Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 59
- Предыдущая
- 59/69
- Следующая
Тогда выступил Скуманд. За время болезни он сильно повзрослел, стал мрачным и грозным.
– Они спасли мне жизнь, убив колдуна дикарей Бурита. Вы хорошо знаете, сколько бед он нам принес. Надумай дикари захватить наше селение, я не уверен, что мы смогли бы его отстоять. Бурит был связан с темными силами, и мы долгие годы не могли с ним справиться. А эти двое христиан запросто проткнули его стрелой, словно глупую куропатку. О чем это говорит? О том, что их руку направлял сам Еро! Значит, они милы ему, они под его защитой. А теперь я хочу спросить всех присутствующих: кто хочет пойти против воли бога Еро и убить иноземцев?
Ответом Скуманду было гробовое молчание. Лица старейшин и жрецов стали мрачными и задумчивыми. Лишь Павила одобрительно улыбнулся в свои пышные усы – именно это хотел сказать он, но Скуманд его опередил. «Пожалуй, мне и впрямь пора уходить… – не без печали подумал Павила. – Мальчик вырос, возмужал, и теперь сам в состоянии постоять за себя. От него исходит такая мощная сила, что даже мне немного не по себе. Вишь, как притих Комат. Беда племени, у которого такой ничтожный поводырь…»
Но Хуберт не был бы самим собой, не пустив в ход свое наиболее опасное «оружие» – лютню. Однажды вечером он вышел из хижины, сел на бревно, исполнявшее роль скамьи, и начал наигрывать разные песенки и тихо напевать. Сначала на чарующие звуки лютни прибежали дети (менестрель выбирал самые простые, но душещипательные мелодии). Затем к хижине потянулись юные девицы, женщины и, наконец, мужчины. Хитрый и очень неглупый Хуберт, который за время общения со Скумандом успел немного выучить язык дайнавов, быстро сложил незамысловатую песенку на языке племени, которая привела в восторг окружавшее его общество.
Так и пошло с той поры: после обязательной вечерней бани дайнавы ручейками стекались к хижине иноземцев, где Хуберт начал устраивать им настоящие концерты. Даже жрецы, которые поначалу недовольно кривились, услышав звуки лютни, постепенно привыкли к веселым забавам пленника (а кем еще можно было считать чужака?) и слушали его с благосклонным вниманием.
Монах же сидел по вечерам в хижине, как крот, и даже не выглядывая наружу. Он понимал, что своей лютней Хуберт пытается завоевать сердца нехристей, и не осуждал его за музыкальные упражнения перед толпой дайнавов, даже приветствовал сей почин, но, с другой стороны, ему очень хотелось вместо концерта устроить проповедь о христианских истинах и ценностях, ведь именно из-за этого он отправился в эту варварскую страну. Однако когда он заикнулся о своем намерении, менестрель очень серьезно спросил:
– Святой отец, вас давно били?
– Ну… как сказать… – несколько опешил отец Руперт.
– Скажите прямо.
– Лет пять назад. Я тогда только начинал проповедовать. Хорошо, кнехты вовремя появились…
– Вот-вот. В общем, запомните: несмотря на мое уважение к вам, если вы надумаете читать дайнавам свои проповеди, то прежде всего я вас хорошенько поколочу. Потому как кнехтов-спасателей здесь нет, и вас (самое скверное – вместе со мной) варвары поджарят на жертвенном костре. Уверен, что после этого церковь причислит вас к великомученикам, а то и вовсе к святым. Вам такая кончина нравится? Мне – нет. Хотя бы потому, что моя скромная персона вряд ли будет отмечена в синодике папы римского. Да и на святого я никак не тяну – больно грехов много.
Монах обиженно надулся, но больше с такими предложениями к Хуберту не подходил. Тем не менее, будучи далеко неглупым и более-менее образованным, отец Руперт с интересом присматривался к жизненному укладу язычников и даже почерпнул из этих наблюдений кое-что интересное. Особенно по части гигиены. Оказалось, что парная и баня варваров весьма благоприятно сказываются на самочувствии. После приема водных процедур святой отец чувствовал себя как заново родившийся.
Здесь нужно отметить, что у каждой семьи баня была своя, и чужаков в нее не допускали. Но Хуберту и монаху предложили избу, в которой когда-то жило семейство, погибшее при неизвестных обстоятельствах в полном составе. Поэтому банька при доме имелась, и спасители Скуманда пользовались ею к всеобщему удовольствию. Правда, поначалу отец Руперт артачился, не хотел смывать с тела «святость», но когда Хуберт пригрозил оставить его ночевать за порогом, потому как монах не только часто пускал ветры, но еще и вонял, как боров, тот побежал мыться вприпрыжку – он точно знал, что менестрель всегда держит свое слово.
Особенно отца Руперта заинтересовали зерновые ямы дайнавов. Он уже знал, что зерна, которые росли на полях племени, дайнавам не хватало, и они обычно докупали нужное количество у соседей, которые жили на равнинах. Платили за зерно мехами, шкурами, воском и серебром и после покупки очищали его от ости и мелкого мусора, сушили и засыпали в зерновые ямы. Зерно, которое в них хранилось, не точили ни мыши, ни разные жучки, что регулярно происходило в амбарах монастырей. А святой отец по-прежнему не оставлял мысли построить в этих краях монастырь, чтобы окормлять и направлять заблудшие души язычников на путь истинный. Поэтому сохранением хлебных запасов ему придется озаботиться в первую очередь… конечно, если его мечта осуществится.
Зерновая яма дайнавов была глубокой, в полтора человеческих роста, и напоминала кувшин с узким горлышком. Ее стенки обкладывали камнем на глиняном растворе, а затем обмазывали толстым слоем глины, которая, высыхая, становилась похожа на прочную яичную скорлупу. После наполнения зерном яму плотно закрывали дубовой крышкой, замазывали глиной и присыпали крупнозернистым речным песком.
Но главным секретом хорошей сохранности зерна, как понял отец Руперт, была обмазка стенок ямы. В глину подмешивали мелко нарубленные сухие травы, и монах, как кот, долго ходил кругами возле работников, занимавшихся обустройством зерновых ям, не решаясь завести разговор на эту тему (да и не мог он это сделать, так как не знал языка дайнавов), пока Хуберт не сжалился над ним и не попросил Скуманда объяснить, что добавляют в глиняный раствор.
Вайделот, который быстро сдружился с менестрелем, не стал делать из этого большую тайну и выложил все как на духу. После этого монах успокоился и зажил в свое удовольствие, благо их кормили как на убой. А что нужно человеку для хорошей жизни? Совсем немного: крышу над головой, какую-никакую одежонку, добрый кусок жаркого, свежий хлеб и жбан холодного пива. Все это у отца Руперта было, и он старался не думать о своем будущем, которое по-прежнему оставалось туманным…
Проблемы начались спустя две недели после появления монаха и менестреля в селении дайнавов. Отец Руперт, которого звук струны не потревожил, проснулся от шума на улице. В столь раннее время это было необычно и тревожно. Монах посмотрел наХуберта и с ностальгией вздохнул – молодость… Менестрель, выпроводив назойливого мальца, любителя музыки, снова уснул, широко разметавшись на постели и безмятежно посапывая, и его мог разбудить только добрый пинок, что отец Руперт и сделал.
– Ну, это уже чересчур, ваша святость! – сердито пробурчал менестрель, с трудом продирая глаза. – Бессловесная скотина и та любит ласку, а вы меня по ребрам… Черт побери, это жебольно!
– Сын мой, вставай! – потянул его за штанину монах. – В селении что-то случилось. Шумят, бегают…
– Да? – Хуберт прислушался и мигом поднялся. – А и правда… – он быстро надел куртку, туго затянул на талии пояс с мечом и взял в руки арбалет. – Не к добру все это… Похоже, намечается какая-то заварушка. Нужно быть наготове.
При этих словах менестреля святой отец быстро схватил свой посох, на самом деле представлявший собой увесистую дубинку, с которой монах управлялся весьма ловко, в чем однажды Хуберт и убедился. Как-то шутки ради он вызвал отца Руперта на учебный поединок и потом долго чесал побитые бока. Дубинка в руках монаха творила чудеса; от нее не было защиты, хотя драться на палицах Хуберт умел очень даже неплохо.
Они вышли из своей избы и сразу же поняли, что события приняли крутой разворот. Мужчины племени лихорадочно вооружались, а витинги во главе со Скумандом уже были на валах.
- Предыдущая
- 59/69
- Следующая
