Некромант по вызову. Тетралогия (СИ) - Лисина Александра - Страница 1

• 1/351
• Следующая

Иэхх... как же хорошо - встать с утречка и внезапно обнаружить, что все складывается именно так, как нужно! Еще пять лет назад об этом и помыслить было нельзя, а сегодня... смотрите-ка! Сам граф Экхимос приглашает Мое Ужасающее Великолепие на аудиенцию! Более того, ради такого случая он рискнул припереться в наш захудалый городишко, вселился в самые лучшие апартаменты единственной гостиницы (при воспоминании о размерах водившихся там клопов мои губы сами собой расползлись в мечтательной улыбке), уже успел вкусить все прелести провинциальной жизни. А теперь соизволил обратить свое высочайшее внимание на такого мерзкого, неудобоваримого, отвратительно довольного этим свершившимся фактом... меня.

- Замечательно! - промурлыкал я, повертев в руках белоснежный конверт, увенчанный родовым гербом лордов Экхимосов. - Ну-ка, ну-ка... что он нам тут пишет?

Подцепив щедрую плюху сургуча острым ногтем и выудив наружу такой же безупречно белый лист плотной бумаги, я поморщился, почуяв исходящий от нее тонкий аромат дорогих благовоний, и звучно чихнул.

- Тьфу! Чтоб вас, дорогой граф, почесуха от этих притираний замучила! - я пробежался глазами по сухим строчкам официального приглашения. - Ого! Кажется, вы срочно хотите меня видеть... ну надо же!.. и ради этого даже изволите называть меня господином... что?! Уже сегодня?! Прямо с утра?! Ну, это вряд ли - визит к такой важной особе, как вы, многоуважаемый граф, требует не только тщательной подготовки, но и хорошо продуманного плана. А я с утра небрит, нечесан, да и гардероб с прошлого года не успел обновить... так что, боюсь, вам придется немного подождать. Скажем, до обеда?

Довольно хмыкнув, я бросил письмо обратно на подоконник. Затем подмигнул нахохлившемуся там почтальону-ворону и, отломив у стоящего рядом кактуса кончик, с силой бросил его в пернатого визитера. Тот недовольно каркнул, взмахнул было старыми, истрепанными крыльями, однако магию почуял вовремя - мы слишком давно с ним знакомы, чтобы он купился на такой элементарный трюк. Пернатый почтальон высоко подпрыгнул, громко щелкнул клювом и, проявив чудеса изобретательности, проворно подхватил угощение. И только после этого, заметно взбодрившись, наконец, взлетел - передать известному столичному графу радостную весть о том, что сегодня к полудню Его Сиятельство будет иметь огромное счастье лицезреть мою помятую физиономию в своих замечательных, в меру роскошных и кишащих несметным количеством клопов апартаментах.

К важному визиту я, разумеется, отнесся со всей присущей нашей профессии ответственностью. Первым делом, конечно, смыл с лица грязевую маску, при виде которой сам, едва взглянув в зеркало, чуть не шарахнулся прочь. Правда, вовремя вспомнил, что перед сном добавил туда, помимо болотного ила, несколько капелек желчи полноценного умертвия. Поэтому ядовито-зеленая морда, появившаяся на миг в тревожно дрогнувшем отражении, свидетельствовала, скорее, о благополучно прошедшей реакции, чем о неудачном эксперименте.

Убедившись, что морда действительно моя, я успокоился и, наскоро смыв с себя это зеленое безобразие, старательно натер кожу настоем из игольчатых слизней, чтобы приобрела благородную и чуть больше, чем аристократическую, бледность. Сверху присыпал пудрой, чтобы скрыть остатки неприятной зеленцы. Затем тщательно подвел глаза угольком. Заложил под нижнее веко толику раздражающей мази и, дождавшись, пока жжение в глазах станет нестерпимым, аккуратно капнул нейтрализующим раствором. После чего убедился, что белки благополучно покраснели, и довольно кивнул: то, что надо.

Закончив с глазами, я так же старательно вымазал губы свиным жиром, смешанным с мельчайшей пылью кровавого камня. Обновил зигзагообразный шрам на правой половине лба. Причесался... ну, в смысле, плюнул на рукав и тщательно отполировал живописную лысину на макушке. Затем снял халат и какое-то время внимательно изучал свои болезненно худые руки, на которых вплоть до самых пальцев виднелся умопомрачительно сложный рисунок из тонюсеньких вен. Признаться, особенно ими горжусь, потому что каждый раз, глядя на это синеватое великолепие, неизменно вспоминаю чудесные полотна легендарного мастера Пукассу, чьи работы и по сей день украшают главный холл столичной ратуши.

При виде моей фигуры старое зеркало, с нешуточным боем добытое у прежнего владельца, истерично всхлипнуло и мелко задрожало. Изображение тут же пошло рябью, исказив и без того не самые выдающиеся черты моего лица. Хотя нет... почему же не выдающиеся? Орлиный нос (забудем о том, что он здорово искривлен) выдавался вперед даже очень. И надбровные дуги не подкачали. Шейка тонковата, конечно, да и впалая грудь не блещет мускулатурой, но я никогда не гнался за размерами. При моей работе это совсем необязательно и нередко даже мешает. Зато живот всегда по-боевому торчит вперед, а потом довольно плавно и даже гармонично переходит в узкие бедра, выделяющиеся в своей верхней части не только куцей растительностью, но и вызывающе торчащими гребнями тазовых костей.

Придирчиво себя оглядев и остановив взгляд на пушистых белых тапочках, из которых торчали неестественно длинные, давно не стриженные ногти, я нахмурился. Но вскоре понял, что их длина, благодаря содрогающемуся зеркалу, мягко говоря, не соответствует действительности. Вот руки - да, там я намеренно оставил коготки достойной длины, а ноги... тьфу. Если бы они действительно были такими кривыми, как мне тут показывают, я бы не то, что ходить - стоять бы нормально не смог.

- Хватит ржать, - буркнул я, мрачно уставившись на увенчанную кривящейся харей раму. Однако та неожиданно не вняла, видимо, позабыв о том, кто тут хозяин. К сожалению, прежний владелец наделил зеркало не только собственной волей, но и слишком короткой памятью. Так что время от времени приходилось эту самую память освежать, упреждая момент, когда простое внушение уже не возымеет эффекта. Все-таки я, при всей своей деятельной натуре, существо бережливое и не люблю без причин расставаться с вещами, к которым успел привыкнуть.

Чувствуя, что сегодня без угроз не обойтись, я нехорошо улыбнулся, показав отражению редкие, желтовато-коричневые, хищно заостренные на кончиках зубы. Затем подчеркнуто медленно поднял правую руку, где на указательном пальце недобро блеснул неестественно длинный ноготь. Так же медленно шагнул вперед, снимая с него прозрачный защитный чехол. Ласково коснулся украшенной причудливым орнаментом рамы... и издевательский смех как отрезало. По разошедшемуся не на шутку зеркалу снова пробежала рябь - на этот раз испуганная. Харя на раме из ехидной стала виновато-заискивающей. Сама рама мгновенно поблекла, посерела, выдавая неподдельную тревогу. А изображение стало на редкость четким, рельефным и таким подробным, что при желании я мог рассмотреть каждый волосок у себя в подмышках.

- Еще раз проявишь самостоятельность, разобью, - будничным тоном сообщил я зеркалу, небрежно проведя ногтем по его вздрогнувшей поверхности. - Твой прежний хозяин был слишком ленив, чтобы создавать управляющее заклятие, и слишком глуп, потому что позволил тебе обрести псевдоразум. Но я - не он, запомни хорошенько. И это был последний раз, когда я тебя предупредил, понятно?

Харя торопливо закивала.

- Замечательно, - снова улыбнулся я, подчеркнуто медленно убирая ноготь от зеркала. - А теперь угасни.

Зеркало поспешно стерло с поверхности мое отражение и, вспомнив о своих прямых обязанностях, подобострастно выдвинуло сразу два нижних ящика. В верхнем была аккуратно сложена моя рабочая одежда - длинный черный балахон, такая же черная накидка, широкий пояс, старательно вышитый по краю красной нитью, и пара того же оттенка перчаток. А в нижнем оказались начищенные до блеска башмаки и ритуальный нож, при виде которого мое настроение снова стало мирным и благодушным.

• 1/351
• Следующая