Максим Перепелица - Стаднюк Иван Фотиевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/46
• Следующая

Стиснул я зубы и молчу. А ругать Василия страсть как хочется! Ведь там, за пригорком, сержант Ребров из себя выходит. Наверное, скоро сам поползет речку разведы­вать…

– Держись крепче! – со злом говорю Ежикозу.

Чувствую, как ноги мои рвут сплетения корней осоки и вместе с кочками все глубже уходят в болото. Чем силь­нее тяну, тем больше меня засасывает. Но зато Ежиков вот-вот выскользнет из трясины. Еще рывок, и Василий свободен. Точно тюлень на льдине, лежит он на моховом покрывале, под которым трясина прячется. Лежит и по сторонам оглядывается, боится, как бы опять не про­валиться.

– Ползи на меня! – командую ему.

Подполз он и ахнул, когда разглядел, что я по пояс увяз. Кинул Ежиков взгляд в одно, другое место – ищет, где бы ему укрепиться, чтоб теперь мне помочь. Но время не терпит.

– Ползи к отделению, – говорю я ему. – Сержант давно тебя дожидается.

– А ты? – спрашивает с удивлением он.

– А я посижу, пока все наши не подоспеют сюда. Будут форсировать речку, заодно и Максима из болота выдернут. Только отделение пусть держит направление на кривую березку. Там почва крепкая.

Пришлось Ежикову подчиниться. Ведь лучшего ничего не придумаешь.

Занятия закончились: речушка форсирована, высота «Круглая» взята. Разбор действий взвода командир пере­нес на послеобеденное время. Кажется мне, что не совсем понравилось ему, как вели мы бой в глубине обороны «противника». Очень вперед все рвались. А одна огневая точка, встретившаяся на пути нашего отделения, по-на­стоящему не была блокирована. Бухнули в ее амбразуру гранату и пошли дальше. Но, может, и одной гранаты для нее достаточно? Хотя нет. Перед концом занятий ожила эта точка и с тыла ударила по отделению. Не зря старший лейтенант Куприянов так брови хмурил. Значит, после обе­денного перерыва атаковать высоту будем заново. Тогда и разбор занятий состоится.

Но, несмотря ни на что, в расположение части шли мы с песнями. Пели, как всегда, с задором. А солдатам задора у соседа занимать не приходится. Тем более что обед впе­реди. И всякому известно, что отсутствием аппетита солдат не страдает. Еще бы! Поползаешь в поле целый день (а там форточки открывать не нужно, воздуха хватает), пере­пашешь малой саперной лопатой добрую сотку земли (если меньше, то не намного), и никаких тебе капель для аппетита не нужно. К тому же обед какой! Ей-ей, такой наваристый, вкусный борщ, какой готовит наш повар Тихон Васильевич Сухомокрый, умеет готовить, может, еще только одна моя мать. А жирный какой! Если ты не­ряха и капнешь им на гимнастерку, вовек пятна не выведешь.

Но таких котлет с соусом, с гречневой кашей и мать моя не приготовит. Оно и понятно. Мать моя курсов по поварской части не проходила. А Тихон Сухомокрый, прежде чем заложить в котел продукты, в книгу смотрит да с врачом совет держит. По-научному обед варит. Когда был я в наряде на кухне, своими глазами видел это.

Но дело не только в обеде. Вообще у солдат настрое­ние бодрое. Очень занятия всем понравились. Настоящий был бой, захватывающий. Наступаешь на «противника» и не знаешь, что подстерегает тебя впереди. Каждая неожи­данность требует от солдата ловкости, сноровки, умения пользоваться оружием. А кому не интересно испытать свою находчивость, сообразительность?..

Запевала наш затягивает песню. Весь взвод подхваты­вает ее. Я пою и в то же время кошу глаза в сторону Васи­лия Ежикова. Как-то чувствует он себя? Вижу, не отстает от всех, поет с азартом. Но Перепелицу не проведешь – притворяется Василий. Кисло ему небось, что перед Мак­симом оконфузился, в болоте искупался. Теперь наверняка все наоборот повернет. Ведь не его, а меня товарищи вы­таскивали из болота…

Вечером в комнате политпросветработы нашей роты вывесили очередной номер стенгазеты. Мне даже и под­ходить к ней не хотелось. Еще утром просмотрел все за­метки. И тут слышу, кто-то из солдат выкрикнул:

– Про Перепелицу опять пишут. Везет же человеку!

Меня точно кто в спину кулаками двинул. Подлетел я к товарищам, протолкался к стенгазете, а у самого, чувст­вую, глаза потемнели от недовольства. «Чем, думаю, я еще провинился?»

Протиснулся к стенгазете, нашел заметку, в которой обо мне говорилось, и первым долгом на подпись гляжу:

«Рядовой В. Ежиков». Опять он!..

Читаю:

«Сегодня на тактике выполнял я задание командира: разведывал брод. И когда после разведки возвращался с докладом, допустил оплошность – не сумел найти дорогу через болото и попал в трясину. И если бы не рядовой Пе­репелица, наше отделение не форсировало бы речку в на­значенное время…»

Дальше рассказывались все подробности о наход­чивости Максима Перепелицы, о взаимной выручке солдат.

А над заметкой красными буквами выведен заголовок: «Спасибо, товарищ!»

С дружком моим Степаном Левадой последнее время что-то неладное творится.

Проснулся я однажды ночью и случайно на кровать Степана глянул. Точно кипятком меня ошпарило. Вижу, под одеялом у Степана огонь. Соскочил я на пол – и к нему. А огня как не бывало, исчез. Степан же спит и сладко посапывает.

Утром рассказываю Леваде, какое чудо приключилось ночью, а он смеется:

– Спросонку и не такое может показаться.

Вроде я поверил Леваде, а на душе все-таки сомнение. Решил присмотреть за Степаном – друг ведь он мне!

Улегся я в следующую ночь на правый бок, чтобы в любую минуту можно было посмотреть на кровать Левады. Но солдату не так легко проснуться без команды, ежели он полдня в поле по-пластунски ползал.

Только перед самым подъемом меня словно кто-то под бок толкнул. Приоткрыл глаза и вижу – тянется ниточка света из-под одеяла, которым с головой накрылся Степан. С минуту я смотрел на эту ниточку, не знал, что мне делать. Вдруг в казарме зажглись плафоны, и дежурный закричал:

– Подъ-е-е-м!

Известно – по этой команде солдата точно сквозняком сдувает с кровати. Вскочил и я, позабыв на миг о таинст­венном огне… А когда спохватился, Степан как ни в чем не бывало надевал гимнастерку.

Я внимательно осмотрел кровать Левады, но ничего подозрительного не заметил. Точно невзначай столкнул с места подушку – не запрятал ли он под ней электриче­ский фонарь? Нет ничего. Что за напасть? Не превратился же Степан в светлячка!

И решил я насесть на друга и узнать от него, что за фокусы по ночам он выкидывает.

Но поговорить со Степаном не удалось: крепко осерчал я на него.

А дело было так. В перерыве между строевыми занятиями подошли мы с Левадой к ларьку военторга папирос купить. И видим у ларька Зину Звонареву, библиотекаршу нашу. Укладывает она в свою сумочку покупки. Это та самая Зина, которой в Женский день солдаты нашей роты такой букет цветов подарили, что пришлось обе половины двери в библиотеке открывать. Славная она девушка, по­нимающая. Узнает, какая солдатам книга понравилась, громкую читку устроит. Охотников до хороших книг у нас много! Сидим мы и не дышим – слушаем звонкий голосок Зины. А она такая симпатичная, прямо беда – глаз не оторвешь. Волосы под косынкой как спелое жито, а очи точно васильки – синие, синие.

Даже знаменитый наш молчун Степан Левада и тот как зайдет в библиотеку, вроде его кто подменяет, – от­куда только слова у хлопца берутся! И все о книгах да о писателях. Чудо, а не Степан. Академиком скоро станет. Слушает Зина и глаз с него не сводит. Вот до чего ж прият­ная дивчина! На всех у нее внимания хватает. Но кажется мне, что с Левадой она дружит крепче, чем с другими. Даже из городской библиотеки книги ему приносит, вроде в полковой книг для него мало.

Вот с этой самой Зиной Звонаревой встретились мы у ларька военторговского.

Степан поздоровался как старый знакомый и поднялся на ступеньку ларька, почтовую бумагу начал рассматри­вать. Ему этого материала много требуется на письма Василинке. Ну, а я поближе к Зине: «Как, мол, живете да что нового?» Она так охотно отвечает, вроде ей очень приятно со мной беседовать.

• Предыдущая
• 16/46
• Следующая