Жребий викинга - Сушинский Богдан Иванович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/96
• Следующая

И закончилось все тем, чем и должно было закончиться. Потеряв на Буге, у польских границ, почти все свое войско, в том числе и значительную часть норманнского полка, он уже не решился отступать к Киеву. Прекрасно понимая, что ворота града горожане могут перед ним просто-напросто не открыть, а то и прямо там, под городскими стенами, казнить. Чтобы избежать этого позора, он вернулся в Новгород, представая перед своими новгородцами, как великий грешник — перед судной толпой.

Но в том-то и дело, что князь-неудачник не нужен был теперь ни Киеву, ни Новгороду, об этом ему так прямо в лицо и говорили. А еще новгородцы опасались, что вслед за ним к стенам подойдут войска польского короля и Святополка Окаянного. Причем опасения эти были подкреплены известиями из Киева. Узнав о поражении и бегстве Ярослава, киевляне не только не организовали оборону города, но и встречали Святополка у ворот во главе с митрополитом Иоанном как своего освободителя и истинного великого князя.

Впрочем, Ярослав и сам понимал, что теперь Святополк не даст ему опомниться: соберет войско, позовет на помощь орду печенегов и отряды поляков и пойдет на Новгород, чтобы раз и навсегда пресечь соперничество за киевский престол. В общем, получалось так, что у Ярослава оставался только один выход: посадить на корабли небольшой отряд варягов и уходить за море, к тестю в Швецию. Морально князь уже готов был к этому исходу, но тут вдруг произошло нечто совершенно неожиданное: против его бегства решительно выступил посадник Константин Добрынич, который очень опасался, что после бегства князя на земле Новгородской начнется ожесточенная борьба за княжеский стол.

Человек храбрый и решительный, он самовольно собрал вече, поделился своими опасениями и добился именно такого решения, на которое рассчитывал: корабли княжеские порубить, князя из города не выпускать, отряд варягов не только не изгонять из города, но и собрать деньги для найма еще одного варяжского отряда![58]

Это сейчас князь признателен Добрыничу и мудрому решению вече, которое не позволило ему превратиться в изгнанника, просителя королевской милостыни по чужим землям. А тогда он чувствовал себя оскорбленным и униженным, как уличенный в неверности хозяину и в попытке к бегству раб. Тем более что на какое-то время горожане запретили ему выходить за пределы города и тщательно следили за тем, чтобы не вздумал тайно бежать из него.

— Пойми, князь: если уйдешь сейчас из Любеча вместе со своими варягами, — возвращал Ярослава к действительности сухой, жесткий голос огнищанина Кутылы, — то и Киев спасти не сумеешь, и Любеч погубить сподобишься.

— Меня уже ждут корабли, боярин, — со вздохом произнес Ярослав. — Как бы мы с тобой ни мудрили, а пора поднимать паруса. Причем делать это, еще до конца не решив, куда, в какую сторону плыть.

— Не торопись, князь. Корабли от тебя никуда не денутся: как стояли на Днепре под охраной, так и будут стоять.

— Кто ведает, долго ли они там простоят?

— Воины уберегут их и от захвата, и от огня, головами своими отвечают, — легкомысленно заверил его Кутыло.

«Знает ли этот боярин, что произошло несколько лет назад в Новгороде? — уже более спокойно подумал князь. — Помнит ли о том, как по приказу новгородского посадника горожане рубили корабли, чтобы не позволить своему князю бежать за море?»

А ведь сейчас путь его спасительный вроде бы пролегал туда же — в Швецию, только теперь он будет еще более дальним и унизительным. Но дело даже не в этом. Князь пока что действительно не решил, куда ему направлять стопы свои. Наверное, поэтому понадобилось еще какое-то время, прежде чем он смиренно признал:

— Ты прав, боярин, нужно еще несколько дней выждать.

Охрану кораблей князь все же приказал усилить. На корме большого княжеского судна «Архистратиг Михаил», построенного французскими мастерами совсем не по тем представлениям, по каким строили корабельщики-русичи, была увешанная коврами небольшая каюта-опочивальня князя. Ярославу она очень нравилась. Вообще в последнее время он все больше тянулся к судам; только там, на корабле, посреди реки, посреди моря, он чувствовал себя защищенным от всех превратностей княжеской судьбы. Возможно, это чувство потому и появилось, что он пока еще ни разу не пережил нападения на реке или море и не познал обреченности человека, оказавшегося на тонущем корабле между мечами пиратов и водной пучиной.

— Днепр князь Мстислав «в плен» не возьмет, — заверил его Кутыло, — и к пристани без тяжкого боя не прорвется. А пока будет прорываться, суда отойдут от нее. На борту каждого из них я разместил по десятке хороших лучников.

— Тогда — да, можно не опасаться, — все с той же странной кротостью согласился князь.

Он и в самом деле решил передохнуть, осмотреться, дождаться гонца из Киева. Только недавно ему сообщили, что к городу по двое, по трое прибиваются его воины, спасавшиеся от вездесущих кавказцев по окрестным лесам. И теперь уже не важно, кто из них дезертировал еще до битвы, а кто уцелел после гибели целых полков. Всех их Ярослав приказал собирать у городского храма, заново приводить к присяге на верность своему князю и отправлять на защиту крепостных валов.

Тем временем кротость князя уже стала смущать Кутыло. Он только сейчас осознал, сколь дерзким был в разговоре с князем и каковой была бы казнь его, если бы Ярослав призвал к себе стоявший за оградой поместья отряд варягов.

— До кораблей дело пусть дойдет только тогда, когда станет ясно, что Любеч не удержать, — объяснил он князю свое упрямство. — В крайнем случае, уйдем по подземному ходу, который ведет в сторону прибрежного леса.

— Прикажи проверить его, расчистить.

— Уже послал туда нескольких опытных воинов-землекопов. Часть из них так и останется под землей, у прибрежного выхода, для охраны. И потом, еще неизвестно, как поведет себя Мстислав и как его примут киевляне. Вспомни, как было с братом твоим Святополком. Пока ты в Новгороде войско собирал, он в Киеве своем успел с поляками, пришедшими с князем Болеславом, вражду затеять и выгнать, вытеснить их из града стольного. Когда же поляки ушли, киевляне поддерживать Святополка особо не стали, потому что нашествие польское не простили, — что ни говори, а поляки вели себя в Киеве хуже степняка-печенега. Вот тогда-то ты снова вернулся в Киев.

— Святополк, конечно, еще раз в Печенегию побежал, — дополнил его рассказ Ярослав, — чтобы кагана с ордой на Русь привести.

— Но за тобой, князь, уже вся сила русская была.

— А как побил его князь на Альте[59], в Святополка бесы вселились, совсем из ума выжил, — поддержал огнищанина самый зрелый по возрасту боярин-сын из древнего рода Добрыньего. — Говорят, будто так и побежал он, бесами ведомый, на край земли[60].

Уже со временем Ярослав узнал, что Святополком действительно овладела мания преследования. Вместе со своей немногочисленной личной охраной он бежал к Бресту, затем, давно никем не преследуемый, проскакал всю Польшу и погиб где-то на границе с Германией. «И бежал он, — извещал русичей летописец, — потому что напал на него бес и расслабил кости его, так что не мог он уже сидеть на коне, а потому несли его на носилках».

После обеда боярин Кутыло сам решил провести князя до его дворца. Но когда они выезжали из двора, у ворот уже собралась толпа любечан, которые ждали решения Ярослава.

— Князь остается в Любече! — потрясая в воздухе мечом, прокричал Кутыло, который выехал первым. Боярин знал, какого именно известия ждут горожане. — Он остается, чтобы отстоять наш город!

— Князь остается! — словно вздох облегчения пронесся по толпе. — Он в Любече! Слава князю!

— Да, войска у него теперь не много, но этот князь не силой берет, но мудростью, потому что мудр есть!

• Предыдущая
• 38/96
• Следующая