Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/69
• Следующая

– Не совсем… – Скуманд расслабился и впервые за время разговора улыбнулся. – Конечно, ты можешь мне не поверить, но у дайнавов и мысли нет такой – взять Берестье. Десять лет назад наши старейшины поддались на уговоры князя Стегута, который убедил всех, что Берестье станет легкой добычей. Уж не знаю, что ему ударило в голову. И дайнавы получили от князя Василька хороший урок. Ну, тебе об этом известно… Так с какого рожна мы должны опять лезть на неприступную крепость?

– Ты хочешь сказать, что вы не собираетесь воевать с князем Васильком? – недоверчиво спросил Воислав.

– Могу в этом поклясться своими богами! Берестье нам не нужно.

– А тогда что вам, дайнавам, нужно?

– Не дайнавам, а лично мне. Как ты, наверное, уже догадался, я стал вайделотом, знахарем. И хочу купить кое-какие лекарственные снадобья, которые привозят в Берестье из стран Востока. Вот и вся разгадка моего появления здесь.

– Тогда почему ты ничего не купил, почему околачивался возле оружейных лавок?

Скуманд печально улыбнулся и ответил:

– А кто меня учил мечевому бою? Кто делал из меня воина? Или ты думаешь, что стать Посвященным было пределом моих мечтаний? Но вышло, как вышло… Я был неволен в своем выборе. Оружие всегда меня привлекало, а уж на торге его хватает, самого разного. Вот я и засмотрелся на всю эту красоту.

– Понимаю тебя, понимаю… – Воислав скривился, будто съел что-то кислое. – Но нет у меня веры твоим словам. Нет! И вообще – не лучше ли отвести тебя к князю Васильку? Пусть он поспрашивает, что да как, у него это лучше получится. Я почему-то не испытываю особого желания снова столкнуться в ночном бою с дайнавами, которые в темноте видят, как кошки.

– Попробуй, отведи, – ответил Скуманд, остро сверкнув глазами.

– Эка задачка… – осклабился Воислав и потянул меч из ножен. – Если будешь сопротивляться, мне придется тебя убить.

– Да что ты говоришь? – Скуменд зловеще рассмеялся. – Не будь ты моим наставником и добрым товарищем, лежать бы тебе на берегу хладным трупом.

С этими словами он быстро засунул руку в свою сумку и достал оттуда трубочку из бузины, в которой хранился ядовитый порошок.

– Стоит мне дунуть вэту трубку, – поднявшись, сказал юный вайделот, – и ты мгновенно умрешь. Хочешь проверить?

– Нет! – Воислав отскочил на безопасное расстояние. – Знаю я ваши колдовские штучки. Что ж, придется позвать стражу…

– Не успеешь, – с этими словами Скуманд достал другую трубку, подлиннее. – Здесь лежит отравленная стрела. Она достает на гораздо большем расстоянии. Так что стой, где, стоишь, пока мы не попрощаемся по-доброму и не разойдемся в разные стороны.

– Ты и вправду убил бы меня? – спросил Воислав.

Возвратив меч на место, он безбоязненно приблизился к Скуманду.

– А ты? – вопросом на вопрос ответил юноша.

– Я – да. Если бы почувствовал угрозу для своей жизни.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– А чтобы убедиться, что птенец не только оперился, но и вылетел из гнезда и способен на большую охоту.

– Убедился?

– Еще как… – Воислав посмотрел на трубку в руках Скуманда и зябко повел плечами: – Бр-р! Ты бы спрятал ее… от греха подальше. Слыхал я о таких штучках. Они были в ходу у ромеев[57]. Человек дунет в трубку, и отравленная стрела летит на пять-десять шагов. Товарищи рассказывали – те, кому довелось служить Византии. Ромеи – большие выдумщики. Так что твоим словам верю безоговорочно… Не держи на меня обиду. Я просто не хочу снова пережить позор плена. Да и к праотцам мне еще рановато.

– Еще раз повторюсь – Берестье нас не интересует.

– А что вас интересует?

– Если я скажу правду, мне придется тебя убить.

– Все, все, умолкаю!

– Что ж, давай прощаться, – сказал Скуманд. – Мне пора. Если честно, я рад нашей встрече. Благодаря тебе я могу драться так, как редко кто из наших витингов.

– А я как рад… Обнимемся? Чтобы без обид…

– Обнимемся…

Они крепко обнялись, а затем разошлись в разные стороны. Дойдя до засеки, Воислав обернулся, но Скуманда и след простыл. Вайделот буквально растворился среди редкой и невысокой древесной поросли. Воислав с удивлением покачал головой – ох, эти лесные жители! появляются и исчезают, как нечистая сила, – улыбнулся и продолжил свой путь. «И все же князя нужно предупредить, чтобы приказал усилить ночную стражу, – подумал он, минуя ворота. – Да и днем нельзя зевать. Скуманд всего лишь вайделот (хотя фигура тоже значимая), а решение в походе принимают вожди. Мало ли что им взбредет на ум. А в том, что Скуманд пришел к Берестью не один, могу поклясться своей головой».

Лес шумел грозно, предостерегающе. Вся лесная живность попряталась, даже белки прекратили свои забавы, не прыгали с ветки на ветку, играя в догонялки. В лесу происходили какие-то события, скорее всего, тревожные, но пока было непонятно, что они собой представляют. О них сообщили вездесущие сороки, которые своим стрекотом пугали не только лесных обитателей, но и двух человек, пробирающихся через чащобу звериными тропами.

Это были отец Руперт и менестрель Хуберт. Они прислушивались к стрекоту сорок с тревогой и старались побыстрее оторваться, уйти подальше от этого гвалта.

– Проклятые птицы! – брюзжал монах. – Вишь, как орут. Сатанинское отродье!

– Птица как птица… – буркнул Хуберт; он старался не обращать внимания на тревожное чувство, которое угнездилось где-то под ложечкой и бередило душу. – Может, волки затравили оленя где-то поблизости, вот сороки и устроили шумное торжище в ожидании, пока хищники насытятся и уберутся восвояси, чтобы самим полакомиться остатками дичины.

– Э, нет, не скажи, сын мой. Сорока была единственной птицей, не пожелавшей войти в Ноев ковчег. Она притаилась на верхушке ковчега и смеялась над погибающим миром, за что Господь сделал ее предвестницей разных несчастий.

– Все это чушь! – рассердился менестрель. – Соловья тоже можно назвать нехорошей птичкой, потому что он своим пением вызывает весенний любовный недуг, от которого молодые люди теряют голову и совершают разные глупости.

– Всем известно, если сорока летает над человеком, значит, она предвещает ему близкую смерть, – упрямился святой отец.

– Ну, пока над нами сорок не видать, значит, мы еще немного поживем… надеюсь… Наконец у меня есть хорошее заклятье на случай встречи с сорокой.

– Это какое же? – полюбопытствовал монах.

– В местах, откуда я родом, при встрече с сорокой полагалось скрестить большие пальцы и сказать: «Мой крест сороке, ее крест мне. Несчастье сороке, счастье мне».

– И что, помогает?

– Еще как. Особенно когда идешь домой из харчевни в хорошем подпитии. – Хуберт хохотнул. – Сказав заклятье, можно быть вполне уверенным в том, что ноги обязательно приведут тебя к родному дому и ты будешь ночевать не в грязной луже со свиньями, а в своей постели. Поверьте мне, святой отец, это было испытано мною не раз.

– Пьянство – это большой грех… – начал было очередную проповедь монах, которого хлебом не корми, а дай повитийствовать, но неожиданно где-то неподалеку раздались крики, которые перешли в дикий вой и шум погони.

– Дьявол! – воскликнул Хуберт. – По-моему, это пруссы, они-таки нашли наши следы! За мной, святой отец! Да побыстрее, черт побери!

Они вломились в густые заросли орешника, за которыми журчал неширокий ручей. Хуберт прыгнул в воду и потащил за собой монаха. Они бежали против течения, пока хватило сил, а затем вылезли на берег и затаились в густом кустарнике. Менестрель приготовился дорого продать свою жизнь; он настроил арбалет, который достался ему от мертвого кнехта, положил рядом с собой короткий меч-спату (все это оружие Хуберт подобрал во время бегства из лагеря) и приготовился ждать дальнейшего развития событий. Отчаяние, овладевшее менестрелем, сменилось холодным бесстрашием, чего нельзя было сказать про монаха. Отец Руперт встал на колени и обратился за помощью к своему небесному покровителю – правда, совершенно беззвучно, потому что, когда он начал бормотать молитвы вслух, Хуберт больно ткнул его локтем под ребро.

• Предыдущая
• 51/69
• Следующая