Александра (СИ) - Туманова Анна - Страница 33

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая

— Простите, но я не могу… пока, — прошептала Александра.

Она, действительно, не могла разрушить эту дистанцию, сознательно отстраняясь от полного растворения в своем… а кто он ей? Любовник? Хозяин? Любимый?

Саша упорно держалась за ненужную формальность, не позволяя себе забыться. Нет. Нельзя. Нельзя привыкать, нельзя верить. Пусть ненасытное тело поверило — хозяин приручил его, и оно отзывается на малейшую ласку острым наслаждением, но холодный рассудок шепчет — не верь, потом будет больно.

Саша медленно встала с постели, накинула легкий пеньюар и пошла в ванную. Оборский, не отрываясь, наблюдал за ней. За последние месяцы Александра немного поправилась, груди налились приятной полнотой, бедра чуть раздались и гордо поддерживали выступающий животик, в котором росли его дети. При мысли о наследниках, Глеб скупо улыбнулся. До родов оставалось совсем немного времени, скоро малыши появятся на свет. Они уже и сейчас проявляют активность, вовсю пинаясь и толкаясь изнутри. Глеб удивлялся, как Саша умудряется спокойно спать и не реагировать на всю эту возню. Но его пара, наконец-то, стала чувствовать себя хорошо, у нее нормализовался сон, появился аппетит, и, самое главное, зажила его метка. Остался едва заметный след на шее, который был виден, только если тщательно присмотреться. Александра окрепла, поздоровела, на щеках играл румянец, глаза блестели. Оборский готов был смотреть на нее часами. Правда, не всегда удавалось подолгу находиться рядом с Сашей, все-таки, дела клана требовали его внимания, но каждую свободную минуту он проводил вместе с ней, и спали они теперь в одной постели. Это было настоящим чудом — засыпать, сжимая в объятиях свою девочку, наслаждаться ее теплом и ароматом, ощущать под руками биение жизни своих детей… А наблюдать, как Саша просыпается? Мягкая, нежная, такая домашняя и уютная…

Александра вышла из ванной и открыла шкаф. Он был забит новыми вещами до отказа. Оборский постоянно что-то покупал — красивые легкие платья для беременных, туники, брюки, домашние костюмы. Кучу каких-то невероятных маечек, сорочек, пижамок, белья… А еще — невероятно красивые вечерние наряды.

По мере увеличения Сашиных объемов, Глеб привозил все новые и новые дорогущие вещи.

Девушка поначалу сердилась, доказывала, что ей ничего не нужно, что она сама в состоянии купить себе одежду, но Оборский быстро пресекал подобные настроения, попросту закрывая ей рот поцелуем, и твердо говорил — «у тебя должно быть все самое лучшее, и не спорь со мной». Одним словом — альфа…

Медленно, исподволь, оборотень приручал свою пару, стремясь к тому, чтобы она забыла прошлое, отринула все сомнения. И только об одном боялся говорить — о своей любви. Глебу казалось, что еще рано, что слишком мало времени прошло после той ночи, что девушка должна сама убедиться в том, что он не причинит ей вреда… А уж потом… Потом он сумеет найти нужные слова, добьется ее любви и признания, и их жизнь наконец-то выровняется. Сейчас, они словно ходят по лезвию ножа — одно неосторожное слово, и Александра закрывается в своей раковине, окидывая его недоверчивым взглядом васильковых глаз. Непонятное выражение, проскальзывающее в их глубине, заставляло Глеба нервничать и держаться настороже.

Прошедшие месяцы напоминали хождение по минному полю. Как сложно было приручить Сашу, изгнать страх из ее души, заставить ее хоть немного расслабиться. Ночи, которые они проводили вместе, ненадолго сближали их, но дни… Слишком много усилий пришлось прилагать оборотню, чтобы добиться хотя бы нормального общения с девушкой. Нет-нет, да и мелькал ужас воспоминаний в глубине ее глаз. В такие моменты, Глебу хотелось взвыть от безнадежности — не забыла. Не простила. Все помнит. Лишь в последние недели, когда физическое состояние Александры, наконец-то, пришло в норму, девушка стала спокойнее относиться к присутствию рядом Оборского. Глеб часто замечал на себе ее задумчивые взгляды, ощущал спокойствие, поселившееся у нее внутри, и тихо радовался наступившим переменам.

…А Саша привыкла к жизни среди волков. Правда, они никогда при ней не обсуждали свои дела, и уж, тем более, ни разу она не видела их во втором облике, но сам уклад жизни усадьбы, четкая иерархия, строй и порядок их существования стали ей близки. Она незаметно прониклась духом старого дома, привыкла к его правилам и уже спокойно выходила к ужину в вечернем платье и с уложенными волосами… Понемногу, исподволь, она присматривалась к Глебу и понимала, что его прошлое таит много загадок. Иногда, лежа без сна рядом с мужчиной, девушка размышляла о своем… хозяине. Саше очень хотелось узнать, как он жил, где родился и вырос, кто были его родители и где они сейчас…

Разумеется, она не осмеливалась задать все эти вопросы вслух, но думать об этом не прекращала.

Жизнь в старинном особняке текла размеренно и неторопливо. Единственное, что огорчало Сашу — Глеб запретил ей выезжать за пределы усадьбы. Ну, как запретил? Ласково порекомендовал, но так, что ослушаться было невозможно. По его глазам она видела, что Оборский боится. Боится, что она сбежит, боится, что с ней что-либо случится, и он не сможет помочь…

— Саш, я тебя прошу, давай не будем рисковать — побудь дома до родов, — уговаривал он ее, — тебе не так давно стало лучше, и мне не хочется неожиданностей. Все, что нужно, я тебе привезу, ты только скажи.

— Я хотела сама зайти в банк, — сколько можно просить Алексея Николаевича оплачивать кредит, и в квартире сто лет не была, и по городу погулять хочу, — пыталась добиться своего Саша.

Ага. Добилась… В тот же день, Оборский принес ей документы из банка — ее ипотека была погашена досрочно. Он внес всю сумму сразу. На попытки девушки заикнуться о деньгах, Глеб так посмотрел на нее, что она не рискнула возражать. «Все, вопрос закрыт» — сказал ей взгляд янтарных глаз.

В конце концов, Саша смирилась с тем, что Оборский полностью взял на себя все ее проблемы.

Александра понимала, что он старается ради детей, создавая ей комфортные условия жизни и отсутствие переживаний, но где-то глубоко внутри мелькала робкая надежда — а может быть, это не только из-за детей? Может быть, и к ней, Саше, у него есть какие-то чувства?

Последние несколько месяцев прошли в какой-то странной атмосфере. Оборский окружил Александру сказочной заботой, предупреждая любое ее желание и, тут же, исполняя его. Саша, поначалу недоверчиво относившаяся к хозяину и переменам, произошедшим с ним, постепенно оттаяла и взглянула на Глеба по-новому. Оборский открылся девушке совсем с другой стороны. Умный, начитанный, свободно владеющий несколькими языками… Интересный собеседник, потрясающий любовник — нежный, чуткий, внимательный… И, одновременно, очень закрытый, не подпускающий ее дальше тех границ, которые сам же негласно и обозначил. А ей так хотелось раздвинуть воздвигнутые им стены, заглянуть за них, узнать, что скрывается за его внешней невозмутимостью. Несколько раз она попыталась задать интересующие ее вопросы, но Глеб очень ловко увел разговор в сторону, и девушка только со временем поняла, что он так и не ответил ни на один из них. Остальные попытки так же не увенчались успехом, и Саша отступилась. Возможно, со временем, все прояснится.

Хотя, и то, что ей удалось увидеть, давало повод для размышлений.

Александра даже не предполагала, что властный и ироничный мужчина может быть таким заботливым и добрым. Нет, девушка, конечно же, понимала, что прежний Оборский никуда не делся — остальные обитатели усадьбы, по-прежнему, сталкивались с его жестким характером, но то, как бережно и трепетно он относился к ней, заставляло Сашу всей душой тянуться к своему хозяину. Да, глупо, да, недальновидно… Но она устала с собой бороться. Сдалась. Глеб приручил ее. К себе, к своим рукам, к своим губам, к своему телу… К постоянному присутствию рядом. Если Оборскому приходилось уехать по делам на несколько дней, Саша чувствовала болезненную пустоту в душе, ей не хватало Глеба, она волновалась, скучала и, только когда он возвращался, мир вновь обретал привычные краски…

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая