Король-Воитель - Банч Кристофер - Страница 22

• Предыдущая
• 22/108
• Следующая

– Вы мои друзья, мои любимые люди, и я знаю, что, послав вас мне, Ирису тем самым выказал свое благоволение. Однако у нас существуют довольно серьезные трудности, которые необходимо обсудить. Я очень хорошо знаю, какие проблемы может повлечь за собой мое присутствие.

Тут меня прервали выкрики: «Нет!», «Никаких проблем не будет!», «Давайте не будем говорить о плохом!» Я подождал, пока все немного успокоятся.

– Как бы ни хотелось избежать этой темы, мы не можем закрывать на нее глаза, – продолжил я. – Давайте беспристрастно взглянем на мое положение. Меня разыскивает Великий Совет в Никее. Прежде чем сбежать, я убил предводителя их подлых миротворцев и точно знаю, что они хотят отомстить за это. Они также очень боятся, как бы я не вернулся на службу к бывшему императору Тенедосу.

Я подумал, не сообщить ли родственникам о том, как фантом императора посетил меня, и решил не делать этого. Репутация Тенедоса и так было достаточно устрашающей.

– Я хочу сказать вам под строжайшим секретом, что мне уже предлагали возвратиться к нему. Он пытается заново собрать свою армию, где-то южнее наших мест, неподалеку от побережья, а затем двинется против Никеи и попытается вернуть себе трон. Я скажу вам еще кое-что, о чем никто пока не знает, и прошу тоже держать это в тайне.

Кивки, возгласы и чуть ли не негодующий голос одной из сестер:

– Мы никогда ни с кем не говорим о семейных делах!

– Еще раз благодарю вас. Я решил, что не стану бороться ни на одной из сторон. Я видел достаточно кровопролития, достаточно бедствий. С этих пор я буду вести жизнь частного человека, не более того, и тревожиться только о людях, непосредственно связанных со мной, о тех людях, которые сидят сейчас за этим столом. Я знаю, что в Нумантии нет и не будет никакого мира, пока Тенедос остается в живых. И опасаться нужно не только Великого Совета, но и майсирского короля.

– А что же нам делать? – спросил Дариал, муж Анадир. Он был заместителем деревенского старосты: маленький лысеющий человек, который всегда казался встревоженным.

– Если честно, то не знаю, – ответил я. – Постараться убраться с опасного пути. Когда тигры дерутся между собой, кролики должны прятаться.

– А это нам удастся? – спросила Анадир.

– Я и этого не знаю. Насколько мне известно, Симабу остается лояльной к правительству Никеи, по край ней мере пока что. Мы находимся в стороне и не обладаем никакими значительными ресурсами, на которые у противников могли бы разгореться глаза: ни людьми, из которых можно сделать солдат, ни железом для их мечей, ни продовольствием для ведения военных действий. Возможно, армии при своем передвижении не затронут Симабу, как это случалось до сих пор. Мы можем только молить Вахана, Ирису и Таниса сохранить мир на нашей земле. Но это заставляет меня вновь вернуться к нашей проблеме. Я не хочу делать ничего такого, что могло бы нарушить ваш покой, и думаю, что лучше всего будет, если я стану жить отдельно от вас и, насколько возможно, держаться в стороне от любых деловых операций семейства.

Траптейн едва слышно облегченно вздохнул, зато Касса тут же взвилась:

– Это полная чушь! Мы не собираемся прогонять тебя, брат!

– Конечно, – согласился я. – Я вовсе так не считаю. Но я не вижу ничего сложного в том, чтобы жить здесь, оставаясь в то же время почти незаметным.

– Каким же образом? – Это была Анадир, которая ко всему подходила с практической точки зрения.

– Я знаю пригодное для жилья место, о котором очень мало кому известно, – сказал я.

Мои сестры задумались, а потом Анадир воскликнула:

– Та старая хижина, которую отец подарил тебе, когда был еще мальчиком?

– Именно, – согласился я. – Она, по-видимому, все еще не развалилась, а мне ничего больше не требуется.

– Ты не можешь жить в такой лачуге! – вскипела Джерица. – Это будет позор для всех нас! Прославленный генерал, трибун, наш единственный брат…

– Джерица, – спокойно ответил я, – эта лачуга – единственное собственное жилище, которое я имел за всю свою солдатскую жизнь. Во дворцах, которые дарил мне император, я почти не бывал. Мне гораздо привычнее неровная глина вместо кровати и небо вместо крыши. И не волнуйтесь насчет позора. Помните, что мы не собираемся никому рассказывать о том, что я здесь.

– Люди много болтают, – цинично заметил Траптейн.

– Конечно, – согласился я, – и, естественно, будут болтать между собой и обо мне. Но если мы все будем заодно, то они будут переговариваться шепотом и знать, что то, о чем они болтают здесь, не следует знать чужим. Кроме того, все они симабуанцы, а с каких это пор наши земляки разучились хранить тайны?

Эти слова вызвали улыбки кое у кого из окружающих. Те, кто усмехался, были, конечно, правы. У нас даже была поговорка: три человека могут сохранить тайну, если двое из них мертвецы.

– Но как ты собираешься проводить время? – осведомилась Касса.

– А ведь действительно хороший вопрос, – подхватил Дариал. – Насколько я тебя знаю, ты не согласишься просто сидеть и околачивать… ну, что ты там привык околачивать.

– Вы правы, вопрос хороший, – согласился я. – Я отвечу на него, когда подойдет время.

Долго ждать мне не пришлось.

Но сначала требовалось привести мой дом в порядок. Маленькое бунгало было подарено мне отцом, несмотря на сетования матери и сестер, и мне было приказано поддерживать там такой же порядок, как в казарме, что я и делал. Этот скромный домик оказался наилучшим из всех подарков, которые мне когда-либо делали, ибо здесь я вкусил радость одиночества и впервые начал постигать, что такое ответственность.

Я с удовольствием отмывал этот двухкомнатный домишко с выцветшими на солнце стенами, латал прохудившуюся кое-где крышу и заново укреплял перекосившуюся тяжелую дощатую дверь.

Хижина находилась на окраине поместья; прямо за ней начинались джунгли. Я притащил туда удобную прочную кровать, достаточно широкую для двоих, поскольку хорошо помнил девушек с фермы, которые приходили сюда после наступления темноты, посмеиваясь, что они оказываются первыми из тех, кому выпало обучить сына своего хозяина тем играм, в которые Джаен завещала играть людям. На одной стене я повесил карту Нумантии, на другой живописный набросок, изображавший битву при Тьеполо, и взял наугад охапку книг из семейной библиотеки.

Еще я забрал из главного дома старый меч моего отца. Именно с ним мне удалось освоить лучший из стилей боя и даже достичь в нем мастерства: обоюдоострое оружие с простой гардой и эфесом, с рукоятью, обмотанной акульей шкурой, чтобы не скользила в окровавленной руке. Я наточил клинок камнем, порошком натер так, что лезвия стали острыми как бритва, а потом повесил его в ножнах на стену, чтобы легко было дотянуться. Вбив два крюка ниже уровня кровати с дальней стороны, я повесил на них меч Салопа. Место для кинжала Перака было выбрано рядом с дверью. На дверной наличник я положил свой железный кастет.

Я не мог позволить застать себя врасплох и тем более захватить живым, если кто-нибудь решит напасть на меня.

Еще у меня было чувство, что я чего-то дожидаюсь и это должно вскоре случиться.

В ожидании я придерживался следующего графика: просыпался с рассветом, пробегал две или больше лиг по тропинкам в джунглях, после пробежки плавал, а затем завтракал водой и фруктами. Потом я изучал мои книги – занятие, которое я всегда ненавидел, так как мой разум никак не желал усваивать знания, которые хранили сухие пыльные страницы. Но это приходилось делать, так как я понимал, что мозг тоже может прийти в негодность, если не давать ему нагрузку.

Потом я немного ел в полдень, после чего или гулял, или ездил верхом. При жизни отца у нас всегда были лошади прекрасных кровей, но сейчас, похоже, мало кого интересовала верховая езда, и поэтому наши скакуны не столько ходили под седлом, сколько возили телеги и повозки. Я вспомнил о моих замечательных лошадях, Лукане и Кролике, которых я оставил в Никее, когда уезжал в Майсир, и понадеялся, что они достались хорошим хозяевам и теперь пасутся на тучных пастбищах, наслаждаясь мирной старостью.

• Предыдущая
• 22/108
• Следующая