Плач в ночи - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 35

— Этот оттенок красного идеально подходит к твоим волосам. Темное облако на алом. Символично, не так ли? Как темные секреты «жены, одетой в багряницу»[13]. Ты поэтому его надела?

Значит, такой будет у них «разговор».

— Я надела его потому, что мне холодно, — ответила Дженни.

— Тебе очень идет. Может, ждешь кого-то?

«Странно, — подумала она. — Даже сейчас мне его все-таки жаль». Вдруг она задалась вопросом: что было хуже для него - смерть Каролины или тот факт, что мать собиралась бросить его?

— Никого я не жду, Эрих. Если не веришь, почему бы тебе не оставаться со мной каждую ночь, чтобы самому убедиться в этом?

Она знала, что ей следовало бы злиться, рвать и метать, но, кроме жалости к Эриху, никаких эмоций в ней не осталось. Он казался таким встревоженным и уязвимым. Когда он расстраивался, то всегда выглядел моложе, почти по-мальчишески.

— Эрих, мне так жаль, что все это произошло. Я понимаю, что люди сплетничают, и понимаю, как это огорчает тебя. Тому, что случилось, у меня нет логических объяснений.

— А пальто?

— Я не знаю, как оно оказалось в той машине.

— И ты ждешь, что я этому поверю?

— Я бы тебе поверила.

— Дженни, я хочу поверить тебе, но не могу. Но вот чему я верю. Если ты согласилась позволить Макпартленду приехать сюда, может, ты действительно хотела предупредить его, чтобы он держался от нас подальше. Это я могу принять. Но с ложью я жить не могу. Признайся, что пригласила его, и забудем обо всем. Я понимаю, как это случилось. Ты не хотела приводить его в дом, так что заставила его доехать до тупика на берегу. Ты его предупредила, а в руке у тебя был ключ. Может, он приставал к тебе. Ты боролась? Ты выскользнула из пальто и выбралась из машины. Может, когда он включил заднюю передачу, то поехал вперед. Дженни, это можно понять. Но скажи об этом. Только не надо глядеть на меня такими большими невинными глазами. Не надо быть такой исхудавшей и бледной, точно раненая жертва. Признайся, что ты лгунья, и обещаю - я ни слова больше об этом не скажу. Мы так сильно любим друг друга. Вся эта любовь - она еще здесь.

По крайней мере, он был до конца честен. Дженни чувствовала себя так, словно сидит на вершине горы и смотрит вниз, на равнину, наблюдая за происходящим - сторонний наблюдатель.

— Было бы даже проще сделать так, как ты хочешь, — заметила она. — Но вот что забавно: мы все - итог своей жизни. Нана презирала лжецов. Она пренебрегала даже общественной жизнью. Бывало, говорила: «Дженни, не увиливай. Не хочешь идти на свидание - так и скажи: «Спасибо, нет», но не говори, что у тебя болит голова или что тебе нужно сделать домашнее задание по математике. Правда лучше всего».

— Мы говорим не о домашнем задании по математике, — парировал Эрих.

— Я ложусь спать, — отозвалась Дженни. — Спокойной ночи.

Не было смысла продолжать разговор в таком ключе.

Совсем недавно они поднимались на второй этаж, сжимая друг друга в объятиях. Подумать только, ей не хотелось надевать сорочку цвета морской волны. Теперь, когда Дженни оглядывалась назад, это казалось таким пустяком.

Эрих так и не ответил ей, хотя она поднималась медленно, давая ему возможность отозваться.

Дженни быстро уснула; изнеможение придавило ее, вогнало в усталые сны. Спала она беспокойно, все время на грани бодрствования, осознавая, что мечется на постели. Снова Дженни видела сон - на этот раз она была в машине, боролась с Кевином, он хотел забрать ключ...

Затем очутилась в лесу, пробиралась сквозь заросли в поисках чего-то. Вскинула руку, чтобы отодвинуть ветви, и натолкнулась на плоть.

Ее пальцы ощупали лоб, мягкую кожу века. По щеке скользнули длинные волосы.

Закусив губу, чтобы подавить крик, рвущийся из горла, Дженни стремительно подскочила и нащупала лампу на ночном столике. Щелкнув выключателем, она дико огляделась. Никого. В постели, в комнате Дженни была одна.

Она снова откинулась на подушки, беспомощно дрожа. Подергивались даже мышцы лица.

«Я схожу с ума, — подумала она. — Теряю рассудок». Свет она не выключала до исхода ночи и уснула только тогда, когда через опущенные шторы пробились первые рассветные лучи.

Яркий солнечный свет разбудил Дженни, и она тут же вспомнила о случившемся. Дурной сон, подумалось ей, кошмар. Смутившись, она выключила настольную лампу и встала с кровати.

Наконец распогодилось. Дженни подошла к окну, выходящему на лес. Повсюду на деревьях раскрывались почки. От курятника доносилось пронзительное кукареканье. Распахнув окна, Дженни прислушивалась к шуму с фермы и улыбнулась, когда донеслось мычание новорожденных телят.

Конечно, это был кошмар. И все же от яркого воспоминания ее бросило в пот, холодный и липкий. Прикосновение к чьему-то лицу казалось таким реальным. Возможно, у нее галлюцинации.

А тот сон, где она была в машине с Кевином, боролась с ним... Могла ли она позвонить Кевину? В тот день она так огорчилась, размышляя о словах Эриха за ужином в честь дня рождения, поняв, что Кевин может разрушить ее брак. Могла ли она забыть о том, что звонила Кевину и попросила о встрече?

Сотрясение мозга. Тогда доктор предупредил ее, что в будущем она должна серьезно относиться к любым головным болям.

А голова у нее болела.

Приняв душ, Дженни собрала волосы в пучок, натянула джинсы и толстый шерстяной свитер. Девочки еще не проснулись. Может, если она успокоится, то сумеет позавтракать. За эти три месяца она скинула, должно быть, фунтов десять. Это плохо отразится на ребенке.

Не успела Дженни поставить чайник, как увидела голову Руни, проплывшую за окном. В этот раз женщина постучалась.

Взгляд у Руни был ясный, лицо спокойное.

— Мне надо было повидаться с тобой.

— Присаживайся, Руни. Чаю или кофе?

— Дженни! — Сегодня Руни была сама определенность. — Я причинила тебе вред, но постараюсь возместить ущерб.

— Как ты могла причинить мне вред?

Глаза Руни наполнились слезами.

— Ты здесь, и мне стало гораздо лучше. Молодая красивая девушка, с которой можно поговорить, которую можно научить шить. Такое счастье для меня. И я тебя нисколечко не виню за встречу с ним. С Крюгерами жить непросто. Каролина это выяснила. Так что я понимаю. И я не собиралась говорить об этом, ни в жизнь.

— О чем говорить? Руни, не из-за чего так расстраиваться.

— Есть из-за чего, Дженни, ой как есть. Вчера ночью на меня опять нашло. Знаешь, я же просто болтаю, но в этот раз сказала Клайду, как в тот понедельник вечером, после годовщины смерти Каролины, пришла показать тебе синий вельвет, чтоб посмотреть, понравится тебе оттенок или нет. Было поздно, почти десять. Но годовщина же только прошла, и мне не сиделось. А я подумала - только гляну, не горит ли свет на кухне. А ты как раз садилась в белую машину. Я видела, как ты садилась. Видела, как вы с ним поехали к берегу, но клянусь, Дженни, я не собиралась рассказывать. Не могла я тебе сделать плохо.

Обняв дрожащую женщину, Дженни сказала:

— Знаю, что не собиралась.

«Я все же поехала с Кевином, — подумала она. — Поехала. Нет, не верю. Не могу поверить».

— А Клайд говорит, его долг - сказать Эриху и шерифу, — всхлипывала Руни. — Утром я сказала Клайду, что все выдумала, что запуталась, но Клайд говорит, он помнит, что тогда ночью проснулся, а я как раз вошла с тканью под мышкой, и он разозлился, что я ухожу. Он собирается поговорить с Эрихом и шерифом. Дженни, я совру ради тебя. Мне все равно. Но у тебя из-за меня проблемы.

— Руни, — осторожно начала Дженни, — постарайся понять. Думаю, ты ошибаешься. В тот вечер я лежала в постели. И никогда не просила Кевина приехать сюда. Ты не солжешь, если скажешь им, что запуталась. Обещаю тебе.

Руни вздохнула:

— Мне бы сейчас кофейку. Дженни, я тебя люблю. Иногда, когда ты здесь, я начинаю верить в то, что Арден не вернется и что однажды я с этим свыкнусь.