Величайший рыцарь - Чедвик Элизабет - Страница 29

• Предыдущая
• 29/117
• Следующая

Людовик французский принял молодого Генриха с раскрытыми объятиями, выдал ему собственную печать, щедро жертвовал средства. Они вместе планировали выступление против отца Генриха. Ричард с Джеффри в целости и сохранности прибыли ко французскому двору, чтобы присоединиться к восстанию, но их мать взяли в плен, когда она ехала к ним, переодевшись мужчиной. Сейчас королева находилась под домашним арестом в Солсбери. Молодой король угрожал разрубить Англию на куски, чтобы освободить ее. Ричард громко кричал, выступая за это, поскольку они с матерью были особенно близки. Однако на деле все оказалось гораздо сложнее, чем на словах, и английское восстание было оставлено графам вроде Лестера и Норфолка, которым помогали шотландцы, всегда готовые раздуть угли. Недовольство широко распространилось, но юстициарий[9] Ричард де Луси сумел предотвратить взрыв. Восставших разбили наголову, разогнали, а их вождей взяли в плен. В Нормандии, несмотря на некоторые успехи и поддержку французов, восстание тоже провалилось. В результате удалось добиться согласия короля на то, чтобы старший сын имел свой доход, не зависел от милости отца и ему не приходилось бы постоянно просить у него денег. Молодому Генриху выделили два замка в Нормандии и годовой доход в размере пятнадцати тысяч анжуйских фунтов. Ричард получал половину доходов с Пуату, а Джеффри – половину с Бретани. Но молодой король был вынужден признать право отца обеспечить Иоанна так, как тот считал нужным, а Алиенора оставалась в плену в Солсбери.

Приближаясь к Хамстеду, Вильгельм попытался выбросить из головы мысли о войне, но это было трудно, поскольку его брат тоже принимал в ней участие – на стороне короля. Вильгельм надеялся, что Иоанн все поймет, но не был в этом уверен, и сомнения заставляли его то и дело излишне натягивать поводья. Конь пришел в замешательство, начал грызть удила и внезапно встал. Рис удивленно вскрикнул, когда его лошадь врезалась в коня Вильгельма; ему пришлось быстро отскакивать назад, чтобы раздраженное животное не лягнуло его.

Вильгельм извинился.

– Я думал о прошлом, вместо того чтобы просто ехать вперед, – пояснил он.

– Это всегда неразумно, – ответил Рис на французском, как обычно произнося слова нараспев.

– Да, – уныло согласился Вильгельм и посмотрел на маленького валлийца.

Воспоминания о недавней войне привели его мысли к предыдущему господину Риса.

– Ричард де Клер был в Нормандии и сражался за короля Генриха, – сказал он. – Тебе не хотелось к нему вернуться?

Рис поморщился.

– Я думал об этом, сэр, особенно, когда дела у нас шли плохо, но я знал, что просто прыгну из огня да в полымя. Лорд Ричард стал сражаться за короля Генриха, потому что ему так приказали – это его долг, а он человек чести. Но теперь он вернулся в Ирландию, а я оставил службу у него как раз из-за Ирландии.

Выслушав ответ слуги, Вильгельм кивнул. Он видел де Клера во время мирных переговоров, правда, недолго. У него появилось несколько новых шрамов, а в рыжеватых волосах пробивалась седина. Несмотря на раненую ногу, которая заживала медленно, лорд Ленстера и Стригила был полон жизненной силы. Кое в чем Ричард де Клер напоминал Вильгельму отца. Резкий, язвительный, безжалостный и властный, он обладал способностью предвидеть развитие событий. В нем было столько жизненной силы, что ему просто необходимо было потратить часть энергии на войну, чтобы хоть немного успокоиться.

– Лорд Ричард явно не хочет надолго оставлять принцессу Аойфе и детей, особенно теперь, после рождения сына, наследника.

Вильгельм приподнял брови:

– Значит, ты в курсе событий?

Рис бросил взгляд через плечо на небольшую группу сопровождения со скромным багажом и темноглазую женщину на одной из вьючных лошадей.

– Моя жена похожа на всех женщин: ее не интересуют мужские споры, но она любит сплетни о том, что происходит у семейного очага.

Вильгельм тихо рассмеялся. У него стало легче на душе после замечания Риса, и он пришпорил коня, направляясь к Хамстеду. Бодрость и жизнерадостность вернулись к нему.

Вильгельм смотрел, как карапуз вырывается из рук матери и, визжа от радости, выбирает кратчайшее расстояние к домашнему мышелову. Худая полосатая кошка прыгнула с пола на сундук и улеглась, подвернув под себя лапы. Оттуда она презрительно рассматривала ребенка миндалевидными желтыми глазами, кончик хвоста у нее ходил ходуном. Крики стали менее восторженными. Ребенок потянулся вверх, толстые кулачки то сжимались, то разжимались.

– Кошка! – кричал он. – Кошка, кошка, кошка!

– У него упорство нашего отца, а характер короля, – гордо улыбаясь, заметил его отец Иоанн Маршал.

Вильгельм тоже улыбнулся.

– Ты имеешь в виду, что он кусает камыш, которым устилают пол, когда ему в чем-то отказывают?

– Примерно так, – Иоанн посмотрел на Вильгельма. – Я не верю, что король Генрих это делает. За последний год я неоднократно видел его в ярости, но он никогда не катался по полу.

– Я тоже не верю, но если это правда, то он делал это, чтобы произвести впечатление на зрителей, а не из-за приступа ярости.

– Кошка!

Казалось, от крика ребенка могут лопнуть барабанные перепонки. Алаис покраснела от досады и поспешила отвлечь сына кусочком медовых сот, но он продолжал кричать. Вильгельм наклонился, схватил племянника за одежду и повернул его к себе. Ребенок пораженно уставился на него с открытым розовым ртом. Крик застрял у него в горле.

– Если ты собираешься стать моим оруженосцем в будущем, тебе придется научиться вежливости, – заявил Вильгельм племяннику. – Просто до некоторых вещей нам не добраться, сколько ни кричи.

– Другого своего ученика ты обучил не слишком хорошо, не так ли? – съехидничал Иоанн. – Трудно поверить в то, что он устроил.

Вильгельм посадил племянника себе на плечи, придерживая руками толстые ножки в мягких ботиночках из овечьей кожи.

– Я согласен, что молодой король доставил всем много беспокойства, но это можно понять и частично оправдать. Его короновали и словно вручили ему ящик с сокровищами, а затем заявили, что он не имеет нрава его открывать и пользоваться чем-либо из содержимого.

Это не произвело впечатления на Иоанна.

– И что бы он сделал с этим содержимым? Мы слышали о его расточительности. Говорят, что, если бы ему отдали все доходы с Нормандии, он нашел бы способ потратить их за неделю.

– Не стоит верить всем сплетням, которые слышишь, – спокойно заметил Вильгельм.

Он снял ребенка с плеч и стал его раскачивать над полом. Малыш смеялся, показывая два ряда ровных белых молочных зубов.

– Прекрасный, крепкий мальчик, – сказал Вильгельм, обращаясь к Алаис, чтобы сменить тему.

Она покраснела от удовольствия и улыбнулась в ответ. После рождения ребенка она поправилась. Каштановые косы вместе с подбородком и шеей прикрывал головной убор замужней дамы, и, хотя обручального кольца не было, пальцы украшали несколько других, из которых одно было с прекрасным рубином.

– С ним не соскучишься, – ответила она. – Но мальчик и должен быть таким. Всюду лезет, а ему еще нет и двух лет, – в ее голосе звучала гордость. Она дотронулась до руки Вильгельма: – Что бы ни говорил его отец, из тебя получится прекрасный учитель, когда он повзрослеет достаточно, чтобы стать оруженосцем. И ему не помешает иметь дядю, занимающего хорошее положение при дворе.

Иоанн откашлялся.

– Я не стал бы называть учителя молодого транжиры с неустойчивым характером и протеже плененной королевы человеком, занимающим хорошее положение, – заявил он сварливо.

– Но все меняется, – Алаис сжала руку любовника. – Не сердись. Вильгельм приехал ненадолго, и вы же братья.

– Это не повод для единодушия, – проворчал Иоанн, но заметив ее гневный взгляд, добавил: – Я рад его видеть, но от этого наши различия не исчезают, и меня все еше беспокоит будущее.

• Предыдущая
• 29/117
• Следующая