Похищение черного льда - Старк Ричард Уэстлейк - Страница 15

• Предыдущая
• 15/28
• Следующая

Клер проснулась от дикой боли в голове; сильно стучало в висках. Первой мыслью было: “Должно быть, я вчера сильно напилась”. Но постепенно, сквозь боль, к ней возвращалась память, и она подумала: “Но я же вчера ничего не пила”. Эта мысль заставила ее открыть глаза, и она увидела, что находится в совершенно незнакомом ей месте.

Сначала это был не испуг, только замешательство. Продолжая лежать на боку — голова утоплена в подушку, покрывало натянуто по шею, — она смотрела на ту часть комнаты, что предстала ее взору, — серую стену, коричневый кухонный стул и закрытую, старого образца дверь, задавая себе вопрос: “Где это я?”

Внезапно она поняла, что одета. Она лежала на кровати под покрывалом совершенно одетая! Только туфель не было.

Клер резко села и стала осматриваться — она находилась в комнате, в которой никогда не была раньше, и лежала в большой, старомодной, с медными шишечками двуспальной кровати; здесь еще стояли два шкафа, туалетный столик, ночные столики и три коричневых кухонных стула. Рядом с кроватью — лампы с гофрированными розовыми абажурами. На окнах — белые занавеси и наполовину спущенные темно-зеленые шторы. Через нижнюю часть окон в комнату проникал серый дневной свет. Окна, а их было два, располагались как раз напротив кровати.

В комнате больше ни души. Клер прислушалась, но всюду стояла полная тишина.

Где же она? Как сюда попала?

Боль в голове мешала думать. Чуть наклонив ее, она начала массировать виски, это немного помогло. Продолжая массаж, она старалась хоть что-то вспомнить.

Где она была прошлой ночью? Вообще, где она провела весь вчерашний день?

Она вспомнила, что после полудня поехала в Нижний город, в косметический кабинет на Франклин-стрит. Затем хотела где-нибудь купить вуаль, но не нашла такую, которая подошла бы к цвету ее волос. Вернулась в отель, надеясь, что вдруг приехал Паркер — ведь прошло уже девять дней, как они расстались, — или хотя бы прислал письмо, но ничего не было. Ей не улыбалось обедать одной в ресторане, поэтому она заказала еду себе в номер и, пока ела, смотрела в газете, нет ли чего интересного вечером в кино или по телевизору.

Была в кино? Но она не могла вспомнить ни фильма, ни передачи по телевизору. Что же она делала после обеда? Последнее, что она помнила, — это как она обедала, сидя на стуле за письменным столом, на котором были расставлены тарелки с едой, а перед ней у стены лежала газета. И как она чувствовала себя очень уставшей. И вот сейчас она проснулась здесь.

Ей что-нибудь подмешали в еду? Может быть, именно этим объясняется головная боль и то, что вчерашние события представляются ей такими неясными? Еду приносил какой-то новый официант, но тогда она не обратила на это никакого внимания, ведь за эти девять дней их сменилось несколько.

Наверное, это так и есть. Она припоминала, как сидела за едой, во вкусе которой не было ничего необычного, и ее вдруг начал одолевать сон. Перед ней стояли тарелки с недоеденной едой, а глаза все сильнее и сильнее слипались.

Встала ли она из-за стола и растянулась на кровати? Этого она не могла вспомнить. Кажется, она сделала это или, во всяком случае, хотела это сделать, но она точно не могла сказать, действительно ли она встала со стула и легла на кровать.

Она потерла голову. Если бы только унялась эта боль. А так она не может думать, не может сосредоточиться.

Кто же мог это сделать?

Клер посмотрела на часы. Они все еще шли, показывая двадцать пять минут пятого. Пятого? Значит, скоро вечер; она, должно быть, проспала почти двадцать часов.

Сбросив покрывало, Клер осторожно спустила ноги на пол. Она чувствовала себя очень слабой. При движении боль в голове усиливалась, поэтому она старалась двигаться медленно и осмотрительно. К тому же не хотелось, чтобы ее услышали и поняли, что она проснулась. Если, конечно, здесь кто-то есть.

Когда она встала, закружилась голова. Опершись ладонью о стену, она, как была в чулках, на цыпочках подошла к закрытой двери. Осторожно повернула ручку и легонько на нее нажала; дверь была заперта.

Окна? Идя вдоль стены и опираясь на нее рукой, она проделала этот показавшийся ей длинным обратный путь. Подойдя к первому окну и продолжая опираться о стенку. Клер вытянула голову к стеклу и посмотрела на улицу.

Второй этаж. Озеро, частично покрытое тающим снегом, холодное и унылое. Горы над ним, такие же холодные и унылые. Между домом и озером — темный сад с несколькими голыми деревьями и кустарником. Темный приземистый лодочный домик и рядом с ним бетонная пристань.

Услышав, как в двери позади нее поворачивается ключ, она внезапно испугалась, потеряла равновесие и чуть не упала, но сумела удержаться за стену. Стоя так, у окна, она смотрела, как открылась дверь, и вошел человек.

Ее не удивило, что это был один из тех троих, кто приходил к ним в самом начале, еще до Гонора.

— Вы проснулись, — сказал он. — Это хорошо.

Затем, посмотрев на нее более внимательно, нахмурился и произнес:

— Что-нибудь не так?

Она молча покачала головой. Она не могла выговорить ни слова, и ее страшило то, что мог бы сделать этот человек.

Стоя в дверях и хмурясь, он продолжал смотреть на нее; казалось, внезапно понял, о чем она думает; это странно смутило его. Он развел руки, ладонями вниз.

— Не беспокойтесь ни о чем, — сказал он. — Вам здесь ничто не угрожает. Хотите есть?

Она снова покачала головой. Страх начал исчезать, не столько из-за его слов, сколько из-за его смущения, но по-прежнему ей нечего было ему сказать.

Он растерянно оглянулся, желая наладить с ней контакт, но не знал, как это сделать.

— Если вам что-нибудь понадобится, — произнес он, — постучите в дверь. Я сразу приду.

— Я хочу домой. В свой отель.

— Простите, — ответил он. — Не сейчас.

— Когда же?

— Скоро. Вы точно не хотите есть?

— Нет ли у вас аспирина? — Она сама удивилась, что попросила его об этом. Он радостно улыбнулся.

— Есть, конечно. Сейчас принесу. — Он вышел, и она заметила, что он не забыл запереть за собой дверь.

Сейчас она сердилась на себя за свою просьбу. Она сама помогла ему наладить контакт с ней; кроме того, этим она дала ему понять, что как-то примирилась со своим положением. Она почувствовала, что позволила ему одержать победу, которую он не заслуживал, и решила, что откажется от аспирина, когда он его принесет; однако, немного поразмыслив, поняла, что это будет всего лишь пустым жестом, который уже не сможет исправить ее ошибку.

Какие глупые мысли приходят ей в голову. Она снова оглядела эту комнату, холодную, пустую и тесную.

Ей нужен был Паркер.

Джок Дааск любил женщин, у которых было все, что надо, — и тело и голова, а Клер была именно такой женщиной. Он сидел напротив нее за кухонным столом, глядя, как она ест кукурузные хлопья с молоком — больше у них ничего для нее не нашлось, — и думал о том, как хорошо было бы ему познакомиться с ней при совсем других обстоятельствах. Он размышлял также о том, какие сексуальные отношения могут возникнуть в той ситуации, в какой оказались они — похититель и жертва, однако возможность изнасилования никогда не привлекала его. Джок Дааск был не таким человеком.

Вообще-то он сам не знал, какой он. Его теперешняя роль была слишком противоречива — он совершил похищение, хотя по природе своей не был похитителем; он собирается совершить кражу, но он не вор; и ему казалось, что такой была вся его жизнь. Он родился в Африке, но не был африканцем. Его родители были европейцами, но он сам не европеец. Он хорошо учился в английском университете, но не стал интеллектуалом. Служил наемным солдатом в разных частях Африки, но никогда не был бездумным искателем приключений. Казалось, все в нем было соткано из такого рода взаимных отрицаний.

• Предыдущая
• 15/28
• Следующая