Война - Стаднюк Иван Фотиевич - Страница 218
- Предыдущая
- 218/256
- Следующая
«А что Павлов?!»
«Ругает себя… Признает, что виноват в неподготовленности войск округа, в потерях авиации на приграничных аэродромах, в потере штабом округа связи с армиями… Но категорически отрицает предательство».
«А у вас есть основания задавать Павлову такие вопросы?»
Михеев кинул озадаченный взгляд на отвернувшегося Мехлиса, затем на Бегму и после паузы ответил:
«Мы обязаны всесторонне ставить вопросы…»
Мехлис, предупреждающе подняв руку и требовательно посмотрев на Михеева, заставил его умолкнуть, а сам продолжил, вкладывая в слова всю свою убежденность:
«Мы ведь должны подумать и о том, как объяснить нашему народу и всему миру, почему Красная Армия отступает…»
Мехлиса бесцеремонно перебил Ворошилов:
«На каком основании вы делаете Павлова фашистом?! И в чем, по-вашему, Павлов не будет запираться?!»
«Павлов часто впадает в невменяемость, – бесстрастно сказал Михеев, повернувшись к Ворошилову. – В такие минуты он может подписать любое обвинение…»
Наступила недобрая тишина. Мехлис даже потемнел лицом от негодования, что его не могут понять в таких, с его точки зрения, элементарных вопросах.
В это время из Ставки позвонил Сталин. По охрипшему голосу Тимошенко, по его сдержанным интонациям он, видимо, понял, что маршал крайне взволнован.
«Докладывайте, что там еще стряслось?» – донесся по проводам встревоженный голос Сталина.
«Мехлис подозревает, что Павлов и бывшие руководители его штаба – предатели, имели сговор с немцами! – запальчиво сказал в телефонную трубку Тимошенко. – Я считаю, что это вздор, а Мехлис требует от следователей добиваться у арестованных признания!»
Телефонная трубка какое-то время молчала, и в эти мгновения в мыслях Тимошенко – горячий вихрь: неужели Мехлис делает то, что приказал ему Сталин?..
В трубке послышался вздох, затем глухое покашливание, и Сталин спокойно попросил передать Мехлису, что он неплохой практик, а политик недальновидный… Нельзя, мол, наши общие ошибки, наши просчеты и нашу беду, что не хватило у нас времени, сваливать на военных… Пусть военные отвечают за свои ошибки, которых у них немало. А насчет предательства, Сталин возвысил голос, передайте Мехлису, что Гитлер ему скажет огромное спасибо за такую мысль. После паузы Сталин добавил, что Гитлер с нетерпением ждет не дождется каких-нибудь фактов, чтобы оповестить мир о том, будто в СССР поднимается его агентура – «пятая колонна»… Это, мол, был бы лучший клин между нами и нашими союзниками в борьбе с гитлеризмом…
На второй день новая стычка с Мехлисом.
…У Тимошенко тоска и усталость на дне души. Все в нем было напряжено, как готовая лопнуть струна. Постоянное ожидание обнадеживающих вестей как следствие его решений, а вместо них навал дурных, трагических. Поспешная выработка новых серьезных решений, поиск контрмер и, прежде чем дать им силу приказа, необходимость выверять их в Генеральном штабе, а также доказательно обосновывать перед Верховным. А время не ждало. И в одну из минут, когда Тимошенко, зная, что осуществление каждого оперативного замысла может иметь различные вариации, остановился на наиболее, с его точки зрения, приемлемой, Мехлис вдруг предложил свой вариант и начал его упорно отстаивать, но без убедительных мотивировок.
Верно: Тимошенко не очень тактично оборвал Мехлиса, грубовато напомнив ему, что стратегия и оперативное искусство – не детская игра в солдатики. Мехлис же не менее запальчиво ответил, что политический деятель коммунистического завтра не дитя малое и тоже обязан кое-что смыслить в военном деле… Тимошенко не нашел в себе сил спорить дальше и, к удивлению Маландина, Лестева и Мехлиса, покинул кабинет. Спустился на первый этаж, где размещался узел связи (это было еще в Гнездове), зашел в комнату генерала Псурцева и попросил его связаться по ВЧ со Сталиным. Крайне озадаченный, Псурцев был свидетелем нервного доклада маршала Тимошенко Сталину о том, что он не может дальше работать с Мехлисом, который без знания дела вмешивается в оперативные вопросы, тормозит их решение да еще доказывает, что как политический руководитель коммунистического завтра тоже смыслит в военном деле. Мембрана в трубке хорошо резонировала, и Псурцеву было слышно, как Сталин, выслушав маршала, протяжно и, кажется, с веселым удивлением произнес:
«Да-а, нашла коса на камень. – Потом, вздохнув, не без иронии попросил напомнить Мехлису, что в коммунизм поодиночке не ходят, что для этого должно созреть все общество в целом. – Как арбуз!..»
Помолчав, Сталин вдруг тихо засмеялся и сказал:
«Вы с Мехлисом лучше бы немцев грызли, а не друг друга…»
«Товарищ Сталин, я привык работать с политическими руководителями в согласии, – с отчаянием в голосе произнес Тимошенко. – Да и нет у меня времени для дискуссий с Мехлисом!..»
«Это вы верно сказали, товарищ Тимошенко, – вдруг строго перебил маршала Сталин. – Насчет согласия… Мужество создает победителей, согласие – непобедимых… Хорошо, мы еще подумаем».
Маршал Тимошенко понял, что убедил Сталина.
Будучи добрым человеком, он вернулся в кабинет с чувством виноватости перед членом Военного совета. И это ввело Мехлиса в заблуждение. Не без иронии армейский комиссар первого ранга заметил:
«Товарищ Сталин не любит, чтоб ему навязывали новые точки зрения на того или иного партийно-политического деятеля, которого он хорошо знает».
Семен Константинович вновь взорвался, хотя говорил сдержанно:
«Я ничего товарищу Сталину не навязывал, а просто доложил, что у нас на Западном фронте завелся «кабинетный стратег», который охотно критикует проведенную, особенно неудавшуюся, операцию, ничего не смысля в оперативном искусстве… Воображаемыми армиями, товарищ Мехлис, руководить легче, чем реальными; воображение и знание – вещи разные…»
Это были последние слова, сказанные маршалом Тимошенко Мехлису. Потом он поехал на командный пункт 20-й армии, а когда возвратился, узнал, что Мехлиса отозвали в Москву.
И вот теперь Булганин – уравновешенный, спокойный…
Требовательно зазвонил телефонный аппарат ВЧ прямой связи со Ставкой.
- Предыдущая
- 218/256
- Следующая
