Игра ангела - Сафон Карлос Руис - Страница 83

• Предыдущая
• 83/111
• Следующая

— Чем вы подкупили ее теперь?

Взгляд Видаля сделался жестким.

— Ты не ведаешь, что говоришь, Давид.

Я приблизился к нему вплотную, так что его дыхание коснулось моего лица.

— Где она? — потребовал я ответа.

— Я не знаю.

— Естественно, — пробормотал я, отводя глаза.

Я повернулся, намереваясь двинуться к выходу, но Видаль схватил меня за локоть и остановил.

— Давид, подожди…

Не успев осознать, что делаю, я развернулся и ударил его изо всех сил. Мой кулак врезался ему в лицо, и он стал падать навзничь. Я увидел кровь на своих пальцах и услышал звук торопливо приближавшихся шагов. Чьи-то руки обхватили меня и оттащили от Видаля.

— Ради Бога, Мартин… — выдохнул Барсело.

Букинист опустился на колени подле Видаля. Дон Педро тяжело дышал, изо рта у него текла кровь. Я бросился бежать оттуда, натыкаясь по пути на участников прощальной церемонии, останавливавшихся, чтобы понаблюдать за дракой. Я не смел смотреть этим людям в лицо.

Несколько дней я не выходил из дома, спал когда придется и практически ничего не ел. По ночам я сидел в галерее у камина и вслушивался в тишину, надеясь услышать шаги за дверью. Мне хотелось верить, что Кристина вернется. Узнав о смерти сеньора Семпере, она вернется ко мне хотя бы из жалости, а в тот момент я был бы счастлив и этим. Примерно через неделю после смерти букиниста, уже поняв, что Кристина не появится, я начал снова подниматься в кабинет. Я извлек из сундука рукопись патрона и стал перечитывать, наслаждаясь каждым словом и фрагментом. То, что я читал, вызывало у меня одновременно тошноту и муторное чувство удовлетворения. Вспоминая о ста тысячах франков — сумме, ошеломившей меня вначале, — я усмехался про себя и думал, что сукин сын купил меня очень дешево. Тщеславие заглушало горечь, а боль запирала на замок совесть. В припадке высокомерия я прочитал еще раз пресловутый «Lux Aeterna» Диего Марласки, своего предшественника, и предал манускрипт огню в камине. Где Марласка потерпел поражение, я добьюсь успеха. Где он заблудился, я найду выход из лабиринта.

На седьмой день я приступил к работе. Дождавшись полуночи, я уселся за письменный стол. Чистый лист бумаги был заправлен в каретку «Ундервуда», а за окнами лежал темный город. Слова и образы бурным потоком лились с кончиков пальцев, как будто ждали своего часа, затаив ярость, в темнице души. Страницы текли одна за другой на едином дыхании, не требуя ни размышлений, ни сосредоточенности. Текст складывался сам собой, минимальных усилий стоило только ввести мозг в состояние оцепенения и отравить все чувства и разум. Я думать забыл о патроне, его требованиях и вознаграждении. Впервые в жизни я писал только для себя. Я писал, чтобы разжечь мировой пожар и сгореть самому в его пламени. Я работал ночи напролет, пока не падал от усталости. Я барабанил по клавишам машинки, покуда не сбивал в кровь пальцы и горячечное марево не застилало глаза.

Однажды январским утром, давно потеряв счет времени, я услышал стук в дверь. Я лежал в постели, созерцая старую детскую фотографию Кристины, где она идет за руку с незнакомцем по причалу, вдающемуся в море света. Мне казалось, будто эта карточка — единственное, что у меня осталось хорошего, и она же служила ключом ко всем загадкам. Я не обращал внимания на стук в дверь, но потом услышал ее голос и понял, что сдаваться она не собирается.

— Открывайте немедленно. Я знаю, что вы там. И я не уйду, пока вы не откроете, или я разобью эту дверь.

Когда я открыл, Исабелла отпрянула и в ужасе уставилась на меня.

— Это я, Исабелла.

Исабелла ужом проскользнула мимо меня и ринулась прямиком в галерею открывать все окна. Потом она отправилась в ванную комнату и пустила воду, чтобы наполнить ванну. Схватив за руку, она потащила меня мыться. Усадив на бортик, девушка заглянула мне в глаза, приподняв веки пальцами и недовольно качая головой. Ни слова не говоря, она принялась расстегивать на мне рубашку.

— Исабелла, у меня нет настроения.

— Что это за порезы? Откуда они?

— Всего лишь пара царапин.

— Я хочу, чтобы вас осмотрел врач.

— Нет.

— Не смейте спорить со мной, — сурово сказала девушка. — Сейчас вы ляжете в ванну, намылитесь и хорошенько вымоетесь, а потом побреетесь. У вас есть выбор: вы сделаете это самостоятельно или с моей помощью. Не думайте, что я постесняюсь.

Я улыбнулся:

— Уверен, что нет.

— Делайте, что сказано. А я пока схожу за врачом.

Я собирался возразить, но она вскинула руку, заставив замолчать.

— Ни слова. Если воображаете, что вы единственный, кому плохо, то ошибаетесь. Вам, может, и все равно, если вы издохнете как собака. Но по крайней мере имейте мужество вспомнить, что другим это небезразлично, хотя, честно говоря, не понимаю почему.

— Исабелла…

— В воду. И сделайте любезность, снимите брюки и нижнее белье.

— Я умею мыться.

— Глядя на вас, не скажешь.

Исабелла побежала за врачом, а я тем временем, подчинившись ее приказу, принял крещение холодной водой и мылом. Я не брился со дня похорон Семпере, и мое отражение в зеркале выглядело дико. Глаза налились кровью, а цвет кожи стал мертвенно-бледным. Переодевшись в чистое, я решил скоротать ожидание в галерее. Исабелла вернулась минут через двадцать в компании эскулапа, которого я будто бы встречал пару раз в нашем квартале.

— Вот пациент. Не обращайте внимания на то, что он вам скажет, поскольку он спесивый обманщик, — объявила Исабелла.

Доктор мельком взглянул на меня, пытаясь на глазок определить степень моей враждебности.

— Принимайтесь за дело, доктор, — щедро предложил я. — Считайте, что меня нет.

Доктор приступил к деликатной процедуре осмотра: измерил давление, послушал легкие и сердце, проверил зрачки, заглянул в рот, задал ряд вопросов таинственного назначения, многозначительно косился, иными словами, проделал все ритуальные действия, составляющие основу медицинской науки. Обследуя раны, нанесенные бритвой Ирене Сабино, он поднял брови и строго посмотрел на меня.

— А это что?

— Долго объяснять, доктор.

— Вы сами это сделали?

Я покачал головой.

— Я выпишу мазь, но, боюсь, шрамы все равно останутся.

— Наверное, так и было задумано.

Доктор продолжал осмотр. Я покорно вытерпел все, глядя на Исабеллу, с тревогой наблюдавшую за доктором с порога. Я понял, как отчаянно мне ее не хватало и как я ценил ее дружбу.

— Напугали, нечего сказать, — с упреком пробормотала она.

Доктор взглянул на мои руки и нахмурился, увидев, что подушечки пальцев стерты почти до мяса. Он тщательно забинтовал мне пальцы, один за другим, бурча что-то себе под нос.

— Сколько времени вы уже не ели?

Я пожал плечами. Доктор переглянулся с Исабеллой.

— Причин для беспокойства нет, но я хотел бы, чтобы вы не позднее завтрашнего дня пришли ко мне в клинику.

— Увы, это невозможно, доктор, — заявил я.

— Он придет, — пообещала Исабелла.

— Кроме того, я рекомендую горячее питание. Начинайте с бульона, а потом можно перейти к более существенным блюдам. Побольше пейте, но ни капли кофе и возбуждающих средств. Но главное — отдых. Не помешает прогулка на свежем воздухе на солнце, но не переутомляться. У вас классическая картина истощения и обезвоживания, анемия в начальной стадии.

Исабелла вздохнула.

— Ерунда, — подал голос я.

Доктор с сомнением на меня посмотрел и встал.

— Встретимся завтра у меня в кабинете в четыре дня. Тут у меня нет ни инструментов, ни условий для более тщательного обследования.

Он закрыл саквояж и попрощался со мной вежливым поклоном. Исабелла проводила его к выходу, и я слышал, как они шептались несколько минут на лестничной площадке. Я снова оделся и, как примерный пациент, стал ждать, сидя на кровати. Затем хлопнула дверь и раздались шаги доктора, спускавшегося вниз. Я понял, что Исабелла стоит в прихожей и тянет время, прежде чем войти в спальню. Когда она наконец появилась, я встретил ее улыбкой.

• Предыдущая
• 83/111
• Следующая