Король-Провидец - Банч Кристофер - Страница 14

• Предыдущая
• 14/136
• Следующая

Деревенские простушки, увлеченные больше возможностью переспать с сыном лендлорда, чем настоящей страстью ко мне, тайком пробирались по ночам в мое жилище и учили меня тому, что знали сами. Спустя год-полтора, познакомившись с несколькими девушками, я смог сполна отблагодарить их за незатейливые инструкции.

Девушки и молодые женщины приезжали также с купеческими караванами. По окончании торговли обычно устраивалось празднество, и часто одна из них, даже не дождавшись наступления темноты, уходила в заросли вместе со мной.

Я помню один вечер, когда ко мне подошла молодая женщина. Вскоре после захода солнца ее муж, здоровенный торговец шелком, выдул третий мех с вином и захрапел, пуская пузыри.

Она сказала мне (возможно, покривив душой), что была продана ему против ее воли. Я не нашелся, что ответить, ибо этот обычай, к сожалению, до сих пор распространен в нашей провинции.

Она спросила, знаю ли я, что можно сделать с шелком. Я рассмеялся и ответил, что несмотря на свою неотесанность, я все же не полный идиот. Она загадочно улыбнулась и предположила, что, возможно, есть такие применения, о которых я еще не догадываюсь: например, обивка будуара и – тут она пробежала кончиком языка по губам – других мест в спальне.

Я выразил интерес, почувствовав как мой «петушок» зашевелился под набедренной повязкой. Она исчезла в своей повозке и через некоторое время вышла обратно с котомкой в руках.

Никто не заметил, как мы покинули деревенскую площадь и направились к моей хижине. Вскоре выяснилось, что она говорила правду: для шелка нашлось много применений, о которых я до сих пор не подозревал. Я знал, как груботканое покрывало, скорее показывающее, чем скрывающее смуглую плоть, при свете одной-единственной свечи может вскружить голову мужчине. Но до той ночи я ничего не знал ни о прикосновении шелкового кнута, ни о том, как шелковые путы могут заставить женскую страсть вспыхнуть ярким пламенем.

Мы отдыхали, прижавшись к друг к другу, липкие от пота и от любви, когда из кустов за окном послышалось раздраженное рычание тигра.

Ее тело непроизвольно напряглось.

– Он может забраться сюда? – прошептала она.

Честно говоря, я не знал. Окна были забраны железными решетками, а дверь заперта на два тяжелых засова, но я видел, как тигр убивает вола одним взмахом когтистой лапы, а затем хватает свою жертву и без видимых усилий перепрыгивает через ограду высотой в девять футов.

Но я уже умел лгать.

Дыхание женщины участилось, когда мы услышали, как тигр расхаживает под стенами. Мой член моментально отвердел. Женщина вскинула ноги, и я с размаху вошел в нее, нанося все новые удары, пока она качалась и терлась о меня бедрами, выгнув спину и крепко сжав ладонями мои ягодицы. Утробный рев зверя, расхаживавшего снаружи, и испуганные крики обезьян заглушили ее вскрик, когда наши тела стали одним целым и я излился в нее.

Мы дождались рассвета, а затем я отвел ее обратно к повозкам. На всякий случай я взял с собой увесистую дубину. Мы видели следы лап тигра на влажной почве, но зверь давно ушел. Когда впереди показался караван, она остановила меня и смущенно хихикнула.

– Не стоит рассказывать им, как ты сражался с тигром, – заметила она, указав на мое тело. Я увидел царапины от ногтей и следы укусов на своей груди; другие следы остались под набедренной повязкой.

Она рассмеялась, поцеловала меня и убежала.

Следующий день я провел вдали от семьи, блуждая в джунглях. Иногда я вспоминаю об этой женщине и желаю ей добра, надеясь, что Джаен сделала ее счастливой и даровал долгую жизнь, а ее мужу – много мехов с вином для блаженного забытья.

Короче говоря, плотские утехи не остались для меня тайной за семью печатями, но солдатский обычай вставать навытяжку, завидев женщину любого возраста на расстоянии полумили – нет уж, увольте! Я избегал не только недоразумений, но и болезней. В один из тех редких случаев, когда мой отец упоминал о сексе, предварительно удостоверившись, что поблизости нет матери и сестер, он сказал: «Некоторые люди готовы совать свой член туда, куда я побрезговал бы сунуть конец своей трости». И он был совершенно прав.

Я также слышал утверждения о том, что когда человек занимается любовью, то вся кровь приливает к нижней части его тела, и потому мы не можем сношаться и думать одновременно. Звучит вполне логично, но достаточно об этом.

Может показаться, будто я хвастаюсь, но это не входит в мои намерения. Я обладаю многими недостатками, что очевидно, принимая во внимание мое теперешнее положение на этом уединенном острове и жизнь изгнанника, который может ожидать лишь смерти, возвращающей к великому Колесу и дающей шанс искупить свои грехи в следующей жизни.

Я плохой чтец и нахожу мало удовольствия в эпических поэмах и научных дебатах. Мне скучно смотреть, как актеры на сцене изображают дела реальных людей. Я могу похвалить мастерство художника или скульптора, но в моих словах не будет настоящей правды, идущей от чистого сердца. Одна лишь музыка из всех искусств трогает меня – будь то мальчишка, играющий на деревянной флейте, или певец, аккомпанирующий себе на струнном инструменте, или затейливая симфония, исполняемая придворным оркестром.

Такие вещи как философия, религия, этика и так далее созданы для гораздо более умных голов, чем моя.

Было время, когда я бы мог назвать своим величайшим талантом то самое качество, о котором так любил говорить Лейш Тенедос: я был одарен удачливостью, жизненно необходимой для любого солдата, будь то в бою или в мирное время.

А теперь?

Это гордое заявление оказалось не более чем шуткой из разряда тех, что заставляют обезьяноподобного Вахана, бога и покровителя дураков, заливаться визгливым смехом и выкидывать антраша в злобном веселье.

Еще одним правилом, усвоенным мною от отца, было всегда – всегда – соблюдать фамильный девиз: «Мы служим верно». Когда я принес клятву верности Лейшу Тенедосу в своем сердце (задолго до того, как возложил на его голову императорский венец), это была клятва до самой смерти. Печально, что мои обеты перед ним не удостоились равного уважения с его стороны. Но что было, то было, и возможно, Тенедос сейчас отвечает за этот грех перед хранителем равновесия Ирису – богом, которого он всегда презирал. Кто знает, в каком виде он снова вернется на землю от великого Колеса?

Когда мне исполнилось семнадцать, я твердо знал, что поступлю на военную службу. Я предполагал добраться до ближайшего пункта набора рекрутов и завербоваться простым солдатом. Если я буду служить честно и доблестно, то, может быть, мне выпадет счастье получить повышение и даже окончить свои дни в том же чине, которого достиг мой отец. Это было наибольшее, о чем я мог мечтать в те дни. Разумеется, оставались смутные мечты о славе, о том, как какой-нибудь генерал оценит мою доблесть на поле брани, но в глубине души я сознавал, что скорее всего стану побитым жизнью сержантом, каких я время от времени встречал в соседских деревнях. А еще вероятнее, Иса возьмет мою душу из израненного на поле сражения тела, или же я умру в бараке от одной из тех болезней, которые сопровождают армию вместе со шлюхами и поставщиками негодных продуктов.

Теоретически я мог бы обратиться в один из лицеев, выпускающих молодых офицеров – наша семья имела более чем благородное происхождение для такого обращения. Но старая поговорка справедлива и по сей день: моя семья, а, в сущности, и вся провинция Симабу, находилась вдали от помыслов и чаяний тех могущественных людей, которые управляли нумантийской армией из Никеи.

Но мне было все равно. Полагаю, такое отношение можно причислить к моим недостаткам, однако я никогда не был высокого мнения о человеке лишь потому, что поворот Колеса сделал его отпрыском знатного семейства. Несмотря на все мои прежние титулы и мой аристократический брак, общение с такими людьми заставляет меня заметно нервничать, хотя с годами я научился скрывать свои чувства.

Гораздо уютнее мне в бараке, в походной палатке, на охоте или в таверне, в обществе простого люда. Дворцы и роскошные хоромы наводят на меня тоску.

• Предыдущая
• 14/136
• Следующая