Жребий викинга - Сушинский Богдан Иванович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/96
- Следующая
— Согласен, повелитель: впредь мы тоже будем использовать кавказцев для авангардных стычек и бокового прикрытия, — уловил ход его мыслей воевода, который и сам уже успел побывать когда-то и легионером, и гладиатором. — Но командиры тысяч хотят знать, что мы станем делать дальше: войско получит отдых или сегодня же двинется по следам Ярослава?
— Идти нужно, вот только куда? — задумчиво произнес Мстислав, наблюдая за тем, как санитары уносят с поля боя раненого в грудь норманна.
— Разведка донесла, что Ярослав ушел не в сторону Киева, а в сторону Любеча. Значит, после отдыха, скорее всего, двинется в сторону Новгорода.
— Вот видишь, — молвил Мстислав, как бы оправдывая свою нерешительность. — Мы пока еще не знаем, куда он с остатками своего войска двинется после Любеча.
— Но ведь победитель ты, князь! Куда ты прикажешь — туда и пойдем. Войска противника перед нами уже нет.
— Я еще не победитель, — покачал головой Мстислав, направляя коня к холму, на котором еще недавно стоял со своей свитой великий князь Ярослав. — Я всего лишь полководец, выигравший одну, причем не главную, битву.
— И все же, что нам мешает идти прямо на Киев?
— Многое. Неужели не понятно, что с таким войском, как у меня, под стены Киева не приходят?
— Тогда надо срочно направить гонцов к другим князьям. Привести еще несколько полков черниговцев. Русь должна знать о твоей победе над врагом, да к тому же…
— Над братом, — мрачно прервал его пылкую речь Мстислав. — Не над врагом, а над братом.
— Что?! — не сразу понял его Визарий.
— Только что я разбил войско своего родного брата, который по праву, отцом нашим ему завещанному, правил в стольном граде всей Руси. Не печенегов, не черных клобуков или заволжских степняков, не венгров или германцев разбил я здесь, а своих, русичей, братом родным ведомых, — вот что произошло на этом поле прошлой ночью.
Понимая, сколь несвоевременным оказался его совет, воевода умолк. Он проследил, как Мстислав медленно поднимается на вершину, однако сам остался в небольшой ложбинке на склоне ее, движением руки остановив рядом с собой легионеров — телохранителей князя: пусть побудет в одиночестве. Визарий догадывался, что даже победителю время от времени нужно побыть наедине с самим собой. Особенно в такие вот минуты, когда у твоего подножия лежат тысячи воинов-соплеменников, погубленных твоими «родственными распрями».
— Что произошло, то произошло, — попытался утешить своего князя воевода Визарий. — Не ты первый на Руси мечом добываешь себе престол киевский, не ты последний. Но кто-то же должен завоевать все русские земли, сколько их ни есть.
— Я ведь не завоевателем сюда пришел, Визарий, а спасителем.
— Чтобы на русских землях наконец-то воцарились мир и спокойствие, их сначала нужно силой меча покорить, а затем уже силой законов империи навсегда подчинить единому правителю. Разве не так создавались когда-то Римская империя, империи персов и Александра Македонского? Или современная польская держава?
— Я никогда не думал о такой державе, — честно признался Мстислав. — Так уж повелось, что на Руси у каждого князя — своя вотчина, свое войско и свои законы.
— Не поэтому ли ваши князья чаще воюют между собой, нежели с теми врагами, которые нависают над вашими внешними границами?
— Считаешь, что всех их мы сумеем объединить? — удивленно спросил князь.
— Не сразу. Помнишь, князь, я говорил тебе о византийском картографе, который путешествовал по вашим княжествам вместе с купцами, а также изучал карты других путешественников. Так вот, одну из копий его карты я захватил с собой.
— Ты мне уже как-то показывал этот чертеж, — скептически напомнил эллину Мстислав.
— Тогда ты не смог оценить его, потому что в нем не было потребности. К тому же карту нужно научиться читать, она этого стоит. За такую карту, как у нас, любой древний полководец отдал бы половину своего состояния. И теперь она послужит тебе, великий князь Мстислав.
— Пока еще не «великий». До тех пор, пока не сумел подчинить себе Киев, — не «великий»!
— Мир знает множество правителей, которые даже не догадывались о существовании Киева, тем не менее становились великими, — решительно парировал Визарий. — Мой учитель-философ как-то сказал: «Великим становится тот правитель, который сумеет увидеть себя… великим и который ставит перед собой великие цели».
34
Спустя какое-то время они сидели в просторной палатке князя, посреди которой, на столике, была развернута карта Руси и Великой степи, раскинувшейся между Днепром, Волгой и Доном.
— Взгляни, князь: земли Черниговского, Новгород-Северского и Переяславского княжеств расположены на левом берегу Днепра. Путь к землям княжества Тмутараканского тоже пролегает по левобережью, пересекая очень опасные для нас степи Дешти-Кыпчак, которые зовутся у вас Половецкой землей, — водил по пергаменту острием кинжала Визарий. — Стоит тебе разгромить или превратить в своих союзников несколько половецких родов да построить несколько надежных крепостей, чтобы взять путь от Чернигова до понтийских берегов под свой контроль, — и ты, не ввязываясь в братоубийственную войну с Киевским, Волынским и прочими правобережными княжествами, станешь правителем огромной империи, — резко очертил он на карте большой овал. — Причем на восток от тебя будет пролегать столько земель, сколько ты способен будешь охватить своими гарнизонами и данью.
— А Киев, Овруч, Луцк и Галич до поры будут оставаться моими союзниками, — кивал Мстислав, жадно впиваясь взглядом в преподносимые ему пергаментом картографа пространства.
— До той поры, пока не опустят перед тобой свои стяги. Потому что своей мощью ты постоянно будешь нависать над правобережьем и зорко следить за всем, что там происходит. Твоя сила будет заключаться в том, что правобережная Русь окажется расчлененной амбициями нескольких князей, в то время как твоя все время будет пребывать под рукой одного правителя.
Откинувшись на спинку грубо сработанного походного кресла, князь словно бы впал в забытье. Карта византийца настолько впечатлила его, что теперь он уже способен был мысленно возрождать ее в своей памяти.
— Кажется, ты разбудил во мне имперское величие, эллин.
— Византия готова приветствовать появление твоей империи, готова стать ее патроном и видеть ее правителей своими преданными союзниками. Как и союзниками понтийских эллинов, чьи крепости-полисы разбросаны по всему северному побережью Понта Эвксинского. Не так уж и много найдется врагов, которые решатся выступить против двух таких империй и союза понтийских эллинов.
— Значит, ты специально подослан ко мне из Константинополя?
Визарий не ответил, хотя краем глаза следил за выражением лица князя. Мстислав вынужден был повторить свой вопрос, однако на сей раз он прозвучал еще более миролюбиво и почти доверительно.
После всего того, что он услышал от своего полководца, его признание уже не способно было изменить отношение к нему. Если только грек осмелится сказать ему правду.
— Когда при дворе императора Византии узнали о моем намерении перейти к тебе на службу вместе с отрядом эллинов и римлян, там поначалу восприняли это как предательство и даже намеревались предать меня суду. Знаешь, нам, понтийским грекам, в столице империи не очень-то доверяют.
— Наслышан об этом.
— Но затем при дворе решили, что я могу стать представителем императора в твоем, а со временем и в Киевском княжестве, его послом. Как, впрочем, и твоим, князь, представителем в Константинополе. Вот тогда-то первый министр приказал надлежащим образом одеть, и вооружить мой отряд, и даже на несколько десятков мечей увеличить его. Переброска моего легиона через море тоже была оплачена из имперской казны. Как видишь, мои легионеры служат тебе преданно и храбро, на меня ты тоже всегда можешь положиться.
Выслушав все это, князь растерянно улыбнулся и столь же растерянно покачал головой. То, что он только что услышал, превосходило все его самые смелые предположения, однако в гнев его не повергло.
- Предыдущая
- 40/96
- Следующая