Краски любви - Анисимов Андрей Юрьевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/38
• Следующая

– Поеду в город, мне кажется, есть еще одна возможность, – сказал Журов. Гнусняк и Харя его мысль одобрили.

Подельники уголовника проверили мастерскую Крюкова. Художника там не оказалось, в чем Харя с самого начала и не сомневался. Он попросил их там подежурить, после чего потребовал у Самсона денег.

– Гнусняк, я найду мазилу. Но не бесплатно. Расходы будут, – сказал он ласково.

– Сколько? – скривился Гнусняк.

– Давай пару штук для начала.

Самсон скривился еще больше, но полез в карман. Шутить с таким субъектом, как Харя, было небезопасно.

В дверь постучали. Петр приехал дежурить возле художника и, не застав никого в мансарде, пришел спросить, что ему теперь делать. Гнусняк хотел послать парня куда подальше, но Харя его опередил.

– Послушай, пацан, ты случайно адреса своего дружка Астахова не знаешь?

– Он где-то возле метро «Кузьминки» живет, – наморщил лоб Петя.

– А если поточнее? – допытывался Харя.

Парень задумался.

– В нашей комнате конверт валяется. По-моему, с обратным адресом. Хлыст писал.

Харя отлетел от кресла, как мяч от удара футболиста. Перескакивая через ступени, уголовник проскочил по лестнице и, пихнув ногой дверь, ворвался в комнатушку, где обычно отдыхали ребята после дежурства. Мебели, кроме трех надувных матрасов, в комнате не было. Харя откинул все матрасы, но никакого конверта там не оказалось.

– На подоконнике, – подсказал Петр, который поднялся вместе с Гнусняком.

На деревянном подоконнике, блестящем от густого лака, лежал конверт. В графе «Обратный адрес» было написано: Москва, Рязанский переулок, д. 21, к. 39.

– Вот где мы их и прижмем, сердечных, – обрадовался уголовник и сунул конверт в карман.

Крюков с Катей приехали в мастерскую за двадцать минут до уголовных подельников Хари. Запасной ключ Крюков прятал в батареях подъезда. Художник был человеком рассеянным и часто терял ключи. Документов и денег в примитивном тайнике мастерской не оказалось, не оказалось и записной книжки. Все это Крюкова огорчило. Пятьсот долларов – приличная сумма, но далеко на них не уедешь. Долго копаться в мастерской было опасно. Художник больше боялся за Костю, чем за себя.

– Поехали к отцу, – предложила Катя. – Моего адреса Журов не знает. Я никаких бумаг при поступлении в его школу не писал.

– Это совсем смешно, здоровый мужик прячется у мальчишки, – возразил Крюков.

– Виктор. Можно, я вас буду так называть? – обратилась Катя к художнику, когда они брели в сторону метро.

– Меня и зовут Виктором, – не понял Крюков.

– А что вы, Виктор, сейчас хотите? – спросила Катя, глядя художнику в глаза.

– Есть, – ответил Крюков. – Мы же с тобой так и не пообедали.

– И мне есть охота, – призналась Катя. – Пошли куда-нибудь полопаем.

– Долларами не расплатишься, а без паспорта их не поменяют, – покачал головой Крюков.

– Мне Гнусняк выдал шестьсот рублей на обед, – похвалилась Катя. – Думаю, хватит. Пошли в «Макдоналдс».

– Терпеть не могу эту жуткую американскую попсу, – поморщился художник. – Ну, если хочешь, давай.

Когда они уселись за столик и молодые девушки в красных фирменных фартучках принесли им жареный картофель, куриные котлетки и бульон, Кате казалось, что они способны уничтожить весь запас американской обжорки. Но, выпив бульона и наглотавшись жареной картошки, поняли, что с заказом перестарались. Крюков с любопытством оглядывал посетителей, среди которых преобладала молодежь. Катя наблюдала за Крюковым и мучительно соображала, сказать – не сказать…

– Виктор, вы знаете, как меня зовут? – неожиданно спросила Катя.

– Знаю, давай закажем по рюмочке. И выпьем на «ты». Раз мы столько вместе пережили, разница в возрасте не помеха, – предложил Крюков.

– Тут спиртного не дают, можем чокнуться соком или какао.

– Какая разница? – ответил Крюков. – Важен факт и желание.

Им принесли кока-колу, они выпили ее. Крюков поморщился:

– Ну и гадость это пойло. Не мужской напиток, – художник троекратно поцеловал Катю. – Теперь… валяй на «ты».

Катя покрылась алым румянцем.

– Ты что-то краснеешь, как барышня! Тоже мне, каратист, – удивился смущению Кати Крюков.

– А я и есть барышня, – неожиданно решилась Катя.

– Что-что? – переспросил художник.

– Ты же на портрете нарисовал девчонку. Я удивилась, как ты догадался. Поэтому я и просила, чтобы ты его никому не показывал.

Крюков ничего не ответил и уставился на Катю во все глаза.

– Вот почему ты раздеваться не стал. Не стала, – припомнил он. – Теперь мне понятно. Но как же каратэ? Или, как он там – тайский бокс?

– Каратэ – правда. И тайский бокс тоже. Только я не парень и… я тебя люблю, – выпалила Катя и стала красной как рак.

– Дай мне опомниться, – взмолился художник.

– Валяй, – передразнила Катя Крюкова. Ей вдруг стало удивительно легко и весело.

Крюков продолжал глядеть на Катю во все глаза и неожиданно сам покраснел.

– Сколько же тебе лет, красотка?

– Через два месяца будет шестнадцать, – ответила Катя.

– Выходит, в придачу ко всем неприятностям ты еще и несовершеннолетняя. Упекут меня за решетку за растление малолетних. Лучше уж погибнуть от руки Гнусняка, – вслух размышлял Крюков.

– Неужели я такая уродина, что тебе больше хочется помереть, чем побыть со мной? – кокетливо поинтересовалась Катя.

– Ты, бесспорно, мила. Но как ты понимаешь фразу «побыть со мной»? – усмехнулся Крюков.

– Гулять вместе… покажешь разные картины… А когда я вырасту, женишься на мне, – мечтательно предложила Катя.

– Час от часу не легче, – Крюков закрыл лицо руками. – Ну и влип же я.

– Это все потом. А сейчас поедем к нам. Деваться больше тебе некуда, – став серьезной, сказала Катя.

Крюков подумал, в каком же качестве он заявится к родителю барышни? И вдруг понял, что даже женского имени ее не знает.

– Как же вас зовут, мадемуазель? – спросил он и тяжело вздохнул: – Не знаю, чьей руки просить придется.

– Катериной Сергеевной, – представилась Катя.

– Рад познакомиться, Катерина Сергеевна, – Катя подала руку и, когда Крюков неуверенно ее пожал, ответила:

– И я тоже.

Крюков подумал, что ему есть куда пойти. Друзей в городе, в котором родился и вырос, у художника хватало, но сдать девочку родителю он обязан. Не отпускать же ее одну?

Катя пошла звонить. Крюков смотрел ей вслед и улыбался. «Занятный ребенок мне попался, – думал он. – Вот почему я чувствовал к ней такую странную нежность, когда писал ее портрет. Природу не обманешь».

– Ладно, барышня, поехали к вашему отцу» – сказал художник, когда Катя вышла из телефонной будки, и взял ее под руку.

Альберт Беринни прилетел в Москву в прекрасном расположении духа. В Шереметьево его встретил на огромном «Линкольне» Михаил Петрович Роговцев – владелец сети антикварных магазинов. В давние годы Михаила Петровича звали Мишкой-Фантазером. Он обожал разные аферы и розыгрыши. Зарабатывая на спекуляции антиквариатом и старинными монетами, Фантазер тратил деньги не так, как другие небедные люди. Он мог приехать в какой-нибудь областной центр, договориться с шофером черной «Волги», который в свободное от работы с хозяином время катал Мишу по городу, как важного чиновника. В коридорах местной власти столичный проходимец представлялся большим московским начальником и выкидывал разные фортели. В Рязани он сообщил, что в Кремле решили переименовать город в Есенинск и надо готовить документы. Местное начальство в панике собрало совещание. Тема переименования серьезно обсуждалась несколько дней. Готовились списки по изменению бланков и печатей. Через несколько дней Фантазер исчез.

Так в молодости развлекался Михаил Петрович Роговцев. Сейчас он был одним из богатейших людей Москвы. Его обслуживали криминальный мир и высокие чиновники.

• Предыдущая
• 33/38
• Следующая