Игра ангела - Сафон Карлос Руис - Страница 58

• Предыдущая
• 58/111
• Следующая

— Но почему? Вы влипли в какие-то неприятности?

— Боюсь, что да.

— Какого рода?

— Именно это я и пытаюсь выяснить. В любом случае я полностью несу ответственность за все, и мне же предстоит решить проблему. Тебе не о чем беспокоиться.

Исабелла посмотрела на меня, нисколько не убежденная моими словами, но хотя бы на время она присмирела.

— Знаете, вы невозможный человек.

— Ты начинаешь открывать мне глаза.

— Если хотите, чтобы я осталась, правила в доме должны измениться.

— Я весь внимание.

— Конец просвещенному деспотизму. Отныне в доме наступает эра демократии.

— Свобода, равенство, братство.

— Бог с ним, с братством. Но вы больше не приказываете, не распоряжаетесь и не выкидываете фокусы в духе мистера Рочестера.

— Как скажете, мисс Эйр.

— И не стройте напрасных иллюзий, я не выйду за вас замуж, даже если вы ослепнете.

Я протянул ей руку, чтобы скрепить наш договор пожатием. Она с сомнением пожала ее, а потом обняла меня. Я позволил заключить себя в объятия и уткнулся лицом в ее волосы. Ее прикосновение дарило покой и ощущение, что ты нужен, и частичку жажды жизни семнадцатилетней девушки. Мне хотелось верить, что оно, наверное, походило на те объятия, которых у моей матери не нашлось на меня.

— Друзья? — пробормотал я.

— Навеки.

Новые законы в стиле исабелино[46] вступили в действие следующим утром в девять часов, когда моя помощница пожаловала на кухню и без околичностей сообщила, как отныне пойдут дела.

— Я подумала, что вам нужен распорядок дня. В противном случае вы теряетесь и ведете распущенный образ жизни.

— Где ты откопала это выражение?

— В одной из ваших книг. Рас-пу-щен-ный. Звучит хорошо.

— И рифмуется со словом «запущенный».

— Не уклоняйтесь от темы.

Окончательный вариант мирного договора выглядел следующим образом. В течение недели мы оба работаем каждый над своей рукописью. Ужинаем вместе, после она показывает, что написала за день, и мы это обсуждаем. Я поклялся быть искренним и давать ей дельные советы, а не лить бальзам на душу, чтобы не портить настроение. По воскресеньям планировалось отдыхать и предполагалось, что я буду водить ее в кино, в театр или на прогулку. Она помогает мне искать материалы в библиотеках и архивах и заботится о пополнении съестных припасов, принимая во внимание семейные связи с продуктовым магазином. Я готовлю завтрак, а она ужин. Обед готовит тот, кто свободен в данную минуту. Мы делим обязанности по уборке дома, и я обязуюсь смириться с непреложным фактом, что жилище необходимо убирать регулярно. Я не пытаюсь искать ей жениха ни при каких обстоятельствах, а она воздерживается от обсуждения причин, побудивших меня работать на патрона, и от высказывания своего мнения на сей счет, если только я не попрошу. Все остальные вопросы мы будем решать по мере поступления.

Я поднял чашку кофе, и мы выпили за мое поражение и безусловную капитуляцию.

Всего через пару дней я в полной мере испытал на себе прелести мирной и спокойной жизни вассала. Исабелла просыпалась медленно и тяжело. К тому моменту, когда она появлялась из спальни с полузакрытыми глазами, шаркая моими тапочками, в каждой из которых могли бы уместиться две ее ступни, у меня уже был готов завтрак, кофе и свежая утренняя газета.

Распорядок дня — ключница вдохновения. Не прошло и сорока восьми часов после введения нового порядка, как я обнаружил, что начал вновь обретать работоспособность своих самых продуктивных лет. Часы заточения в кабинете претворялись в страницы и страницы прозы. И я, не без тени беспокойства, начал понимать, что работа достигла той степени сущности, когда замысел находит реальное воплощение.

Слова лились свободно, складываясь в блестящий, увлекательный текст. Он читался легко и воспринимался как легенда или мифологическая сага о чудесах и превратностях судьбы, изобилуя персонажами и сюжетами, связанными с пророчеством, сулившим надежду человечеству. Повествование подготавливало почву для появления спасителя-воина, которому предстояло освободить народ от горестей и унижений, дабы вернуть ему славу и гордость, посрамив коварных врагов, строивших козни всегда и испокон веку против народа, каким бы он ни был. Схема являлась безупречной и срабатывала безотказно применительно к любому верованию, народу или племени. Девизы, боги и проповеди были джокерами в колоде, при сдаче которой выпадал всегда один и тот же расклад. Учитывая характер работы, я предпочел использовать один из самых сложных приемов, трудных для практического осуществления в любом литературном произведении: кажущееся отсутствие каких-либо приемов. Язык был простым и ясным, голос звучал искренне и задушевно — не рассказ, но исповедь откровения. Временами я прерывался, чтобы перечитать уже написанное, и мною овладевало суетное тщеславие, что запущенная моими усилиями машина работала точно, как часы. Я осознал, что впервые за длительный период времени сутками не вспоминал о Кристине и Педро Видале. И я сказал себе, что дела налаживаются. Возможно, по этой причине (ибо мне почудилось, что я наконец выбрался из трясины) я сделал то, что проделывал всегда, стоило моей жизни покатиться по накатанным рельсам, — разрушил все до основания.

Однажды утром, после завтрака, я облачился в один из своих костюмов респектабельного буржуа. Взойдя на галерею, чтобы попрощаться с Исабеллой, я увидел, что она склонилась над письменным столом, перечитывая то, что написала вчера.

— Сегодня вы не пишете? — спросила она, не поднимая головы.

— День на раздумья.

Я заметил рядом с ее тетрадкой перышки из набора и чернильницу с музами.

— Кажется, ты считала прибор безвкусной безделушкой, — сказал я.

— И все еще считаю. Но мне семнадцать лет, и я имею полное право баловаться безделушками. Как вы с вашими гаванскими сигарами.

Почуяв запах одеколона, она метнула на меня любопытный взгляд. Обнаружив, что я одет для выхода, девушка нахмурилась.

— Снова собираетесь поиграть в детектива? — поинтересовалась она.

— Немного.

— Телохранители не нужны? Или доктор Ватсон? Человек, обладающий здравым смыслом?

— Не начинай искать повод не писать до того, как научишься писать. Это привилегия профессионалов, ее следует заслужить.

— Я полагала, что раз я ваша помощница, это распространяется на все сферы деятельности.

Я безмятежно улыбнулся:

— Теперь, когда ты об этом упомянула, я сообразил, что есть кое-что, о чем я хотел тебя попросить. Нет, не пугайся. Тебе нужно повидаться с Семпере. Я узнал случайно, что у него туго с деньгами, и книжная лавка под угрозой.

— Не может быть.

— К сожалению, это факт. Но ничего ужасного не произойдет, поскольку мы не допустим, чтобы дело зашло так далеко.

— Послушайте, сеньор Семпере очень гордый человек, и он не позволит, чтобы… Вы ведь уже пытались, правда?

Я кивнул.

— Вот поэтому я решил, что нам нужно действовать хитрее и прибегнуть к нетрадиционным и недостойным средствам.

— Вы на этом собаку съели.

Я пропустил мимо ушей укоризненный тон и продолжал развивать свою мысль:

— Я подумал вот что: будто бы случайно ты заглянешь в книжную лавку и скажешь Семпере, что я чудовище и ты сыта по горло…

— До сих пор все абсолютно правдоподобно.

— Не перебивай. Ты скажешь все это и добавишь, что за работу помощницы я плачу тебе сущие гроши.

— Но вы же действительно не платите мне ни сентима…

Я глубоко вздохнул, вооружившись терпением.

— Когда он скажет, как ему прискорбно это слышать, а он непременно скажет, ты состроишь мину несчастной девушки и признаешься, если возможно, подпустив слезу, что отец тебя лишил наследства и хочет отдать в монахини. И потому ты думаешь, что лучше бы тебе попробовать работать в книжной лавке по два-три часа в день за три процента комиссионных от проданных книг, чтобы обеспечить свое будущее помимо монастыря как женщине свободной, преданной стороннице распространения просвещения.

• Предыдущая
• 58/111
• Следующая