Под куполом - Кинг Стивен - Страница 49

• Предыдущая
• 49/261
• Следующая

Рори представил собственное улыбающееся (но, конечно, скромное) лицо на первой странице газеты «США Сегодня»[149]; как он даёт интервью Брайану Вильямсу для «Ежевечерних новостей»[150], как во время парада в его честь он сидит на усыпанной цветами платформе, в окружении девушек того типа, которые становятся королевами выпускного бала (скорее всего, в платьях без бретелек, а возможно, и в купальниках), как он машет рукой толпе, а вокруг волнами взлетают конфетти. Он станет МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ СПАС ЧЕСТЕР МИЛЛ.

Он выхватил ружье из шкафа, встал на стульчик-лесенку и достал с полки коробку патронов для ХP3. Зарядил сразу два патрона (один о запасе) и выбежал во двор, держа ружье высоко над головой, словно какой-то повстанец-победитель (однако если быть справедливым — так он ещё и соблюдал правила безопасности, даже не задумываясь об этом). Ключ к вездеходу «Ямаха», на котором ему запрещено было выезжать, висел на гвозде в коровнике № 1. Пристраивая ружье на багажник под пружинными стропами, он держал ключ за брелок в зубах. Думал, с каким звуком треснет Купол. Наверное, следовало бы прихватить и стрелковые наушники с верхней полки, но возвращаться за ними было немыслимо; он должен был все сделать сейчас же.

Так оно и бывает с грандиозными идеями.

Он выехал из-за коровника № 2 и остановился, задержавшись лишь для того, чтобы оценить размеры толпы на поле. Вопреки возбуждению, он понял, что не следует ему ехать туда, где Купол перегородил шоссе (там, где на нём, словно на немытом лобовом стекле, все ещё прослеживались пятна после вчерашних катастроф). Кто-то может его остановить ранее, чем он успеет расколоть Купол. И тогда вместо того, чтобы стать МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ СПАС ЧЕСТЕР МИЛЛ, он окажется МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ БУДЕТ МАСЛИТЬ КОРОВАМ ДОЙКИ ЦЕЛЫЙ ГОД. К тому же всю первую неделю будет заниматься этим на коленях, потому что на отбитый зад сесть у него не будет сил. Кто-то другой воспользуется его грандиозной идеей.

Итак, он помчал по диагонали, которая должна была вывести его к Куполу где-то за пятьсот ярдов от тента, назначив себе место для остановки там, где посреди травы виднелись вмятины. Он знал, что это места, куда попадали птицы. Он увидел, как солдаты оборачиваются на рёв его двигателя. Он слышал тревожные вопли людей, которые собрались кто на молитву, кто на ярмарку. Голоса певцов нескладно смешались, хор замолчал.

А что самое плохое, он увидел отца, который махал ему своей грязной кепкой «Джон Дир» и кричал: «АХ ТЫ Ж, РОРИ, ОСТАНОВИСЬ, ЧЕРТИ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛИ!»

Рори уже очень далеко зашёл в этом деле, чтобы останавливаться — нет рода без урода, или как там, — он на самом деле не желал останавливаться. «Ямаха» подпрыгнула на бугорке, и его подбросило из сидения, удержался он лишь руками и хохотал при этом, словно сумасшедший. Оказалось, что такая же, как и у отца, кепка «Джон Дир» на его голове повёрнута задом наперёд, и он не помнил, каким именно образом он её надел. Вездеход наклонился набок, но решил выровняться. Вот он уже почти на месте, и один из солдат не выдержал и тоже кричит ему «стой».

Рори остановился, и так резко, что едва не вылетел через руль квадроцикла. Он забыл поставить чёртову тележку на нейтралку, и та прыгнула вперёд, ударившись об Купол, и только тогда заглохла. Рори услышал скрежет металла и хруст разбитых фар.

Испугавшись, что вездеход на них сейчас наедет (глаз, который не видит ничего между собой и объектом, который резко приближается, включает мощные инстинкты), солдаты бросились врассыпную, оставив свободное пространство и таким образом лишив Рори необходимости призвать их к тому, чтобы они отошли от места возможного пролома с осколками. Ему хотелось стать героем, но ради этого убивать или ранить кого-то ему совсем не хотелось.

Надо было спешить. Ближайшие люди находились на автостоянке и возле ярмарочного тента, и оттуда уже бежали к нему наперегонки. Среди них были его отец и брат, они кричали ему на бегу, чтобы он бы не делал того, что ему там, к чёрту, вздумало сделать.

Рори выдернул ружье из-под пружинных строп, упёр себе в плечо приклад и прицелился в невидимый барьер пятью футами выше тройки мёртвых воробьёв.

— Не делай этого, парень, это глупая идея! — сказал ему кто-то из солдат.

Рори не обратил на него внимания, потому что идея была хорошая. Люди, которые бежали от стоянки и от тента, были уже почти рядом. Кто-то — это был Лестер Коггинс, который бегал намного лучше, чем играл на гитаре, кричал:

— Во имя Господа, сынок, не делай этого!

Рори нажал на курок. Нет, только попробовал. Предохранитель был включён. Он осмотрелся через плечо и увидел высокого, худого проповедника из церкви святош, который опередил его запыхавшегося, с покрасневшим лицом отца. У Лестера выбилась из брюк и развевалась на бегу рубашка. Глаза выпяченные. Прямо за ним мчался повар из «Розы- Шиповника». Они уже были меньше чем в шестидесяти ярдах, и преподобный, так казалось, включил в себе четвёртую скорость.

Рори снял предохранитель.

— Нет, мальчик, нет! — снова закричал по ту сторону Купола какой-то солдат, одновременно приседая с раскинутым руками.

Рори не обращал внимания. Так всегда бывает с грандиозными идеями. Он выстрелил.

На его несчастье, выстрел был точным. Быстро летящая пуля врезалась в Купол под прямым углом, срикошетила и, словно от резины, отскочила назад. Рори не почувствовал резкой боли, только яркий белый свет вспыхнул в его голове, когда меньший из двух фрагментов пули вырвал ему левый глаз и засел в мозге. Фонтаном брызнула кровь, потом, когда мальчик упал на колени, закрыв руками лицо, она потекла ему и сквозь пальцы.

— Я ослеп! Я ослеп! — кричал Рори, и Лестер моментально вспомнил те слова, на которых остановился его палец: сумасшествие, слепота, и оцепенение сердца.

— Я ослеп! Я ослеп!

Лестер отодвинул руки мальчика и увидел красную дыру глазницы. Остатки самого глаза прилипли Рори к щеке. Тот поднял голову к Лестеру, и остатки его глаза хлюпнулись в траву.

Лестер успел обнять мальчика на мгновение, но тут подбежал отец Рори и вырвал сына у него из рук. Вот и хорошо. Так и должно быть. Лестер согрешил и умолял наставлений у Бога. Наставление ему было дано, и ответ не замедлил. Теперь он знал, что делать с грехами, к которым его привёл Джеймс Ренни.

Слепой мальчик указал ему путь.

Позже, Расти Эверетт мог припомнить разве что переполох. Единственным образом, который очень ярко запечатлелся в его памяти, был голый торс пастора Коггинса: белая, словно рыбий живот, кожа и ступеньки рёбер.

Напротив, Барби — возможно, из-за того, что полковник Кокс возложил на него задачу вновь стать дознавателем — видел все. И ему наиболее ярко запомнился не Коггинс без рубашки, а Мэлвин Ширлз, который, нацелившись на него пальцем, слегка качнул набок головой — жест, понятный любому мужчине, который означает: мы ещё не разобрались окончательно, красавчик.

А что запомнили остальные люди — и навряд ли, чтобы что-то другое смогло лучше подтолкнуть милловцев к осознанию того, в какой ситуации оказался их город, — это всхлипы отца, который держал на руках своего злосчастного окровавленного сына, и крик матери: «Алден, он живой? ВСЕ ЛИ С НИМ В ПОРЯДКЕ?» в то время как она пробивалась к месту происшествия своим (фунтов на шестьдесят более тяжёлым, чем норма) телом.

Барби видел, как через толпу, которая уже теснилась вокруг мальчика, протискивается Расти Эверетт, чтобы присоединиться к двум мужчинам, которые уже стояли там на коленях — Алдену и Лестеру. Алден баюкал сына на руках, а пастор Коггинс смотрел на них, разинув перекошенный, словно ворота с сорванным навесом, рот. От Расти не отставала и его жена. Он упал на колени между Алденом и Лестером, стараясь расцепить руки мальчика, которыми тот заслонял себе лицо. Алден, что, по мнению Барби, было и не удивительно, съездил Расти прямо в нос. Из носа у того хлынула кровь.

• Предыдущая
• 49/261
• Следующая