Евангельская история. Книга I - Протоиерей (Матвеевский) Павел Алексеевич - Страница 34

Когда из греховного корня обнаружилась вся сила нечестия, возросла и раскрылась многоразличными видами в волях людей, раскинув ветви свои по всем векам, знаменитым злодеяниями, тогда, как говорит апостол Павел, лета неведения презирая Бог (Деян. 17, 30) явился в последние дни, когда не было, кто бы разумевал и взыскивал Бога, когда все совратились с пути, все растлились, когда все заключилось под грех, когда мера беззаконий исполнилась. Как только мрак нечестия достиг последней ступени, тогда-то «явилась благодать, воссиял луч истинного света; взошло Солнце Правды для седящих во тьме и сени смертной; тогда Принявший плоть человеческую сокрушил многоглавого змия, поправ его ногою и стерши о землю» (свт. Григорий Нисский).

Святые Отцы находят еще и другие причины нескорого явления в мир Господа нашего Иисуса Христа. Святитель Василий Великий, сравнивая плачевное состояние человечества до пришествия Спасителя с глубокой ночью, говорит, что Бог «вводил нас в великий свет истины после постепенного к нему приобучения, потому что щадил нашу немощь». Святитель Иоанн Златоуст замечает, что «чрезмерное человеколюбие Господа и великое снисхождение было страшно и требовало многих приготовлений, чтобы оно было принято». «Господь знал, – скажем словами блаженного Августина, – когда Ему прийти: прежде надлежало воздвигнуть пророчества о Нем в продолжение целых веков, ибо не маловажное что-нибудь являлось; и чем величественнее имевший явиться Судия, тем многочисленнейший сонм провозвестников долженствовал предшествовать Ему». Притом «пречистому Учителю чистоты, по выражению святителя Кирилла Иерусалимского, подобало произойти из чистого чертога». Таким образом, по мнению святителей Василия Великого, Дмитрия Ростовского и других святых Отцов и учителей Церкви, человечеству надлежало пройти предварительно долгий ряд очищения и освящения в сонме патриархов и святых мужей Ветхого Завета, чтобы явиться наконец в Пресвятой Деве Марии на той степени чистоты и совершенства, на которой оно могло соделаться вместилищем Невместимого Бога Слова. Эти времена приготовления нимало не препятствовали достигать спасения душам, веровавшим в имеющего прийти Искупителя, потому что Иисус Христос вчера и днесь, тойже и во веки (Евр. 13, 8). «Таинство спасения человеческого никогда не прекращалось; о чем благовествовали апостолы, то предсказывали пророки: не поздно сбылось то, чему всегда верили. Благодать Божия, которою оправдывались святые всех времен, с рождением Христовым умножилась, а не началась» (св. Лев), так что, как говорит блаженный Августин, «изменились времена, а не вера: одинаковая вера соединяет и тех, которые веровали в Грядущего, и тех, которые уверовали в Пришедшего; хотя в различные времена, но те и другие вошли через одну дверь – Иисуса Христа».

Во времена ветхозаветные Бог многократно являлся людям в образе сотворенного существа – Ангела, человека, но с Божиим именем с Божеским действием, и «чем неожиданнее, – замечает святитель Филарет Московский, – сей человекообразный вид Богопознания под владычеством главной мысли о Боге невидимом, неприступном, непостижимом (Исх. 33, 20), тем легче узнать в нем особенное устроение Провидения, именно – раннее к человечеству снисхождение Сына Божия, предварительно являющегося в очертании Своего будущего воплощения, подобно как солнце, прежде восхождения своего, является в утренней заре, а иногда и в воздушном отражении круга своего». Приготовляя человеческий род к принятию Спасителя, Бог не только давал откровения пророкам о будущем, но являлся им также в видениях (Ос. 12, 10). Боговдохновенные писатели Нового Завета ясно свидетельствуют, что явления Божий, бывшие Моисею и пророку Исайи, были явлениями Сына Божия. Глас Божий, поколебавший Синайскую гору, приведший в страх и трепет Моисея, был, по толкованию апостола Павла, глас Ходатая Завета Нового Иисуса (Евр. 12, 18–26; ср. также Исх. 3, 2–6; Деян. 7, 35).

Пророк Исайя видел Господа, сидящего на высоком Престоле, окруженного и славословимого Серафимами (6, 1–3), а евангелист утверждает, что в этом величественном видении Исайя созерцал славу Сына Божия (Ин. 12, 41). Во времена патриархальные многократно являлся Ангел Иеговы (Быт. 16, 7-14; 18, 1-33; 21, 17–19; 22, 11–18). Являвшийся Ангел Иеговы отличается от Иеговы невидимого, пребывающего на небесах (21, 17), но носит имя Иеговы (18, 22) и имеет свойства Иеговы, например, сердцеведение (ст. 13) и власть над всею землею (ст. 25). Сей Ангел Иеговы – не иной кто, как Велика Совета Ангел (Ис. 9, 6) – Сын Божий. «Мы говорим, – писали отцы Антиохийского Собора (около 266 г.) к Павлу Самосатскому, – что Сей Сын приходил и являлся Аврааму под дубом Мамврийским; Он был один из трех, с которым патриарх беседовал, как с Господом и Судиею, т. к. Он весь суд получил от Отца (Ин. 5, 22); – Он, исполняя волю Отца, являлся патриархам и беседовал с ними то как Ангел, то как Господь, то как Бог». Эта мысль о явлениях Сына Божия в Ветхом Завете встречается и у многих других святых Отцов, как то: святого Иустина мученика, святителей Иринея, Кирилла Иерусалимского, Василия Великого, Афанасия Александрийского, Иоанна Златоуста и др.

Но эти явления Сына Божия праведным мужам Ветхого Завета были только знамениями того явления Его на земле, когда Он, Единосущное Слово Отчее, «нас ради человек и нашего ради спасения, как исповедует Православная Церковь в символе (символе вере – прим перев), сшел с небес, воплотился от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечился». О вочеловечении Единородного Сына Божия яснее прочих евангелистов свидетельствует сын громов (Мк. 3, 17) святой апостол Иоанн. За превыспреннюю высоту богословия своего, «восходящего выше всякого времени и века» (свт. Иоанн Златоуст), он получил название Богослова по преимуществу. «После того, как Матфей объяснил рождество по плоти, как сам говорит: книга родства Иисуса Христа, сына Давидова (1, 1); после того, как Марк началом Евангелия поставил проповедь Иоаннову, сказав: начало Евангелия Иисуса Христа, якоже есть писано во Исайи Пророце: глас вопиющаго в пустыни (1, 1–3); после того, как и Лука предположил телесные начала и потом уже приступил к богословствованию: нужно было еще благовестие, и евангелист Иоанн, начавший писать после других, возвысил ум свой, или лучше – вознесен быв силою Духа выше всего чувственного и выше времени, сопутствующего вещам чувственным, приступил к самому всевысочайшему. Достигнув самого начала и оставив ниже своего богословия все понятия телесные и временные, он громогласнее прежних проповедников возвещает тайны, соответствующие высокости его ведения» (свт. Василий Великий).

Благовестие святого Иоанна Богослова заключает в себе всю сущность откровенного учения о Боге Слове. Сначала евангелист благовествует о Боге Слове как о Сыне, имеющем безначальное бытие в лоне Отца, потом – как о Творце и Промыслителе мира, и наконец, – как о Богочеловеке Иисусе Христе. Таким образом в благовестии святого Иоанна Богослова различаются три существенные части: 1) благовестие об отношении Слова к Богу Отцу (ст. 1 и 2); 2) об отношении Слова к миру вообще (ст. 3 и 4), и 3) об отношении Его к человеку (ст. 4, 5, 9-14).

1) По замечанию святителя Василия Великого, «в немногих речениях евангелист совмещает все – и бытие от вечности, и бесстрастное рождение, и единство природы с Отцом, и величие естества».

В начале бе Слово (ст. 1). Это начало не определяется никаким дальнейшим, предшествующим ему, началом и не ограничивается никаким концом, т. е. означает бытие Слова безначальное и бесконечное – вечное. «Невозможно, – говорит тот же святой Отец, – придумать что-нибудь такое, что было бы древнее начала, ибо сие последнее не было бы и началом, если бы далее его существовало что-нибудь». Но что начало святого Иоанна не имеет также и конца, объясняет он сам в другом месте: возвещаем вам живот вечный, иже бе у Отца и лейся нам, – Сей есть истинный Бог и живот вечный (1 Ин. 1, 2; 5, 20). Евангелист называет Сына Божия Словом по особенному откровению Божию, потому что на острове Патмосе, в день великих пророческих видений, он зрел Вернаго и Истиннаго, облеченного в ризу червлену кровию, и нарицается имя Его: Слово Божие (Откр. 19, 11. 13). Сын Божий, по выражению святителя Кирилла Иерусалимского, есть «Слово Ипостасное и живое, не устами изглаголанное и рассеявшееся, но вечно неизреченно и во Ипостаси рожденное, Слово, седящее одесную, разумеющее волю Отца и по Его мановению все зиждущее. Слово нисшедшее и восшедшее, Слово глаголющее и изрекающее: Аз, ежевидех у Отца Моего, глаголю (Ин. 8, 38), Слово властное и над всем царствующее, потому что Отец все предал Сыну (Мф. 11, 27)». По изъяснению святых Отцов, в этом наименовании выражается мысль как об отношении Сына к Отцу, как и об отношении Его к тварям, и в частности, к человеку. Сын Божий называется Словом, – говорит святитель Григорий Богослов, – «потому что Он так относится к Отцу, как слово к уму, не только по бесстрастному рождению, но и по соединению с Отцом, и потому, что изъявляет Его. А иной сказал бы, может быть, что относится к Отцу, как определение к определяемому, потому что и определение называется словом. Ибо сказано, что познавший (таково значение слова: видевший – Ин. 14, 9) Сына познал Отца, и Сын есть сокращенное и удобное изображение Отчего естества, т. к. и всякое порождение есть безмолвное слово родившего. Но не погрешит в слове, кто скажет, что Сын именуется Словом, как соприсущий всему сущему, ибо что стоит не Словом?» «Т. к. рождение слова бесстрастно, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – то евангелист называет Сына Божия Словом, чтобы от свойственного тебе научить высшему тебя, ибо как ум, рождая слово, рождает не страстно, не разделяется, не растекается и не испытывает ничего другого чувственного, так точно и Божественное, неизреченное и непостижимое рождение бесстрастно, неотделяемо, неразделяемо»; «впрочем, не по этой одной причине он так назвал Его, а во-вторых, потому, что Слово имело возвестить нам об Отце: вся, яже слышах от Отца, сказах вам (Ин. 15, 15)».