И быть подлецом - Стаут Рекс - Страница 10

• Предыдущая
• 10/44
• Следующая

Когда остальные удалились, Билл Медоуз был удостоен чести сесть в кресло из красной кожи. На маленький столик у подлокотника я поставил вновь наполненный стакан, а Фриц принес поднос с тремя сандвичами, сделанными из хлеба его собственного приготовления. Один с нарезанной крольчатиной, второй с солониной и третий с деревенской ветчиной. Я устроился за отдельным столом с блокнотом, точно такой же тарелкой сандвичей, как и у Билла, кувшином мопока и стаканом. У Вульфа было только пиво. Он никогда не ест ничего между ужином и завтраком. Это давало ему повод утверждать, что он не потолстел за пять лет, что, впрочем, не соответствовало действительности.

Одно удовольствие наблюдать, как Вульф разбирает по винтикам какого-нибудь мужчину, впрочем, и женщину тоже. С другой стороны, это может заставить вас заскрежетать зубами. Если вы точно знаете, что ему нужно, а он беззвучно крадется к жертве, чтобы не спугнуть ее, следить за ним – искреннее удовольствие. Но если ему ничего конкретно не нужно и он занимается непонятными вещами, копается в одной яме, затем переходит к другой, потом возвращается к первой и, по вашему мнению, оказывается в тупике, время идет и сандвичи и молоко давно кончились, то рано или поздно наступает момент, когда вы уже не заботитесь о том, чтобы, зевая, прикрывать рот рукой, уж не говоря о том, чтобы подавлять зевоту.

Если бы в четыре часа утра в среду Вульф еще раз начал расспрашивать Билла Медоуза о его связях с людьми, играющими на скачках, или о любимых темах определенных лиц, когда они говорят не о работе, или о том, как попали на радио и насколько им это нравится я или кинул бы в Вульфа блокнот, или пошел на кухню налить себе еще молока. Но он не стал этого делать. Он отодвинул кресло и привел себя в вертикальное положение. Если кто-нибудь хочет знать, что записано в моем блокноте, то может прийти в мой кабинет в любое время, когда я не занят, и почитать его – доллар за страницу. Но должен предупредить, что он выбросит деньги на ветер.

Я проводил Вульфа к выходу. Когда я вернулся в кабинет, там убирался Фриц. Он всегда ложится спать после Вульфа. Фриц спросил меня:

– Солонина была сочной, Арчи?

– Господи! – воскликнул я. – Ты что, думаешь, я помню о событиях такой давности! Сколько дней назад это было!

Я повернул рукоятку сейфа и обратился к Вульфу:

– Сдается мне, мы еще даже не вышли на старт. Что вы собираетесь делать утром? Позвать Сола, Орри, Фреда и Джона? Для чего? Почему бы не послать их следить за Андерсоном?

– Я не собираюсь тратить деньги, пока не пойму, что хочу купить, – мрачно сказал Вульф. – Даже если это деньги клиентов. Если бы отравителя можно было найти путем установпения мест, где продается цианистый калий, или иных источ ников, где его могут достать эти люди, то этим должен заниматься мистер Крамер и двадцать тысяч его молодцов. Без сомнения, в этом направлении они сделали все, что могли. Так же как и во многих других. Иначе он не звонил бы мне, взывая о помощи. Единственный человек, которого я хочу увидеть сегодня утром, – это… Кто, кстати, придет в одиннадцать часов?

– Деби. Мисс Коппел.

– Ты мог бы сделать так, чтобы сначала шли мужчины, на случай если бы удалось разобраться до того, как мы перейдем к женщинам. – Он подошел к двери в холл. – Спокойной ночи.

Если тридцать три часа спустя, в четверг, кто-нибудь захотел узнать, как продвигаются дела, он смог бы удовлетворить свое любопытство, заглянув в столовую и понаблюдав за поведением Вульфа за обедом. Последний состоял из кукурузных оладий с осенним медом, сосисок и салата. Обычно во время еды Вульф общителен, разговорчив, любит пошутить. На сей раз он был замкнут, раздражителен и мрачен. Фриц до смерти разволновался.

В среду мы с одиннадцати до часу разговаривали с мисс Коппел, с двух до четырех – с мисс Фрейзер, с мисс Венс – с половины девятого вечера до одиннадцати и с Натаном Траубом – начиная с полуночи. В четверг с одиннадцати до обеда у нас был Талли Стронг.

В результате у нас появились сотни исписанных страниц, но в них не было ничего существенного.

Конечно, были заполнены некоторые пробелы, но чем? Нам удалось добиться ряда признаний, но в чем! Билл Медоуз и Нэт Трауб признали, что часто играют на скачках. Элинор Венс признала, что ее брат занимался гальванопластикой и она знала, что он постоянно пользуется материалами, содержащими цианиды. Мадлен Фрейзер признала: трудно поверить, что кто-то подсыпал яд в одну из бутылок, не заботясь, кому она достанется. Талли Стронг признался, что полиция обнаружила отпечатки его пальцев на всех четырех бутылках. Он объяснил это тем, что, пока врач возился возле тела Сирила Орчарда, он, Стронг, испугался, по не все в порядке с «Хай спотом, продукцией одного из ведущих спонсоров. В панике он схватил четыре бутылки с идиотской идеей спрятать их куда-нибудь подальше. Мисс Фрейзер и Трауб отобрали их у него и снова поставили на стол. Признание было сделано ловко и объясняло, почему полицейские не смогли выжать ничего из отпечатков пальцев.

Дебора Коппел призналась, что прекрасно разбирается в цианидах, их применении, воздействии, симптомах, дозах и в том, где их можно достать, поскольку читала о них после того, как шесть лет назад умер ее брат. За все это время Вульф лишь дважды выказывал признаки явного неудовольствия – оба раза, когда речь заходила о гибели Лоуренсаи Коппела. В первый раз он спрашивал о нем у его сестры, Деборы, затем у Мадлен Фрейзер, его вдовы.

Подробности этого дела, естественно, стаи лакомым куском для газет на прошлой неделе, поскольку одна деталь – цианид – совпадала в обоих случаях. Одна из газет дошла до того, по опубликовала статью какого-то знатока, усомнившегося, действительно ли тогда произошло самоубийство, хотя до этого подобный вопрос не возникал.

Однако Вульф волновался не по этой причине. Смерть Лоуренса Коппела произошла в его доме в городишке под названием Флитвилл в штате Мичиган.

Вульф хотел знать, не жил ли неподалеку от Флитвилла человек по фамилии Орчард, или имевший родственников с такой фамилией, или сменивший впоследствии фамилию на Орчард. Не знаю, почему ему пришло в голову, по это очень важно, но он явно выжимал эту идейку досуха, а затем снова начинал выкручивать до скрипу. Он провел так много времени, выясняя этот вопрос с Мадлен Фрейзер, что к четырем часам, времени своей послеобеденной встречи с орхидеями, расспросил ее лишь о бегах.

За эти день, ночь и утро мы с Вульфом не только беседовали с этими пятерыми. Мы обсуждали великое множество способов, которыми разумный человек может достать цианид. Мы говорили о том, как легко добраться до бутылок в холодильнике радиостудии, о целесообразности выбивания некоторой информации – например, об отпечатках пальцев – из инспектора Крамера или сержанта Перли Стеббинса. Это дало примерно те же результаты, что и беседы. Кроме того, было два звонка от Крамера, а также от Лона Коэна и других. И еще были уточнены детали по организации визита к нам профессора Ф.О.Саварезе.

С приглашением Нэнсили Шеперд мы зашли в тупик. Мы знали о ней все: ей шестнадцать лет, живет вместе с родителями в доме 829 по Виксли-авеню в Бронксе, у нее светлые волосы и карие глаза, а отец ее работает на складе.

Телефона у них не было, и в четыре часа в среду, когда от нас ушла мисс Фрейзер, а Вульф отправился в свою оранжерею, я взял из гаража машину и поехал в Бронкс.

Дом 829 по Виксли-авеню был тем самым местом, где люди живут не потому, что им этого хочется, но потому, что вынуждены там жить. Этому дому вполне следовало бы устыдиться собственного вида – и, возможно, так оно и было. Я нажал кнопку у фамилии Шеперд – никакого эффекта. Я спустился в подвальный этаж и раздобыл дворника. Его внешность вполне соответствовала виду дома. Он сказал, что это надо было делать раньше – звонить в квартиру Шепердов. Вот уже три дня, как их нет. Нет, уехали не все. Только миссис Шеперд и девчонка. Он не знал куда – и вряд ли это еще в доме мог бы ответить на этот вопрос. Кое-кто считал, что они сбежали, другие утверждали, по их сцапали полицейские. Лично он подозревал, по их уже нет на белом свете. Нет, мистер Шеперд жив-здоров. Он уходит на работу в половине седьмого, а возвращается после пяти.

• Предыдущая
• 10/44
• Следующая