Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Хаггард Генри Райдер - Страница 90
- Предыдущая
- 90/163
- Следующая
У ворот она простилась с нами. Накануне этого дня она обратилась с красноречивыми, прочувствованными словами к военачальникам, выразив полную уверенность в их ратной доблести и в победе над врагами.
Она сумела тронуть их, и они ответили громкими криками и изъявлениями готовности умереть за нее.
— Прощай, Макумазан! — сказала она. — Помни, я верю тебе, верю в твою мудрость, которая для защиты от Зорайи нам так же необходима, как острые копья. Я знаю, что ты исполнишь свой долг!
Я поклонился и объяснил, что боюсь сражения и могу потерять голову от страха. Нилепта улыбнулась и повернулась к Куртису.
— Прощай, мой господин! — сказала она. — Вернись ко мне королем, на лаврах победы или на копьях солдат![69]
Сэр Генри молчал и повернул лошадь, чтобы ехать. Он не в силах был говорить. Тяжело человеку идти на войну, но если он женат только одну неделю, то это становится уже совсем тягостным испытанием!
— Здесь, — прибавила Нилепта, — я буду приветствовать вас, когда вы вернетесь победителями! А теперь — еще раз прощайте!
Мы пустились в путь, но, отъехав около сотни ярдов, обернулись и увидели Нилепту, которая, сидя на лошади, смотрела нам вслед. Проехав еще с милю, мы услыхали позади себя стук копыт и увидали подъехавшего всадника — солдата, который привел нам лошадь королевы — Дневной Луч.
— Королева посылает белого коня как прощальный дар лорду Инкубу, и приказывает мне сказать ему, что этот конь самый быстрый и выносливый во всей стране! — произнес солдат, низко склоняясь перед нами.
Сначала сэр Генри не хотел взять лошади, говоря, что животное слишком красиво для такого грубого дела, но я убедил его взять ее, опасаясь, что Нилепта жестоко обидится. Мне и в голову не приходило тогда, какую серьезную услугу окажет нам благородное животное! Куртис взял лошадь, послал с солдатом свою благодарность и приветствия Нилепте, и мы поехали дальше.
Около полудня мы нагнали арьергард войска, и сэр Генри официально принял командование всей армией. Это была тяжелая ответственность, которая угнетала его, но он должен был уступить настояниям королевы.
Мы продвигались вперед, не встретив никого, потому что население городов и деревень разбежалось в разные стороны, боясь очутиться между двумя враждебными армиями. Вечером четвертого дня — войско наше двигалось медленно — мы расположились лагерем на вершине холма, и наши разведчики донесли нам, что Зорайя со всем своим войском уже выступила против нас и расположилась на ночь в десяти милях.
Перед рассветом мы выслали небольшой отряд кавалерии занять позицию. Едва они успели сделать это, как были атакованы отрядом Зорайи и потеряли тридцать человек. Когда с нашей стороны явилось подкрепление, войско Зорайи отступило, унося своих раненых и умирающих.
Около полудня мы достигли указанного нам Нилептой места. Она не ошиблась. Место было очень удобно для битвы, особенно против превосходящей нас силы. На узком перешейке холма Куртис расположился лагерем и после долгого совещания с генералами и с нами решил вступить здесь в бой с войском Зорайи. В центре расположилась пехота, вооруженная копьями, мечами и щитами, в резерве у нас находились пешие и конные солдаты. С боков стояли эскадроны, а перед ними два корпуса войск в семь тысяч пятьсот человек, образуя правое и левое крыло армии, под защитой кавалерии. Куртис командовал всей армией, Гуд — правым крылом ее, я принял под свое начало семь тысяч всадников, стоявших между пехотой и правым крылом, остальные батальоны и эскадроны были вверены генералам Зу-венди.
Едва мы успели занять позицию, огромная армия Зорайи начала надвигаться на нас, и вся местность покрылась множеством блестящих копий; земля тряслась под топотом ее батальонов. Разведчики не преувеличили. Войско Зорайи превосходило нас количеством.
Мы ждали нападения, но день прошел спокойно.
Как раз напротив нашего правого крыла, образуя левое крыло армии Зорайи, находился батальон мрачных, дикого вида людей. Это были, как я узнал, горцы, приведенные Настой.
— Честное слово, Гуд, — сказал я, — их надо всех перебить завтра!
Гуд как-то странно взглянул на меня, но ничего не ответил. Весь день мы ждали, однако ничего не случилось. Наконец настала ночь, и тысячи огней зажглись на склонах холмов, мерцая и потухая, как звезды. Время шло, мертвая тишина царила в стане Зорайи. Это была долгая, томительная ночь. Предстоящая битва, все ужасы кровопролития тяжелым гнетом ложились на сердце. Когда я размышлял обо всем этом, то чувствовал себя больным, мне было тяжело подумать, что все это мощное войско собрано здесь для истребления, чтобы утолить дикую ревность женщины!
Долго, до глубокой ночи сидели мы — с тяжелым сердцем, совещаясь между собой. Мерно шагали взад и вперед часовые, мрачно, с нахмуренными лицами, приходили и уходили командиры разных частей.
Наконец я лег, но не мог спать при мысли о завтрашнем дне. Кто мог сказать, что принесет нам утро?
Сознаюсь, я боялся. Вопрошать будущее, этот вечный сфинкс, бесполезно! Наконец я несколько успокоился и предоставил Провидению решать загадку завтрашнего дня.
Взошло солнце. Лагери проснулись с шумом и грохотом и начали готовиться к сражению.
Это было прекрасное зрелище, и старый Умслопогас, опираясь на свой топор, созерцал его в восхищении.
— Никогда я не видал ничего подобного, Макумазан! — сказал он. — Битвы моего народа — детская игра перед этим! Как ты думаешь, скоро начнется бой?
— Да, — отвечал я печально, — это будет смертельный бой. Утешься, Дятел, еще раз ты можешь пролить людскую кровь!
Время шло, но атаки не было. Люди позавтракали и ждали. Около полудня, едва они успели пообедать, — потому что, по нашему мнению, с полным желудком веселее сражаться, — со стороны неприятельского лагеря раздался громовой клич: «Зорайя, Зорайя!» Я взял подзорную трубу и ясно различил фигуру Царицы Ночи, объезжающую на лошади ряды батальонов. Пока она медленно ехала, вокруг нее раскатывались громовые крики, словно рокот бушующего океана. Земля и воздух сотрясались от этих криков.
Догадавшись, что это прелюдия к битве, мы приготовились — и ждали недолго. Внезапно два отряда кавалерии противника направились к маленькому ручью, сначала тихо, потом все быстрее. Я получил приказ от сэра Генри, который боялся, что стремительный натиск кавалерии может сразу смять нашу пехоту, выслать пять тысяч людей навстречу кавалерии, в тот момент, когда она появится на возвышенности холма, в ста ярдах от нас.
Я исполнил приказание.
Пятитысячный отряд всадников, выстроившись клином, понесся галопом на вершину холма. Вдруг отряд свернул вправо, развернулся и, прежде чем враги могли опомниться, ударил в кавалерию со страшным шумом, подобным обвалу ледяных глыб, и врезался в середину строя. Напрасно отбивались враги, стараясь окружить отряд кольцом и защитить центр.
Слава Богу! С громким криком наши рубили направо и налево, пока среди ржанья лошадей, сверканья мечей и победных криков наших войск неприятельский отряд не повернулся и галопом пустился назад, спасая свою жизнь. Все это произошло в какие-нибудь десять минут. Затем мои люди вернулись, потеряв пятьсот человек — немного, конечно, принимая во внимание стремительность атаки. В это время плотные массы неприятельского левого фланга, состоявшего главным образом из горцев, переправились через ручей и с диким криком — «Наста!» «Зорайя!» — блестя мечами и щитами, бросились на нас.
Снова я получил приказание отбить атаку и постарался это сделать, как умел, выслав несколько эскадронов в тысячу человек против неприятеля. На этот раз наши эскадроны нанесли большой урон неприятелю. Удивительное это было зрелище, когда мечи засверкали на склоне холма и наши люди врезались в самое сердце врага. Мы потеряли много людей, умерших в центре войска Насты. Враги не хотели повторять попытки отдельных атак, но решили пробиться натиском сквозь наши ряды и бросились на регулярный отряд Гуда, который выстроился тремя плотными четырехугольниками. Страшный рев подсказал мне, что главное побоище происходило в центре и на левом фланге. Я взглянул влево. Повсюду, куда достигал глаз, сверкали мечи, копья, слышались глухие удары.
- Предыдущая
- 90/163
- Следующая
