Дельфиний мыс - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/32
• Следующая

— Да мы знакомы… Сколько раз виделись… Одя. — И Миша сразу догадался, при чем тут Одиссей. — Да это и ни к чему…

— Нет, «к чему», — проговорил Федор Михайлович. — Раз тебе дали такое имя, должен хоть немного оправдывать его. Разве можно представить Одиссея робким и боязливым, без чувства собственного достоинства?

— Нет, — ответил мальчишка и вздохнул и потом, видно чтобы скрыть неловкость, спросил: — А кто такие лестригоны?

— Ни разу «Одиссею» не читал?

— Что вы!.. — сказал мальчишка и сильно покраснел. — Два раза…

— Значит, должен помнить мифических кровожадных людоедов, живших когда-то на этих берегах. Они-то погубили одиннадцать кораблей из флотилии твоего тезки и живьем слопали его спутников, и, не спасись он на двенадцатом, никогда б не увидал своей Итаки.

Круглые щеки мальчишки радостно порозовели.

— А твоя Итака далеко отсюда? — спросил Федор Михайлович.

— Не особенно… Москва.

«Значит, и правда пробовал читать», — подумал Миша.

— Твой тезка у Гомера быстроногий и хитроумный и такой сильный, что никто не мог натянуть тетиву его боевого лука, чтобы отправить стрелу в цель… А кто придумал громадного деревянного коня, который помог грекам взять неприступную Трою? А кто победил одноглазого великана Полифема в его пещере? А кто велел своим спутникам привязать себя к мачте, чтобы не поддаться волшебному пению хищных сирен, чей остров был усеян костями и черепами их жертв?.. Всем бы нам неплохо быть хоть немножко похожими на твоего тезку.

И здесь учитель перевел взгляд на Мишу.

— Так вот, эта амфора здесь благодаря Одику… Вы нашли замечательный экземпляр — это амфора для вина, и она очень хорошо сохранилась, даже клеймо мастера отчетливо видно. Посмотри…

И Миша увидел глубоко вырезанные в обожженной глине характерные для греческого языка буквы, похожие на русские.

— А вы знаете, что нам сказали в музее?

— Знаю, — ответил учитель. — Даже знаю, что один твой приятель сидит уже в тюрьме.

У Миши точно какой-то тяжелый предмет повернулся в душе и стал резать ее острыми краями.

— Кто?

— Илья.

— В какой тюрьме? За что? — Миша был вне себя.

— Пока что в частной… А ты что ж ходишь на воле? Или не участвовал в боевой операции?

— Значит, они таки напали на Краба?

— Да, — быстро заговорил толстый мальчишка с доблестным древнегреческим именем. — Сегодня ночью, когда все спали. И одного из них поймали. Я сразу не знал, что это ваши ребята, а потом услышал из сарая знакомый голос и узнал Ильку, и он… Он даже просил меня… — Одик вдруг осекся.

— Чего просил? — в упор спросил Миша, и пухлое лицо мальчишки залилось краской и стало по форме и цвету похоже на спелый гранат.

— Чтобы я открыл ему дверь, — не очень-то героично промямлил этот щекастый Одиссей.

— Ну, а ты что? — Миша не спускал с него глаз.

Одик поглядел на кучку журналов в сторонке и сказал:

— В окно все время смотрел Карпов…

— Это дело Катрана! — выдохнул Миша. — Сколько я раз говорил ему: ты напортишь всем, добьешься того, что нас будут называть шайкой хулиганов… — Миша стал ходить вокруг учителя.

Он подумал вдруг, что его слова, наверно, больно ранят Федора Михайловича, потому что год назад он сильно вступился за Катрана, когда того хотели изгнать из школы. Директору позвонили из отделения милиции, где сидел Жорка, задержанный за драку у кинотеатра: он до крови исколотил какого-то мальчишку, продавшего ему перед сеансом старый билет с переправленной датой.

— А кто еще с ним участвовал в налете? — спросил Миша.

— Не видел, — сказал Одик. — Это было ночью, и все мы спали.

— Что ж теперь делать, Федор Михайлович? — спросил Миша. — Как вырвать его из клешней Краба?

— Не знаю. — Учитель развел руками. — Он не отдает того, что попало к нему в руки. И всегда действует на законном основании. Уж что-что, а законы он знает назубок.

Вдруг Одик издал какой-то странный звук.

Миша посмотрел на него и неожиданно для себя заметил в его круглом, добродушно-простоватом лице что-то иное: острое внимание, догадку, переходящую в изумление.

— Мы выгоним его из нашей группы, — твердо сказал Миша.

— Кого? — спросил Федор Михайлович. — Илью? Или Жору?

Миша вдруг помрачнел: в самом деле, ведь виноват здесь, скорее, Катран.

— Слушай, — сказал вдруг Миша Одику, — будь другом, сбегай туда, поищи ручку от амфоры.

Одик вскочил с места. Когда он скрылся, Миша спросил:

— Он может на них подать в суд? Могут Ильке что-нибудь пришить?

— При желании — да, но не думаю. Карпов осторожен и не хочет озлоблять против себя народ — обжигался уже! Он, конечно, догадывается, что главный в этом налете Жорка, что он мстит ему…

— Не может примириться, что его сестра стала такой!..

— Возможно. — Федор Михайлович стал связывать бечевкой стопку книг. Я был у нее классным руководителем и знал, что она самолюбива, красива и это и тогда уже было видно — ищет уютное местечко под солнцем. И нашла.

Миша присел на корточки, поморщил лоб, помолчал.

— Что это вы делаете? — спросил он, оглядывая книги и журналы.

— Хочу избавиться от ненужного.

— Негде хранить?

— Абсолютно. Моя Ася просто подняла мятеж. На грани захвата власти. А я пасую: и правда, негде повернуться из-за них… Сколько я, оказывается, покупал ерунды!

В это время раздался частый топот ног и появился Одик. В руках у него была глиняная ручка — как быстро отыскал!

— Спасибо, — сказал Миша, — еще раз приклеим… А эту амфору, Федор Михайлович, мы решили подарить вам.

— Ну что вы! Зачем же… У меня в квартире — амфора? Ни к чему. Понимаю, там, за границей, они нынче входят в моду; те, чьи карманы отвисают от излишка денег, обставляются ими, как у нас когда-то обставлялись слониками. Какой шик! И цены на амфоры лезут вверх. Подводные браконьеры, конечно, не зевают. Пишут, даже охотники за кораллами срочно переквалифицировались: охотятся за амфорами. Где-то я читал, что на юге Франции, у мыса Таят, обнаружили целое «месторождение» амфор; чтобы их не разграбили, весь участок оградили противолодочными сетями — военно-морской флот выделил. Так что вы думаете? Браконьеры прорезали эту сеть из толстых стальных колец специальными щипцами с небольшими зарядами на конце и похитили знаете сколько амфор!

— Сколько? — спросил Одик.

— Штук семьсот и даже, кажется, больше… А почему? Хорошо платят…

— Ого! — вырвалось у Одика.

— А что касается вас… Это прекрасная находка! Я не специалист по амфорам, но, возможно, ученым она сможет многое рассказать.

— Даже в таком виде? — спросил Миша.

— А ты думаешь, Венера Милосская много бы выиграла, будь у нее руки? Или Зевс с Аполлоном и Афиной на фризах Парфенона не стали для мира тем, что они есть, хотя дошли до нас не в идеальной сохранности?

— Да и Ника Самофракийская прекрасно обходится без головы, — с улыбкой сказал Миша и вдруг заметил, что Одик опять с каким-то странным выражением — пристально, слегка недоуменно — смотрит то на Федора Михайловича, то на него.

— Ну конечно! — продолжал свою мысль учитель. — И не нужно гадать, какая у нее была голова. Великое произведение искусства можно определить и по одной уцелевшей руке и даже по одной странице.

Лицо у Одика оставалось очень напряженным.

Миша стал копаться в горке книг.

— И от этой избавляетесь? — Он взял тяжелый том в ледериновом переплете.

— Конечно.

— Этот роман я читал, по-моему, он ничего…

— Нет, Миша, в том-то и дело, что он очень плох, все в нем вздор и вранье.

— Федор Михайлович, — робко попросил Миша, — может, тогда дадите его мне?..

— Зачем он тебе?

Миша промолчал.

— Не трать напрасно времени, выбери что-нибудь получше… Что толку от лжи? Она ведь только калечит душу.

• Предыдущая
• 24/32
• Следующая