В двух шагах от войны - Фролов Вадим Григорьевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/45
• Следующая

Шли молча, изредка перебрасываясь словами, подсмеиваясь, если кто-нибудь, не удержавшись, сползал с мокрого камня. Над головами стоял уже ставший привычным шум и гам птичьего базара, вокруг носились птицы, стремительно ныряли в волны и возвращались с добычей. Иногда несколько чаек покрупнее нападали на маленькую, по сравнению с ними, кайру и с ходу, прямо в воздухе, отнимали у нее добычу.

Потом я увидел огромную птицу, тоже похожую на чайку, с пепельно-серыми крыльями. Эта чайка нападала не только на кайр, но и на других крупных птиц и действовала она, как самый настоящий разбойник. Сверху пикировала на свою жертву и долбала ее большим острым клювом по голове, а когда та теряла свою добычу, она ловко на лету хватала ее и тут же заглатывала.

— Оля! — крикнул я. — Что за птица?

— Где? Ах, эта? У-у, гад! Бургомистр[40] это, фашист! — закричала она, стаскивая с плеча двустволку. — А ты чего стоишь? Чего не стреляешь? спросила она Баланду.

— В кого стрелять-то? — спросил Баланда и поднял винтовку.

— «В кого», «в кого»… — передразнила Ольга. — Разиня!

Она уже прицеливалась в парящего над нами бургомистра, и в это время сухо щелкнул выстрел. Это стрелял Арся. Бургомистр вздрогнул, беспорядочно замахал крыльями и камнем полетел вниз.

— Ур-ра! — заорал я. — Готов.

— Погоди уракать-то, — сурово сказала Оля, — подбит он только.

И верно, почти у самой воды этот бандит расправил крылья, мощными взмахами взмыл вверх и стал уходить в море. Она откинула прядку волос ото лба, сжала губы и плотно прижала приклад ружья к плечу. Грохнул выстрел, эхо отлетело от скал, и бургомистр на этот раз грузно шлепнулся в воду.

Идти было трудно — мешали груды больших скользких камней и встречный ветер. Все порядочно устали, только Оля по-прежнему бодро шагала вперед, уверенно лавируя между обломками скал и валунами. Да Арся старался не отставать.

— Чертова девка, — добродушно ворчал Толик, — загонит…

— Оля! — крикнул Славка. — Подрубать бы, живот подвело!

— Эх вы, — сказала Оля, — а еще мальчишки. Всего-то километров десять протопали. Вот эту скалу обогнем, а там берег хороший будет, широкий, с песочком. Вот и остановимся.

— Нет, — сказал Славка, — ты просто амазонка.

— Про амазонок читала, — довольная, сказала Оля, — они ничего, храбрые. А этого… Купера ты мне после войны пришлешь.

— Обязательно, — сказал Славка, — только дай пожрать.

— Нет, — твердо сказала Оля и быстро пошагала дальше.

После войны… «После войны в Музей Арктики сходишь», — сказала Людмила Сергеевна. «После войны пришлешь», — сказала сейчас Ольга. «Когда оно будет, это «после войны»?» — подумал я тоскливо. — И кто из нас и наших близких увидит это? И что нам предстоит узнать? И что мы, когда станем старенькими, будем рассказывать своим детям и внукам?..»

Задумавшись, я споткнулся и шлепнулся на мокрую гальку. Поднимаясь, я еще подумал, что не знаю, придется ли мне рассказывать о сбитых мною самолетах или потопленных подлодках, но вот о том, что мы победили и как мы победили, я рассказывать определенно буду!

— Не расшибся? — заботливо спросил Антон.

— Скажи, Антон: ведь мы обязательно победим? — спросил я.

Антон посмотрел на меня удивленно.

— Может, ты башкой об камень трахнулся?

— Нет, — сказал я и засмеялся.

— Трахнулся, — убежденно сказал Антон и ушел вперед.

«Ту скалу» мы огибали больше часа, но вот наконец-то кончилось дикое нагромождение камней, и перед нами открылся широкий, полого спускающийся к морю, песчаный пляж, только кое-где торчали отдельные валуны. Все повалились на песок, а Оля, развязывая мешок, который сбросил с себя Арся, говорила:

— Ну вот, парнишки, сейчас мы… как это… под-рубаем, — и, улыбаясь, косилась на Славку.

Но подрубать нам не пришлось. Баланда встал на колени и, вглядевшись вперед, хриплым шепотом сказал:

— Костер там… и люди. — Он взял винтовку наперевес.

Вскочили и мы. Действительно, там, куда показывал Васька, тянулась относимая ветром в сторону струйка дыма, а рядом копошились люди — человек шесть или семь, отсюда их сосчитать было трудно.

— Спокойно! — приказал Антон и тоже снял винтовку с плеча. — Еще неизвестно, кто они. Может… фашисты.

У меня вдруг задрожало все внутри, и я кинулся к Баланде.

— Отдай винтовку! — заорал я.

— Шиш! — сказал Баланда.

— Тише вы! — прикрикнул Антон. — Арся, остаешься здесь за старшего. А мы с Васькой пойдем поглядим, кто такие.

Антон и Васька шли осторожно, под самыми скалами. Мы напряженно смотрели им вслед, лежа животами на влажном песке, так велел нам Арся. Через некоторое время мы заметили, что люди у костра засуетились и встали, вглядываясь в ту сторону, откуда шли Антон с Васькой. Двое присели на песок и что-то делали там, а потом один из них встал во весь рост и, подняв над головой палку с привязанным к ней куском материи, побежал навстречу нашим ребятам. Солнце в это время выглянуло из-за туч, и мы ясно увидели, что к палке привязан звездно-полосатый флаг.

— Американцы! — закричал Славка, и мы кинулись туда.

Когда мы подбежали, Антон, Васька и американец, тыкая друг в друга пальцами, оживленно «разговаривали» каждый на своем языке. Американец, худой, заросший щетиной, грязный, но веселый, хлопал их по плечам и что-то говорил, улыбаясь во весь рот. От костра прибежали остальные — тоже оборванные, заросшие и худые. Они восторженно кричали и тоже хлопали нас по плечам и по спинам, так что у нас кости трещали. Никто ничего не понимал.

— Тихо! — вдруг скомандовал Антон и поднял руку.

— Сайленс! — сказал я, вспомнив, на свою беду, нужное слово.

Американец с флагом передал его одному из своих, вытянулся перед Антоном, лихо приложил два пальца к потрепанной морской фуражке и сказал серьезно:

— Иес, сэр! Ест… тоу-вариш комиссар!

— Говорите вы один, — сказал Антон, слегка надувшись от важности, — а ты, Соколов, переводи. Спроси, как его зовут.

— «Вот незадача, — подумал я, — придется выкручиваться».

— Спик ю онли, — с трудом подбирал я английские слова. — Уот из йор нейм?

— Джеймс Гаррисон, иф ю уонт, сэр, — сказал моряк, обращаясь ко мне.

— Ху ар ю олл? Кто вы все? — спросил я, тоже слегка надувшись от того, что и я оказался «сэром» и от гордости за мое шикарное знание языка, тем более что ребята смотрели на меня с уважением.

— Уи ар америкэн симэнз, — сказал моряк, — энд ай'м навигейтер. Май шип «Алькоа Рейнджер» уоз санк джюли севентс… — увидев, что я замялся с переводом, он пояснил: — Джёрмен субмарин… фью-ю-ю, — он показал рукой, как идет торпеда, — «Алькоа», — бу-у-м-м-м! — Он показал двумя руками, как взлетел в воздух его корабль, потом снял фуражку и опустил голову.

Все американцы тоже обнажили головы, сняли свои шапки и мы.

— Он сказал, — объяснил я, — что все они американские моряки и их судно «Алькоа Рейнджер» было потоплено немецкой подлодкой еще седьмого июля… Сам он штурман.

— Седьмого июля! — сказал Саня. — А сегодня двадцатое.

— Да-а, — протянул Славка, — досталось ребятам.

Американцы привели нас в свой лагерь. Да какой там лагерь: костер, порванный резиновый плотик, под которым они, видимо, укрывались от непогоды, а из снаряжения — два матросских ножа и небольшой топорик. Хорошо еще, спички они как-то сохранили, а то и костра бы не было. Из еды у них оставалось несколько пачек морских галет и банка тушенки. Только сейчас мы как следует разглядели их: жутковатый был вид, прямо скажем. Почти как наши дистрофики. Потрескавшиеся губы, покрытые коростой лица, у двоих тряпками перевязаны руки — обморозились. Они ужасно удивились, увидев среди нас девочку. Один из них, самый пожилой, трясущимися руками достал из внутреннего кармана куртки завернутый в клеенку бумажник, развернул его и вынул фотографию отличной девчонки, чем-то похожей на Олю.

— Дотер, — сказал он и погладил Олю по голове.

• Предыдущая
• 38/45
• Следующая