Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 65

• Предыдущая
• 65/88
• Следующая

— Прощай, Огнедева! — резко сказала она, будто опомнилась и поняла, что заболталась. — Ночная Волчица ждет!

Незвана прижала ковшик к губам Дивляны и ловко схватила за подбородок — видно, умела заставить жертвы пить свое смертное пиво. Дивляна замотала головой, жесткие пальцы причиняли боль, горячий отвар тек по лицу, лился на грудь, дурманящий запах бил в ноздри…

— Прочь отсюда! — вдруг послышался повелительный голос, резкий и твердый.

Это был голос Радогневы Любшанки, и Дивляна услышала его так ясно, что даже не сразу поняла, что долетает он через «навье окно», которое внутри ее головы, и распахнула в изумлении глаза, ожидая увидеть бабку Радушу рядом с собой наяву. Но увидела только злое, решительное лицо Незваны и от отвращения снова зажмурилась, продолжая бороться с попытками ее напоить.

— Кыш пошли! Из травы пришли — в траву идите! Ужо я вас! — снова раздался голос.

В ответ прозвучали писк и вой. Что-то мелькнуло у лица — будто стая мелких невидимых птичек вспорхнула из ковша и пропала, растворилась в ночном воздухе.

Незвана отпустила жертву и в недоумении взглянула вверх. А Дивляна, мотая головой, чтобы стряхнуть с губ капли отвара, сообразила, что это было. Бабка Радуша витала где-то рядом — пришла на помощь внучке. И первое, что дух знаменитой волхвы и травницы смог сделать, — это прогнать из отвара духи дурманящих трав, которые и придавали ему силу. Теперь эту коричневатую жидкость можно было пить, будто ключевую воду. Но Незвана тоже поняла, что произошло, и в досаде отбросила бесполезный ковшик.

— Тебе же легче было бы! — Она злобно взглянула на мокрую Дивляну и кивнула волхвам. — Берите!

В несколько рук Дивляну потащили к шкуре. Она отбивалась изо всех сил, и четверо мужчин с трудом уложили ее на спину, навалившись на руки и ноги. Волхвы, чьи лица были скрыты под личинами, сами похожие на навий, пришедших за добычей, накинули ей на шею сразу две петли и разошлись в разные стороны, держа концы веревок. Жертву ждет тройная смерть — она умирает от яда, от удушения и от ножа в сердце одновременно. Дивляна знала, как все это будет происходить, и понимала, что ей осталось жить считаные мгновения.

— Тебе эта жертва, Черный Бог, чей свет во тьме, чья сущность сокрыта! — долетал до нее зовущий голос Незваны. Над собой она видела только ночное небо с отблесками близкого костра, и голос колдуньи черной нитью вился, связывая Ту Сторону и Эту. — Тебе, седой ворон времен! Тебе, змей, сокрушающий древо мира старого и дающий зарод миру новому!

Если бы речь шла только о ней, Дивляна более спокойно приняла бы участь, которая изначально была заложена в самой ее крови — в крови одной из дев-любшанок, невест волховского Ящера. Кому, как не ей, было знать, что смерти нет и та, что умрет, возродится многократно!

— Марена, Марена, Вечная Мать! Вещей ночи безумная чаровница! — кричала Незвана, и ее призыв сопровождал рокот трех кудесов в руках остальных волхвов. — Черная богиня, непостижимая, к тебе обращаю я свой разум и сердце свое! За Огненной рекой, за мостом Калиновым, змееголовым стражем охраняемым, Тот, Кто Властвует в Смерти, от начала времен ждет тебя! — Теперь колдунья обращалась к самой жертве, заклинанием и звуком кудеса напутствуя ее и направляя: — Порви без сожаления ты путы сего мира, ступай по тропе возврата к источнику жизни за пределами жизни и смерти…

Едва ли часто всем волхвам мира приходилось напутствовать жертву, которая и сама неплохо знала дорогу. Но Дивляна уже давно не была девой-любшанкой, способной без сожаления, как ее призывали, порвать путы этого мира. У нее здесь оставались дети, и она не собиралась уходить, оставив их. Новорожденный сын брошен в слабые руки старухи Елини, его единственной родни, — что они смогут, как выживут? А ее дочь слишком мала, чтобы запомнить лицо и имя настоящей матери — или хотя бы свое собственное имя! Незвана заберет Предславу, назовется ее матерью, а Велеса прикажет считать отцом, даст ей новое волховское имя вроде того, какое носит сама, и воспитает подобно себе. Ведь она, заключающая в себе дух Марены, не может рожать, но не может и уйти, не оставив преемницы, не передав силы и знания. А Дивляна не собиралась дарить ей свою дочь, Славуня была нужна ей самой!

Хотя Дивляна почти не пила обезвреженного бабкой Радушей колдовского отвара, противиться ворожбе, которую творила дочь самой Марены, было очень трудно. Голос Незваны могучей невидимой рукой вытаскивал душу на Ту Сторону, толкал в темноту, но Дивляна сознательно сопротивлялась и всеми силами, будто мальчик в старинной басне перед печью, в которую, кстати сказать, его пихала на хлебной лопате та самая Марена, руками и ногами упиралась в косяки своего внутреннего «навьего окна» и не хотела выходить.

Однако с Той Стороны ее властно и мощно тянули те, кому назначалась жертва, кого Незвана призвала и разбудила. Дивляна уже ничего не видела сквозь мертвенно-белый туман — то ли внутри, то ли снаружи. Сквозь него на миг проступили очертания моста, а за ним — звездные дороги, расходящиеся тропами по ветвям Мирового Дерева; ветви стали струями призрачных вод, потекли прожилками по листьям… И уже душу окутывал покой, радость от красоты открывающегося ей внемирья…

— Вернись! — снова раздался настойчивый голос, и Дивляна вдруг ощутила себя пятилетней девочкой, оставленной молодыми родителями под присмотром еще крепкой, едва сорокалетней бабки. — А ну, куда полезла, егоза такая!

Видение моста исчезло, будто сон, из которого вырвал строгий окрик. В заклинающем голосе Незваны прорезались неуместные гнев и досада, но Дивляна уже пришла в себя. И ясно ощутила, что она не одна: множество рук держали ее и не давали скользить по черной реке заклинания — рук прохладных, как озерная вода, и теплых, как огонь родного очага. В лицо веяло запахом трав, мерещилась свежесть речной воды, слышался беспокойный шепот — не то девичьих голосов, не то речных струй. А перед глазами вставало солнце — червонный щит Дажьбога, живший в ее крови, поднимался стеной, за которой угасли слова заклятья, померк зовущий голос Марены, бессильный ее пробить.

А потом до слуха Дивляны долетел то ли крик, то ли вой, звериный, яростный, будто сама Ночная Волчица, утратив терпение, решилась на последний отчаянный бросок. Прервав бесполезное заклинание, Незвана метнулась к строптивой, такой неподатливой жертве, сжимая в руке нож. Это уже не было жертвоприношением, ибо путь духу к божеству оказался закрыт, — это было просто убийство. Но дочь Марены, не в силах заплатить кровью Огнедевы за милость для племени деревлян, намеревалась достичь хотя бы своей собственной цели и погубить наконец ту, вместе с которой ей не хватало места в мире Яви.

Содрогнувшись, волхвы потянули за веревки; Незвана бросилась на грудь Дивляны и занесла нож. И тут словно молния метнулась к колдунье и буквально снесла ее, отшвырнула на несколько шагов. Ошеломленные волхвы выпустили веревки — они и раньше сомневались в правильности этого решения, а теперь сами видели, что все идет совсем не так и едва ли принесет пользу. Народ вокруг ахнул, не веря глазам.

На площадке перед костром оказалась старуха — Елинь Святославна, сжимающая в руках здоровенный деревянный пест для большой ступы. Когда все убежали смотреть жертвоприношение, они со Снегулей наконец выбрались из бани, совместными усилиями выбив подпорку. Нянька осталась с детьми, а воеводша бросилась на выручку той, которую любила как дочь, как невестку, как мать своих маленьких внуков. Старухе нечего было терять. Сама княжеская дочь, жена и мать воевод, она не привыкла бояться и мириться со злым делом и на старости лет привыкать не собиралась. А сил ее, утроенных любовью и гневом, хватало и на молодую соперницу вроде дочери Велеса. Даром ли она орудовала таким же вот пестом почти вдвое дольше, чем Незвана жила на свете!

— Змея ты подколодная, сука ты драная! — орала воеводша, умело держа пест и преграждая колдунье дорогу к жертве. Незвана, ошеломленная этим наскоком и падением, сидела на земле и не могла сразу прийти в себя. — Подойди попробуй! Я тебя угощу! Ты у меня узнаешь!

• Предыдущая
• 65/88
• Следующая