситуации король мог бы истолковать слова знатнейшего из своих ярлов как намек и даже как грубый упрек ему, правителю, не сумевшему защитить не только свою страну, но и свой трон. Однако сейчас ему было не до толкований. Тем более что конунг был уверен: никакой неприязни к нему Улафсон не питает.

После гибели командира королевской дружины викингов Торстейна ярл Улафсон оставался единственным, кто по-настоящему способен был держать в узде многих своенравных ярлов. Свирепость Красноглазого, как чаще всего воины называли между собой Улафсона, могла быть сравнима разве что с его хитростью и коварством. А ярлы знали, что человек, соединявший в себе эти черты, да к тому же опирающийся на большой, знатный род, должен быть или предельно приближен к королю и наделен какой-то реальной властью, или же отправлен в Исландию, подальше от трона.

— Корабли — тоже воины, — напомнил Улафсон королю, — а значит, и умирать должны, как воины, и вместе с ними.

— Выполняя приказ своего короля, датчане стараются не браться за мечи без крайней на то необходимости. Причем ради собственной же безопасности. Мы тоже пока что должны избегать мелких стычек. Нужно собраться с силами, вооружиться и уж тогда вызывать их на решающую битву.

— Думаешь, что конунг русичей способен помочь нам войсками?

— Разве я что-нибудь говорил о походе к земле русичей? — резко отреагировал король, поскольку пытался превратить цель похода в свою последнюю монаршую тайну.

— Нет, не говорил. Но больше идти не к кому. Шведы к вой-не с датчанами пока не готовы, хотя по пути к земле русичей или к земле германцев нам не мешало бы погостить пару дней в Швеции.

По тому, как подбадривающе ярл смотрел на него, король понял, что тот откровенно провоцирует его на… откровенность, поэтому холодно ответил:

— К какой земле нам идти, я еще и сам не решил. Об этом поговорим уже на драккаре[4]. А пока что ты сейчас же подведешь все наши драккары к берегу, поскольку мы зря теряем время.

— Если так приказано королем… — едва заметно склонил голову Улафсон и тут же приблизился к краю плоского утеса, на котором они стояли.

Сняв шлем, ярл водрузил его на острие меча и помахал им. На кораблях знак тут же заметили и принялись поднимать паруса да налегать на весла.

По традиции викинги по-прежнему называли свои суда драккарами, на самом же деле теперь они уже мало напоминали те большие челны без палуб, кают и надпалубных надстроек, на которых обычно выходили в открытое море их предки.

— Сколько воинов пойдет с нами? — спросил конунг, наблюдая с высоты утеса, как у его подножия проходят к причалам последние груженные всевозможными припасами повозки, охраняемые отрядом Улафсона.

— Вся моя стая, все сто сорок воинов. К тому же по двадцать человек команды на каждом из судов уже есть.

Улафсон скосил огненные зрачки на конунга. Лицо тридцатипятилетнего короля викингов оставалось непроницаемым. Но как он все же осунулся! Как рано покрылась проседью его борода!

Ярл ждал, что король скажет: «Слишком мало». И тогда он напомнил бы бездомному конунгу, что это все, что осталось от его почти тысячной дружины после недавнего боя с воинами Кнуда. А еще напомнил бы, что правители норвежских общин, слишком поспешно признавшие королем чужеземца Кнуда, отказываются пополнять королевский отряд своими людьми. Они, видите ли, решили, что война кончена и что датский правитель является конунгом таких же викингов, как и они. А поскольку теперь он стал и их королем, воевать против датских викингов уже не имеет смысла.

Однако Олаф благоразумно промолчал, и Улафсон мстительно ухмыльнулся, резко, со скрежетом, поведя, словно жерновами, выступающей нижней челюстью. Если бы конунг назначил командиром своего войска его, а не Торстейна, все сложилось бы иначе. Во всяком случае, им не пришлось бы тайком уплывать теперь с остатками придворной дружины, спасаясь бегством. А еще — не нужно было бы молитвенно взывать к великодушию датского короля Кнуда, который только потому и не желает окончательно расправляться с Олафом, что намерен предстать перед норвежцами в роли собирателя скандинавских земель и народов, а не в роли их поработителя. Поэтому и делает вид, что не знает о приготовлениях их повергнутого короля.

Кнуд и в самом деле великодушно позволял им покинуть пределы Норвегии, отлично понимая, что это лучший способ избавиться от нескольких сотен опасных врагов, способных в любой момент поднять восстание против него; лучший способ хоть немного умиротворить завоеванную им землю воинственных норвежцев.

• 1/96
• Следующая