Ведьма - Вилар Симона - Страница 66
- Предыдущая
- 66/70
- Следующая
Когда Малк отстранился, Малфрида медленно открыла глаза. Его лицо было совсем близко, сосредоточенное, напряженное, глаза пытливо смотрели, но было в них что-то повелительное, настойчивое. Потом рука его медленно скользнула по ее плечу, опустилась к груди, сжала. Малфрида даже застонала от внезапно нахлынувшего желания.
Малк пристально разглядывал ведьму. Рыжие шевелящиеся завитки волос Малфриды падали ей на плечи, желтые глаза с продолговатыми зрачками казались и вовсе нелюдскими. Эти глаза невольно вызвали в нем оторопь, и, чтобы окончательно не испугаться, Малк отвел взор, стал смотреть на губы колдуньи, крупные, пухлые, влажно блестевшие. Малфрида чуть улыбнулась, ее белые зубы сверкнули, невольно напомнив, как заразительно умела смеяться чародейка, какой у нее изумительный, радостный смех. К тому же Малк еще остро ощущал вкус этого рта, горячий, влажный, сладостный. А глаза… Она на миг томно опустила ресницы, затем глянула, и взгляд этот был уже почти человеческий, темный и блестящий искорками веселья. Малк же почувствовал негаданную радость, оттого что держит в объятиях обычную девушку-древлянку. Он вновь потянулся к ее устам, стал сладко целовать, пока Малфрида ласково и щекотно не засмеялась ему в губы.
— Ну же, Малк! Я научу тебя, как целоваться, сгорая от Ярилиной страсти!
Да, все было так, как говорила ему Яга. Плотская страсть убивает в колдунье желание к чародейству, будит потаенное вожделение, заставляя забыть обо всем на свете… ослабляет колдовскую силу. Но все это были какие-то сторонние мысли, больше всего Малк думал сейчас об ответной ласке раскрывшихся уст Малфриды, ее упруго вжимающейся в его ладонь груди, прильнувшем к нему горячем, гибком теле. Малфрида теперь сама тянула его на себя, задыхаясь и дрожа. Малк уложил ее на покрытую сухой хвоей землю и только застонал, когда рука ведьмы сама стала нетерпеливо теребить гашник на его портах, ласкать напряженную плоть внизу живота.
Рядом с предававшейся страсти парочкой слабо побулькивал варевом позабытый котел ведьмы, огонь костра, оставленный без поддержки, начал терять свою силу, а прорвавшийся сквозь ослабевший заслон чародейского круга снег остужал варево. Но и снег уже летел не с прежней силой, становясь постепенно мелким, опадающим снежком. Лишившиеся ведьминого наказа ветры утихли, растерянно замирали на болоте потерявшие управление нелюди. Нет, они еще были одержимы прежним желанием убивать и сжирать, однако сейчас, когда расходились тучи, нечисть стала пугливо понимать, что они на болоте днем, а это не их время. У нелюдей все яснее проступало привычное желание схорониться от света дня, уйти под землю. И если подле оказавшегося в стороне от схваток болотного существа не оказывалось, на кого напасть, оно так и поступало: оседало на землю, словно проникая сквозь нее, плюхалось в болото, застывало неподвижной корягой. Лишь там, где около нежити еще были смертные, она рвалась к ним по привычке, но уже без прежней силы, и дружинники без труда разделывались с ней. Люди даже начали озираться по сторонам, видели за медленно опадающим снежком силуэты своих, окликали их, стараясь собраться в группы.
Свенельд тоже заметил произошедшую перемену, однако некое внутреннее чувство подсказывало варягу, что это еще не конец. И когда под его ногами дрогнули мшистые кочки, он невольно отпрянул, сжимая покрепче рукоять меча.
— В голову его бейте, в глаза! У Смока это самое уязвимое место!
Он выкрикнул это так, что сорвал голос, хотел еще крикнуть то же, да только просипел беззвучно. И оттого что из горла лишь приглушенный сип вырывался и еще потому… Да, храбрый варяг Свенельд онемел от ужаса, увидев, как змей быстро повернул голову в его сторону. Смотрел на варяга единственным глазом. Узнавал. Он запомнил его.
Казалось, какое-то время человек и нечисть разглядывали друг друга: человек — не двигаясь, расставив пошире ноги и сжав рукоять меча обеими руками; змей — откинув огромное туловище, чуть наклонив голову вбок, чтобы лучше разглядеть того, кто когда-то ранил его и ушел безнаказанным. Смок даже будто не обращал внимания на других воинов, словно нехотя опрокидывал наскакивающих ленивыми взмахами хвоста.
— Перун, во имя твое! — хрипло пробормотал варяг, вдохнул глубже, приходя в себя, повел плечами, чуть подаваясь вперед для схватки. — Ну же, червь рогатый, вот я. Я жду.
Смок двинулся к нему стремительно, но едва Свенельд сделал выпад, целясь в голову, как он резко отклонился, ушел вправо, и меч варяга рассек только воздух. А Смок уже делал вокруг него оборот, обвивая мощным телом, захватывая в петлю. Свенельд попробовал было перескочить, но чудище стремительно толкнуло его назад концом длинного хвоста, зажав Свенельда огромным холодным телом, словно в кулаке. Миг — и Смок обвил его второй раз, третий. Свенельд оказался оплетенным огромными кольцами от груди до ног, только голова и рука с мечом остались свободными над жесткими кольцами змея. Свенельд рванулся и завыл, чувствуя, как его словно сдавливает мощным прессом, вновь рубанул, но безуспешно.
К посаднику на помощь подскочили его люди, рубили со всей мощью, срезали острые пластины чешуи, кое-кому удавалось и до крови рассечь, даже мясо у Смока кое-где взбугрилось, выступила темная жижа крови. Но Смок ударами хвоста вновь и вновь разбрасывал их и, склонив рогатую башку, глядел сверху вниз, как бьется, кричит и бестолково машет рукой с мечом его давний враг. Змей смотрел на него и, словно наслаждаясь моментом торжества, не спешил сдавить окончательно, понимая, что тому уже никуда не деться.
Свенельд тоже это понимал, он выл сквозь сцепленные зубы, голова его падала, он слабел. Видел, как змей вскинул голову, затряс рогами, потом приблизил огромную голову, раскрыл жуткую пасть с узкими острыми зубами… И вдруг застыл.
То, что произошло в этот момент, было неожиданным. В пылу жестокой битвы никто не заметил, ни когда перестал идти снег и прекратил выть ветер, ни когда посветлело небо. Тучи разошлись, сверкнул луч солнца, будто ярким перстом ворвавшись на землю, упал прямо на Смока, ослепив его. И змей замер, ничего не видя, застыл почти подле самого своего врага.
Свенельду хватило этого мгновения. Собрав силы, страшно зарычав, он резко и быстро ударил Смока в оставшийся глаз, вгоняя меч по самую рукоять в брызнувшее огромное око.
Смок сразу же откинулся, рывком головы вырвав рукоять меча из руки варяга. Взвил голову, мотая ею из стороны в сторону, забил по болотной жиже хвостом. Вновь его страшная пасть была открыта, вновь из нее несся беззвучный, повергающий в ужас звук. А потом Смок резко завалился, упал затылком на землю, так что взволновалось болото, врезался в кочки рогами, по телу его прошла мелкая судорожная дрожь.
Свенельд почувствовал, что сжимавшие его кольца длинного тела твари ослабели, что он может вздохнуть, даже пошевелиться. Чешуйчатое тело змея стало меняться, пошло крупинками, превращаясь в сырую землю.
Когда через несколько мгновений оглушенные предсмертным писком Смока люди стали приходить в себя и озираться, они обнаружили Свенельда бессильно лежащим на куче рыхлой грязи, полузакопанным в ней. Коста первый подскочил к посаднику, стал откапывать, велев и другим вытаскивать старшого, пока болотная твердь не засосала его. Воины орудовала секирами и мечами, рыхля землю, отгребали ее руками, пока наконец не вытащили почти бесчувственного варяга наверх. Он упал на бок, скатился по куче рыхлой земли, стеная. Увидел лица склонившихся над ним соратников — грязные, окровавленные, измазанные зеленой слизью нелюдей, черными брызгами крови Смока. Но такие родные… И улыбнулся им.
Свенельд пришел в себя, когда его поили из фляги водой, поперхнулся, закашлялся. Над ним сидели Коста и еще один из уцелевших волхвов. Тот читал заговор, бренчал амулетами. Стоявший рядом Ярец сказал, что надо бы поискать источники чародейской воды. Ярец был без шлема, его русые волосы от пота и грязи стояли торчком, щека, там где в нее попала пластина чешуи Смока, была разрезана от скулы до подбородка, так что в порезе виднелись обнажившиеся зубы.
- Предыдущая
- 66/70
- Следующая
