Маска (СИ) - "Jeddy N." - Страница 10
- Предыдущая
- 10/47
- Следующая
Он скользнул ниже, и когда его губы сомкнулись на моем члене, я застонал от чувственного удовольствия, доставляемого его прикосновениями.
- Ты просто чудо, - выдохнул он, стиснув мои бедра.
- Пожалуйста, не надо, - пролепетал я, закрыв глаза, но мои руки сами легли на его плечи, заставляя его продолжать. То, что он делал, сводило меня с ума, моя поясница словно налилась свинцом, я готов был кричать от сладостных ощущений, которые он дарил мне. Он ласкал меня все быстрее, ртом и руками доводя до экстаза; я извивался в его объятиях, вцепившись в его плечи, как в спасительный камень в уносившем меня бурном потоке. Наслаждение вскипало во мне мощными волнами, пока не переполнило до краев, и тогда хлынуло вовне, исторгнув у меня дикий восторженный стон, заставив забиться в отчаянной самозабвенной судороге.
Открыв глаза, я увидел перед собой сияющее лицо Чезаре. Склонившись ко мне, он стал целовать меня, и на его губах был вкус греха.
- Я нравлюсь тебе? - требовательно спросил он, и я кивнул, глубоко дыша.
- Я и представить себе не мог...
Он тихо рассмеялся.
- Ты много чего не мог себе представить, Андреа. Я готов заняться твоим обучением, если хочешь.
- Почему вы это делаете? - спросил я.
- Потому что ты красивый, ты мне нравишься, и я хочу сделать из тебя опытного любовника.
- Для себя?
- Для кого пожелаешь ты сам.
- А для госпожи Лукреции?
Он расхохотался и поцеловал меня в лоб.
- Может быть. - Взяв мою руку, он мягко, но настойчиво положил ее на свой член. - Приласкай меня, мой ангел.
Я обнял его крепкие бедра, нерешительно провел пальцами по шелковистой коже, и он прерывисто вздохнул. Мне вдруг отчаянно захотелось довести его до самого конца, посмотреть, как он замрет в моих объятиях, сотрясаемый страстью, ощутить на губах вкус его наслаждения.
- Давай же, Андреа...
Он сам направлял меня, показывая, как доставить ему большее удовольствие, и вскоре я заставил его стонать и нетерпеливо подаваться бедрами мне навстречу.
- Да, вот так... Еще, еще... О, боже...
Мои губы и язык все быстрее скользили по напрягшемуся горячему стержню, задерживаясь у упругой гладкой головки, а потом я услышал его протяжный сдавленный вскрик, и мне в горло брызнуло семя. Я судорожно вцепился в Чезаре, едва не задохнувшись, отпрянул, и остро пахнущая влага оросила мое лицо и руки.
Он притянул меня к себе и стал целовать, повторяя ласковые слова и говоря, что я доставил ему истинное наслаждение. Мне хотелось бы повторить это снова... Я был обязан Чезаре многим, но только сейчас полностью осознал свое отношение к нему. Разумеется, это было больше, чем простая признательность. Он действительно нравился мне и прежде, но теперь все изменилось. То, что произошло между нами, выходило за рамки моих представлений об отношениях между мужчинами. Когда я чувствовал прикосновения его пальцев и губ, мне хотелось стонать от восторга, отдаваться и принадлежать ему без остатка. Это было неправильно, невероятно... но бороться с этим я был не в состоянии.
- Скажи, что ты чувствовал? - потребовал он, глядя мне в глаза.
- Мне было хорошо... Вы как будто разбудили меня... что-то во мне, о чем я никогда не знал.
Его взгляд потеплел, он погладил мою щеку.
- Ты так прекрасен и невинен. Мне хочется большего, но я знаю, что не должен... Ты останешься со мной?
Вместо ответа я несмело обнял его. Он счастливо улыбнулся и закрыл глаза, а через минуту уже спал, и его сердце ровно билось под моей рукой, лежащей у него груди.
Моя жизнь стала еще более необычной. Служа самому молодому и экстравагантному кардиналу в Риме, я стремился во всем угождать своему господину и выполнял все его распоряжения точно и быстро, чтобы заслужить его похвалу. Лишь немногие, в том числе Никколо, догадывались о моих тайных отношениях с Чезаре Борджиа; для прочих я был всего лишь мальчиком-посыльным, доставлявшим личные письма кардинала. Никколо ничего не говорил мне, лишь однажды спросил, буду ли я ночевать с монсеньором или пойду спать к себе. Лицо его при этом оставалось бесстрастным, в голосе не было насмешки или презрения, и я решил, что каковы бы ни были мои секреты, он сохранит их. Впрочем, мне не часто доводилось спать с хозяином в одной постели: порой он уходил на всю ночь или приглашал к себе друзей, а иногда его навещала монна Лукреция, и эти ночи были для меня поистине невыносимы. Лежа в собственной постели, я мучился от ревности, представляя себе, как Чезаре занимается любовью со своей сестрой, как он шепчет ей слова, которых мне самому никогда от него не услышать. Я ревновал их обоих, потому что Лукреция была для меня недосягаема, но я хотел ее больше, чем любую другую женщину на земле.
Я узнал о ней все, что только мог. Она была замужем за богатым аристократом, правителем Пезаро, наследником миланских синьоров Сфорца. Говорили, что мужа она не любила, потому что он был ленив и глуп, а их брак был лишь политическим союзом в интересах святой Церкви. Ее единственное счастье состояло во встречах с братьями и отцом, которых она любила без памяти. Я не знал, делит ли она ложе с другими своими братьями, но Чезаре был ее самым пылким любовником, это мне было известно наверняка. Когда я приносил ей послания от своего хозяина, ее синие глаза вспыхивали самой искренней радостью и любовью. Можно было подумать, что часть ее чувств к Чезаре перешла и на меня: она всегда интересовалась, как я поживаю, угощала меня засахаренными фруктами и орехами, шутила со мной и постоянно расспрашивала о брате. Она была такая милая и живая, что я неизменно бывал очарован ею и нес околесицу, едва не забывая почтительно обращаться к властительнице моих грез "ваше сиятельство".
Постепенно я учился наблюдать, сначала - по настоянию кардинала, затем - сам, просто из интереса. Часто Чезаре спрашивал меня, что лежало на столе в приемной у какого-нибудь вельможи, или сколько человек присутствовало при передаче письма, или просил до мельчайших подробностей запомнить, как была одета та или иная дама. Мне это напоминало игру, а поскольку я хотел любой ценой угодить монсеньору, то стал пытаться запоминать вообще все, что только видел вокруг; порой вопросы Чезаре были совершенно неожиданными, но постепенно мое внимание стало более цепким, и я почти всегда мог вспомнить любые детали. Кардинал со смехом говорил, что у меня хорошая память, и что он ни разу не пожалел, что взял меня для выполнения особых поручений.
В свободные дни я время от времени отправлялся в город. Несмотря на свою сытую жизнь, меня тянуло домой, повидаться с матерью и сестрами, увидеть отца, поболтать с Джанни. Однажды я издали видел Беатрису, ходившую по рынку с корзиной для покупок. Мне стоило большого труда не броситься немедленно к ней и не обнять. Выглядела она как обычно, словно мы расстались только вчера. Стараясь не попасться сестре на глаза, я проводил ее почти до самого дома, издали следуя за ней, а потом увидел, как из калитки выходит Марко, чтобы взять у нее корзину, и повернул назад - все-таки мне до сих пор было тяжело видеть своего брата.
В тот вечер, лежа в постели с Чезаре, я признался ему, что не могу ни вернуться домой, ни совсем выкинуть родных из головы.
- Останься со мной, мой ангел, - сказал он, целуя меня. - Твое место не с ними. Я должен вознаградить их - ведь они дали мне тебя. Завтра ты отнесешь им сотню дукатов и подбросишь деньги так, чтобы они тебя не увидели. - Я хотел спорить, но он прижал палец к моим губам. - Считай, что это еще одно задание.
- Я...
- Не возражай. Ты снова скажешь, что слишком неловок. Учись, Андреа, потому что жизнь заставит тебя быть незаметным, ловким и наблюдательным. Ты ведь хочешь, чтобы я был доволен тобой?
- О да, мой дорогой господин. - Я потянулся к нему и стал ласкать, заставив его вздохнуть от удовольствия.
- Предыдущая
- 10/47
- Следующая
