Эпилог (ЛП) - Робертс Дженнифер - Страница 20

• Предыдущая
• 20/46
• Следующая

- Еще нет, Секси. Это же День Благодарения. Нам следует сказать, за что мы благодарны.

- Я был бы благодарен, если бы мы могли поесть, - проворчал я.

Положив вилку, я оглядел сидящих за столом. Все они мне улыбались. И это было жутким зрелищем. Поверьте мне, я знаю, что такое ‘жутко’.

- София, это твой дом, тебе и начинать, - предложил Рубио.

- Хорошо, - сказала Ливви, и сделала глубокий вдох.

- Итак, для начала, я хочу сказать, что благодарна за еду. Не могу дождаться, когда к ней приступлю. Но что еще важнее... я благодарна, что вообще нахожусь здесь.

Она сглотнула, и, увидев, как ее глаза становятся влажными от невыплаканных слез, мне захотелось попросить всех уйти, чтобы я мог целовать ее до тех пор, пока она не забудет все то, что чувствует. Но вместо этого, мне пришлось сидеть и притворяться, что не я был главным злодеем в ее жизни.

- Этот год был для меня сложным. На прошлый День Благодарения я была совсем одна. Я не знала, что мне делать со своей жизнью, и чего, в итоге, я от нее хотела. Я была... несчастной девушкой с разбитым сердцем.

По ее щеке скатилась слеза.

- София...

Клаудия потянулась к своей подруге через Рубио. Ливви улыбнулась.

- Нет, все в порядке. Я не собиралась плакать. Просто... в этом году я обзавелась двумя прекрасными друзьями, о чем любой человек может только мечтать, собственной квартирой... в самой Испании! И...

Она посмотрела на меня и, черт побери, я почувствовал, как и меня затопили ее эмоции.

- У меня появился ты. Я нашла свое пристанище. У меня есть любящая семья. И за это я глубоко благодарна. Я не знаю, где бы я без вас оказалась.

Ливви утерла слезы, и встряхнулась.

- Фу, простите, я как эмо. Просто люблю вас, засранцев, и все тут. Кто-нибудь, продолжайте.

Я сидел неподвижно на своем месте, пытаясь понять, что творилось в моей душе. Ливви включила меня в свой список. Она была за меня благодарна. Во мне она нашла свое пристанище. Я чувствовал то же самое, но ни за что бы не смог быть таким спокойным в проявлении своих эмоций. Возможно, если бы мы были наедине, во тьме, мысленно обнаженными, тогда я смог бы ей открыться.

Но все смотрели на меня. Подбадривая, Ливви мило улыбалась. Взгляд Клаудии был гораздо более агрессивный, и практически, вынуждал меня начать. Рубио просто ждал. Он был терпеливым малым. Прочистив горло, я улыбнулся.

- Что ж, мне будет непросто превзойти вышесказанное, но я постараюсь что-нибудь придумать.

Я посмотрел на Ливви.

- Я понимаю, что мы знакомы не так уж и долго, и встречаемся всего полтора месяца.

Она улыбнулась мне с прищуренными глазами.

- Однако, должен честно признаться... что эти шесть недель стали лучшими в моей жизни. Я благодарен за это время, и надеюсь, что к следующему Дню Благодарения..., - я посмотрел на остальных, - я полюблю и вас, засранцев.

Клаудия и Рубио рассмеялись. Я вернул свой взгляд к Ливви. Она смотрела на меня с таким выражением на личике, которого я до сих пор не видел. И оно мне нравилось.

- Я благодарен за вкусную еду, хороших друзей и любовь. Да благослови, Господь, нашу еду и нашу дружбу, - быстро и кратко произнес Рубио.

Нехотя отведя взгляд от Ливви, я улыбнулся.

Клаудия притянула Рубио к себе, и поцеловала его с большей страстью, чем, наверное, полагалось за праздничным столом. Юная любовь. Именно этого я и хотел.

Клаудия прошептала ему на испанском, - Я благодарна за тебя, любимый, - а остальным присутствующим сказала, - я благодарна за мою семью, моих друзей и за все это угощение. А теперь, пожалуйста, давайте уже к нему приступим!

Рассмеявшись, все согласились, что пора начать есть. Взяв свою вилку, я воткнул ее в индейку, и стал жадно жевать.

Это был мой первый День Благодарения, и я тотчас решил, что мы будем праздновать его каждый год. За ужином я слушал, как Ливви говорила со своими друзьями об учебе и просмотренных ими фильмах. Дело дошло до работы Стэнли Кубрика, которую они обсуждали на занятиях. Клаудия и Рубио были его фанатами, но, по мнению Ливви, у этого режиссера отсутствовала способность передавать зрителю основную идею фильма.

- Все это болтовня о Заводном Апельсине, как о якобы культовом кино всех времен, и все в таком духе, - начала Ливви с набитым индейкой ртом.

- Две трети посмотревших эту работу, ничего, нахрен, не поняли. Это никакой не шедевр. Большая часть людей, называющих его блестящим - идиоты, которые его не поняли, но притворились, что поняли, лишь бы их не назвали идиотами, что делает их трусливыми идиотами. Фильм мог быть гораздо лучше. Кубрик мог донести свою идею гораздо четче, вдохновившись рядом не придуманных диалогов о человеческой природе, обществе и психологии, как методе лечения. Но вместо этого, всем запомнилась только сцена насилия. Это глупо.

- Должен не согласиться, - сказал Рубио.

- Я думаю, это абсолютно понятное кино о том, что общество не заботит собственное саморазрушение. Его не заботит сама болезнь - оно хочет лечить только симптомы. Общество не заботит то, что Алекс - насильник, или то, что сделало его таким социопатом. Обществу нужно, чтобы его наказали и 'реабилитировали'. Но в нем отсутствует такое понятие, как контроль поведения. Это должен быть выбор, человек должен выбрать в пользу хорошего, и единственное основание, по которому он становится лучше - наличие некой причины. Алекс был насильно реабилитирован посредством терапии отвращения, но вернувшись в общество, и, столкнувшись с насилием, которое в нем до сих пор преобладало, он снова стал насильником. Это часть человеческой натуры. И Кубрик выразил это наилучшим образом.

- Я знаю, о чем был фильм, Руби. Я его поняла. Но моепонимание заключается в том, что Кубрик был так увлечен изображением антиутопического будущего, что не успел вложить идею для основной аудитории. Студенты кинематографических заведений и творческие люди не всегда склонны к насилию. Эта идея ничего нового для них не несет. А среднестатистическому зрителю нужно сунуть правду в лицо, иначе он ни хрена не поймет. Почему ты думаешь, Мелу Гибсону так хорошо удалась его картина Страсти Христовы? Он, словно молотом, долбанул людей чувством стыда прямо по лицу.

- К черту Мела Гибсона! - вмешалась Клаудия, - и мне плевать, даже если он талантлив. Он - лицемерная задница, и последний человек, который имеет право снимать фильм про Иисуса.

Рубио погладил свою девушку по руке.

- Не нужно кипятиться, Клаудиа. Мы просто обсуждаем.

Рубио посмотрел на меня.

- А что ты скажешь, Джеймс? Тебе нравится Кубрик?

Это был первый раз, когда кто-то назвал меня моим настоящим именем. Оно было таким простым, и не таило в себе значений ' пес' или ' верный ученик'. Это было просто имя. Нормальное имя для нормального человека.

- Эм, я никогда не смотрел этот фильм, и не совсем понимаю, кто такой Кубрик. Но на прошлой неделе мы смотрели Гарри Поттера. И он мне понравился.

Улыбнувшись, я отпил немного сангрии. Все покатились со смеху, и Ливви прильнула ко мне, чтобы подарить еще один быстрый поцелуй.

- Прости, Секси. Порой мы варимся в нашем сумасшествии, забывая о других людях. Давайте сменим тему.

- Я не возражаю. Мне нравится слушать, о чем ты думаешь. Я слежу за разговором, и лично мне хочется верить, что человек может измениться в лучшую сторону. Но я считаю, что Рубио тоже прав - у человека должна быть причина для изменений. Он должен верить, что если он изменится, его жизнь станет лучше. Иначе, ему оно не выгодно. Насилие необходимо, если ты живешь в мире насилия.

Мое сердце грохотало. Выражение лица Рубио стало кислым.

- Я никогда не говорил, что насилие необходимо. Я говорил, что его слишком много, и нам надо найти способ обращаться с ним, как с социальной болезнью.

- Этого никогда не произойдет. Даже цветы убивают, Рубио. А человеческое существо куда несовершеннее цветов. Мы все поступаем так, как по нашим ощущениям, мы должны поступать. И если это означает убивать... то так тому и быть. Выживание...

• Предыдущая
• 20/46
• Следующая