Евангельская история. Книга III - Протоиерей (Матвеевский) Павел Алексеевич - Страница 59

Между тем перед преторией Пилата собралась значительная толпа народа: одни, заслышав о суде над Иисусом Христом, желали знать, чем кончится дело, а другие, быть может, пришли для того, чтобы подать свой голос при обычном освобождении узника на праздник. Пилат не мог не знать, как народ чтит своего Учителя, Чудотворца и Благодетеля, и, считая Его ни в чем не повинным, рассчитывал в народном мнении найти себе поддержку в попытках освободить Узника. но, приняв во внимание крайнее упорство обвинителей, неотступно требовавших осуждения господа, Пилат надеялся удовлетворить их телесным наказанием Подсудимого. гибкая совесть язычника не смущалась тем обстоятельством, что невинный подвергнется незаслуженному позору и потерпит жестокие истязания, лишь бы восхвалялись мудрость и милость судьи, избавившего Его от смерти. созвав первосвященников и начальников, возвратившихся от ирода, и пригласив народ приблизиться к своему судейскому месту, Пилат сказал: приведосте ми Человека сего, яко развращающа люди, и се аз пред вами истязав, ни единыя же обретаю в Человеце сем вины, яже нань вадите, но ни Ирод, послах бо Его к нему, и се ничтоже достойно смерти сотворено есть о Нем, – наказав убо Его отпущу.

Правитель думал, что такое решение не только успокоит врагов господа, но будет особенно приятно народу. Был обычай, установленный, вероятно, римлянами для приобретения народной благосклонности, в силу которого правитель ежегодно отпускал на праздник пасхи одного узника по выбору самого народа. Шумная толпа, спешившая воспользоваться предоставленным ей правом, начала теперь кричать и просить Пилата о том, что он всегда делал для нее. игемон решился воспользоваться этим случаем для достижения своей цели: ему известно было, что народ, внимательно слушавший учение Иисуса Христа, испытавший от него много благодеяний, не имел никакой причины враждовать против своего Благодетеля. Есть обычай вам, – сказал Пилат, – да единого вам отпущу на пасху: хощете ли убо, да отпущу вам Царя иудейска? наименование Иисуса Царем иудейским могло показаться врагам Христовым насмешкой правителя над обвиняемым, но в народе оно должно было возбудить воспоминание о славном прошедшем и заветные чаяния утешительного будущего, имеющего открыться с пришествием Царя – Мессии. то и другое, по мнению Пилата, могло склонить народную толпу отнестись сочувственно к Узнику, который, по-видимому, разделял чаяния ее.

В то время как народ, удивленный неожиданным предложением Пилата, стал совещаться, какой дать ответ, случилось событие, служившее для него предостережением. Жена правителя, которую древние сказания называют клавдиею Прокулою, видела замечательный сон и прислала слугу просить мужа не делать зла судимому Праведнику. Ничтоже тебе и Праведнику тому, много бо пострадах днесь во сне Его ради, – говорил посланный от лица жены Пилата. Это был сон пророчественный, а таким снам древность приписывала особенное значение (Быт. 37, 5; 41, 11; суд. 1, 13), считая их внушением свыше (Быт. 20, 3; 28, 12, 31, 24; 46, 2. Чис. 12, 6; 1 Цар. 28, 6; 3 Цар. 3, 5; Дан. 7, 1). не открыто ли было жене Пилата, какая печальная участь угрожает врагам Иисуса, и в частности, мужу ее за осуждение невинного? не дано ли было видеть ей в близком будущем лишение власти и ссылку мужа и затем самоубийство его, – обстоятельства, имевшие горестно повлиять на ее собственную участь? но то несомненно, что клавдия Прокула была восприимчивее своего мужа к сверхъ естественным внушениям. «Почему, – спрашивает святитель Иоанн Златоуст, – не сам Пилат видел сон?» – и отвечает: «или потому, что жена наипаче была достойна сего, или потому, что если бы он видел, то не поверил бы и даже, быть может, не сказал бы никому».

По преданию, жена Пилата видела во сне господа Иисуса Христа, производящего страшный суд над всеми людьми. в видении ей было открыто, что за богоубийство Иерусалим будет разрушен, храм уничтожен, многие иудеи будут наказаны и сам Пилат умрет недоброй смертью. впоследствии Прокула стала христианкой и даже сподобилась пострадать за Христа.

Таинственное предупреждение супруги застигло Пилата в большом раздумье. он сам хорошо понимал, что перед ним стоит Узник, ни в чем не повинный: знал, что обвинители Его предали из зависти, но как идти наперекор этим хитрым и могущественным врагам Его? совесть Пилата была обременена тяжкими преступлениями, за которые, рано или поздно, могла постигнуть его вполне заслуженная кара: отказом своим раздражить сильных, упрямых и злых клеветников для него было опасно, потому что члены синедриона со своими единомышленниками могли бы обвинить его в новом преступлении – потворстве злому умыслу против кесаря – и тогда пришлось бы расстаться с выгодами своего положения. Под гнетом таких опасений, волновавших слабую душу Пилата, чувство справедливости, жалости и милосердия должно было уступить место расчетам своекорыстия и личной безопасности.

Между тем, враги Христовы не бездействовали: пока Пилат выслушивал посланного от жены, первосвященники и старейшины употребили все усилия к наущению народа против господа Иисуса Христа. Иерусалимляне издавна были известны неверием провозвестникам Божественного откровения (Мф. 23, 37; Лк. 14, 33) и, подобно всем иудеям, отличались слепой приверженностью фарисеям (Мф. 15, 14), которые пользовались большим влиянием на народ. не раз уже возникала между ними распря, за кого принимать Иисуса Христа (Ин. 7, 43; 9, 16), и тогда как одни говорили, что он Пророк (7, 40) и Христос-Мессия (ст. 41), другие выражали сомнение, чтобы Пророк мог прийти из Галилеи (ст. 41). Предубеждение против Галилеян особенно сильно было между Иерусалимлянами, считавшими себя и по вере, и по языку, и по нравам несравненно выше и чище жителей пограничной области, имевшей смешанное население (Мф. 26, 73; Мк. 14, 70; ин. 7, 52; Деян. 2, 7). все это заранее обнадеживало хитрых обвинителей в успехе их козней. теперь именно, в такую решительную минуту, они, по всей вероятности, не упустили случая повторить прежние клеветы, которые были ими измышлены и рассеиваемы в народе во время общественного служения господа. вмешавшись в толпу, они убеждали не щадить ненавистного Пророка Галилейского: он – злодей, худший обыкновенных преступников (Ин. 18, 30), возмутитель и развратитель народа (Лк. 23, 2, 5), презритель отеческих преданий (Мф. 15, 2; Мк. 7, 1–5), разоритель субботы (Мф. 12, 2, 8; ин. 5, 16), угрожавший разрушить храм (Мф. 26, 61; 27, 40), друг мытарей, грешников и самарян (Мф. 9, 11; 11, 19; ин. 4, 40; 8, 48), обольститель, действовавший силой веельзевула, князя бесовского (Мф. 9, 34; 12, 24; 27, 63). Положение, в каком находился тогда Божественный Узник, по-видимому, служило наглядным подтверждением справедливости того, что враги Его внушали народу. Продолжая наговоры с наглой хитростью людей, искусившихся в кознях, первосвященники и старейшины довели народ до того, что он решился предпочесть Христу варавву и подать голос за освобождение его. варавва был известный разбойник, посаженный в темницу вместе с сообщниками за произведенное в городе возмущение и убийство. и несмотря на то, что это был отъявленный злодей и что преступление его, сопровождавшееся кровопролитием, было всем известно и, бесспорно, заслуживало смертной казни, враги Христовы нашли возможность уменьшить вину его или даже совсем прикрыть ее, выставив возмущение вараввы попыткой, подобной многим другим, к возвращению дорогой народу независимости. сопоставляя Иисуса Христа и варавву, первосвященники и старейшины не упустили указать слепо верившему им народу – в первом злоумышленника, разрушавшего закон, служивший для израиля единственным утешением в скорбных обстоятельствах того времени, и в другом – случайного преступника, доведенного до преступления ревностью к отечественной свободе.

Лживыми и клеветливыми внушениями завистливые обвинители успели привлечь на свою сторону мнение народа, и когда Пилат опять обратился к народу, раздался крик: отпусти не Сего, но Варавву! кричали все, подущенные членами синедриона, кричали с редким единодушием. «Если, – замечает святитель Иоанн Златоуст, – позволено было отпускать одного из уличенных преступников, то тем более сомнительного, и конечно Иисус не казался для них худшим явных человекоубийц, но они кричали со слов своих руководителей, которые были совершенно ослеплены завистью и, сами будучи злы, развращали и народ». Предпочтение, оказанное народом явному преступнику в сравнении с Узником, которого вина еще не доказана, привело Пилата в крайнее изумление, так что он еще раз спросил: кого хощете от обою отпущу вам? голоса из толпы отвечали: Варавву. игемон опять спросил: что убо хощете, сотворю, Егоже глаголете Царя иудейска? все закричали: да распят будет – пропни Его – возми Сего, отпусти же нам Варавву! Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса, но голос его был заглушен криками: распни, распни Его! Правитель, призывая народ к беспристрастному рассмотрению дела, в третий раз обратился к нему с вопросом: что бо зло сотвори Сей? – и напомнив о голословности обвинений, предложил удовольствоваться высказанным решением: ничесоже достойна смерти обретох в Нем, наказав убо Его, отпущу. вслед за этими словами поднялся великий крик: первосвященники и народная толпа, настроенная ими, с грозными воплями настоятельно требовали, чтобы Христос был распят.