Сердце Башни - Злотников Роман Валерьевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/52
- Следующая
Две недели в столице Кагдерии царила абсолютная вакханалия. Правящая чета, потеряв на улицах столицы ранеными и убитыми почти две трети гвардии, впала в ступор и ничего не предпринимала, видно надеясь, что все «само собой как-нибудь рассосется». По слухам, королева целыми днями торчала в своем будуаре, стоя на коленях перед Знаком Владетеля, и плакала, повторяя:
– О, Владетель, спаси мой добрый народ от охватившего его безумия.
Но Владетель не спас…
На третью неделю «Армия бедняков», изрядно увеличившаяся за счет банд, получивших, так сказать, «боевое крещение» во время нападений на дворян (а также, под шумок, на купцов, лавочников, трактирщиков – короче, всех тех, у кого было чем поживиться), вырвалась из города и напала на королевский дворец.
Гвардия дралась отчаянно. В строй встали даже те, кто лежал в дворцовом лазарете – хромые, однорукие, одноглазые, контуженные. Но это не помогло. Озверелая толпа, уже успевшая поднабраться боевого опыта в уличных боях, а также опьяненная кровью и двухнедельной безнаказанностью, ворвалась во дворец и устроила страшную резню. Как рассказывали чудом уцелевшие очевидцы, короля просто разорвали на куски, а королеву… ее принесли на «Кладбище благородных» тоже не полностью целой – без руки, с оторванной ступней и почти до ушей разорванным ртом. Так что узнать в этом куске мяса бывшую чувственную красавицу теперь было почти невозможно.
А потом зараза выплеснулась из столицы.
Города падали к ногам «Армии бедняков» один за другим. Этому не смогли помешать ни крепкие стены, ни гарнизоны, ни запасы оружия и продовольствия. В каждом, КАЖДОМ из городов оказались заранее организованные сотни «Армии бедняков», которые при подходе мятежников к стенам города нападали на воротную стражу и открывали ворота. К тому же «Армия бедняков» с каждым днем росла как снежный ком. К ней массово присоединялись крестьяне, разбойники выходили из лесов, чтобы вступить в ее ряды, в нее вступали городские нищие, ученики ремесленников, бедные мастера – все, у кого была обида на свою нынешнюю жизнь, с радостью сбегались под знамена этой армии, дабы почувствовать себя вершителем не только собственной судьбы, но и судьбы тех, кому они еще так недавно люто завидовали. И их ожидания, как поначалу казалось, вполне себе оправдывались! Ибо добычи, взятой в разграбленных городах, вполне хватило бы любому из солдат этой армии, чтобы вполне себе неплохо устроиться в жизни. У людей, которые в прошлой жизни даже медь в руках держали далеко не каждый день, нынче в карманах звенело серебро, а у кого и золото!
Но все это могло бы оказаться правдой, если бы она, та самая прошлая жизнь, которую все они так кляли и не любили, сохранилась. А вот этого как раз и не было – страна погружалась в хаос. Поля стояли не обработанные, потому что работавшие на них крестьяне ушли с «Армией бедняков» в надежде разжиться серебром и золотом. Горны в ремесленных мастерских потухли, гончарные круги остановились. Рыбацкие лодки покачивались у берега в тщетном ожидании рыбаков. По стране перестали ходить купеческие обозы, потому что и самих купцов практически не осталось. Многие были убиты, их казна разграблена, а те, кто сумел выжить – бежали за границу. Иностранные же купцы совершенно не горели желанием пересекать границы пылающей мятежом страны.
И внезапно оказалось, что «хорошие денежки», звенящие в кармане «борцов за справедливость», в новых условиях как-то начали терять свою ценность. Булка простого хлеба, ранее стоившая один, ну пару медяков, внезапно стала стоить уже пару серебряных, кусок мяса – золотой, бутылка сидра – пять серебряных, вязанка дров – три. Да ты еще попробуй их найди! Ибо существенная часть тех, кто ранее как раз и выращивал хлеб и мясо, ловил рыбу, рубил дрова, в настоящий момент либо гордо звенел деньгами в кармане, как боец «Армии бедняков», либо размазывал слезы по лицу перед пустым амбаром и хлевом, из которых были «икспроприираваны» (ну так это теперь называлось) все запасы «на борьбу с тиранами и узурпаторами», либо… гнил со вспоротым животом в придорожной канаве как «пособник тиранов и узурпаторов», неосмотрительно попытавшись защитить свое добро.
Перед «Армией бедняков» замаячили очень нерадостные перспективы. Но тут кого-то из ее лидеров осенило. И он бросил кличь: «Освободим братьев!», который был тут же радостно подхвачен. Ну как же – там, за границей, в других странах, где есть еще неразграбленные города, не убитые дворяне и неизнасилованные дворянки, стонут под пятой «тиранов и узурпаторов» наши братья – точно такие же бедняки, как и мы. И наша цель в этой жизни – принести им радость свободы и избавления! Так что вперед, братья, на помощь тем, кто так ждет от нас избавления…
И вот сейчас эта самая «Армия бедняков» скорым маршем двигалась к шейкарским горам, чтобы, преодолев перевалы, ворваться на тучные и еще не разграбленные земли Насии.
– Значит, Грон просит задержать их в наших горах? – задумчиво спросил Нушвальц, когда Линдэ закончила свой рассказ. Дочь кивнула, и добавила:
– Хотя бы на неделю. Грон сейчас сосредотачивает армию и собирается двинуться к нам на помощь так быстро, как только сумеет.
– Хм, – старейшина прикусил ус. – А насийцы?
– Они тоже собирают армию. Но, судя по тому, что я видела за все эти годы, несмотря на то, что Грону идти почти в два раза дольше – он успеет раньше.
– Ты думаешь, он успеет добраться от Агбера до наших гор всего за неделю? – удивился Нушвальц.
– Нет, – мотнула головой Линдэ. – За неделю точно не успеет. Минимум за три. Но эти, – она повела подбородком в сторону Кагдерии, – ползут еще медленнее. У них же не армия, а банда. Без организации. Без снабжения. Без порядка. Они – как саранча, бредут, объедая округу.
– И они захватили все города Кагдерии? – недоверчиво спросил старейшина. В юности он немало побродил по Владению, успев отметиться в четырех из шести королевств в качестве наемника, поэтому, что такое осада и штурм города, представлял себе хорошо.
– Я же говорю – во всех городах им открыли ворота. А в уличной свалке умение держать строй и длинные копья обученного воинства намного менее опасны, чем в поле, – ответила Линдэ.
– Всех? – скептически скривился Нушвальц. – Это вам беженцы рассказали?
– И беженцы тоже, – усмехнулась дочь. – Но, кроме них, Грон посылал в Кагдерию разведчиков. От них поступили довольно подробные доклады.
– И чего же они в них пишут?
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я их не читала. Но то, что я тебе сообщила, мне рассказал сам Грон. Ты ему не веришь?
– Верить-то верю, – задумчиво протянул старейшина, – но как-то все складно выходит. Как бы чего не упустили, за что потом кровью расплачиваться придется, – он замолчал. Линдэ тоже некоторое время помолчала, а затем осторожно спросила:
– То есть ты говоришь – да?
Старейшина бросил на дочь крайне сердитый взгляд, а затем сварливо рявкнул:
– А ты что, думала, что я отвечу отказом на просьбу зятя?
Линдэ криво усмехнулась. Ну да, с точки зрения отца все выглядело именно так. Шейкарцы не особенно заморачивались формальными ритуалами в области совместной жизни. Живут вместе мужчина и женщина – значит семья. Есть у них дети – это их дети. Даже если всем известно, что женщина сошлась с мужчиной, уже имея ребенка, или мужчина привел в семью ребенка погибшего брата, племянника или дочери. Была свадьба – не было, да какая разница? Главное – жизнь, все остальное суета… Но она-то несколько лет прожила в совершенно другом обществе и прекрасно представляла, что она кто угодно, но только не жена Грону.
И дело было не в том, что ее не уважали. Нет, злобно шипящих расфуфыренных фифочек, желающих запрыгнуть в постель к знаменитому полководцу, да еще и принцу-регенту Агбера, было до фига и больше, и они не упускали случая обозвать их с сестрой всеми известными неприличными словами. Да и среди лиц мужского пола любителей подобных «обзывалок» тоже хватало. Некоторые даже первое время пытались намекать, а то и прямо предлагать оказать и им такие же услуги, которые они, как бы, оказывают Грону. Большинство этих предложений не пережило. А среди тех, кто пережил, выработался очень стойкий условный рефлекс испуганно вздрагивать всякий раз, когда хотя бы одна из шейкарок оказывалась в их поле зрения… Но среди тех, чье мнение было для них с Эмальзой по-настоящему ценно, не было ни одного, кто не выказывал бы шейкаркам самого глубокого и искреннего уважения. Но это не заменяло главного – ни в глазах окружающих, ни в собственных глазах, ни Линдэ, ни Эмальза не было женами Грону. Эх, если бы он даже выбрал хотя бы одну из них… Они бы с сестрой договорились, как делить своего мужчину. Никто бы не оказался обижен, и уж тем более он. Но…
- Предыдущая
- 17/52
- Следующая