Невольники чести - Кердан Александр Борисович - Страница 10
- Предыдущая
- 10/63
- Следующая
Кирилл, бессознательно ухватившийся за планшир и потому устоявший на ногах, успел заметить, как Елизавета Яковлевна, беспомощно взмахнув руками, упала за борт. Забыв о том, что сам он пловец никудышный, Хлебников бросился за нею. Тяжелая, как ртуть, поверхность упруго раздалась в стороны и поглотила Кирилла, отгородив от неба, от галиота и поднявшейся на нем суматохи одной только надеждой на спасение, соединив несоединимое: жизни Кошелевой и его самого.
Страна Уйкоаль, как называли Камчатку первые ее жители – ительмены, появляется из густого прибрежного тумана постепенно. Сначала сквозь прорехи в туманном одеянии проглядывает залитая водой и в летние дни полуоттаявшая тундра, за нею виднеются ближние сопки, поросшие каменной березой. На заднем плане, завершая картину, прорисовываются снежные вершины, над которыми курится голубой дым, похожий на облака, плывущие рядом. Этот дым рожден тяжелым подземным огнем, наполняющим чрево вулканов.
Ительменская легенда гласит, что там, под толщей гранита, в гигантских юртах, озаренных багровым светом костров, обитают гамулы – великаны ушедших эпох, усопшие предки ныне живущих людей. Над своими кострами гамулы готовят себе пищу – огромных китов, нанизывая их на пальцы, как на вертела. Именно тогда у вершин вулканов и появляются клубы дыма, напоминающие плывущих по небу морских исполинов.
Когда же великаны, насытившись, предаются веселью, яркое пламя вырывается из дымоходов подземных юрт. И тогда текучий огонь и огромные камни, разбрасываемые вулканами, сметают на своем пути все живое.
Пытаясь обезопасить жилища, ительмены и коряки, а вслед за ними и те, кто пришел на Камчатку позднее, – эвены и русские, – старались строить их подальше от огнедышащих гор, поближе к берегу океана. Но здесь людей подстерегала другая опасность – гнев владычицы затонувших стран Алаиды, накатывающей на побережье волны, подобные горам, – цунами. Они разрушали все созданное людьми, унося с собой в пучину останки строений и кораблей, домашних животных и их хозяев.
Наученные такими катастрофами, первые россияне, прибывшие на полуостров, решили возводить поселение в уютной долине ниже отрогов Кумроча, на расстоянии дня пешей ходьбы от океана.
Сопки укрывали Нижне-Камчатск – так была названа крепостца – от любых цунами, и в то же время поселение относительно далеко отстояло от огнедышащих гор.
Мудрость основателей старейшего русского поселения, оспариваемая, впрочем, более выгодным с точки зрения судоходства и расторжки положением его молодого собрата – Петропавловска, позволила Нижне-Камчатску в XVIII веке сначала стать первым среди равных, а затем в 1783 году получить статус уездного города в составе Иркутской губернии.
Ко времени прибытия в Нижне-Камчатск генерала Кошелева полуостров был выделен в отдельную область Российской империи, и центр ее – Нижне-Камчатск – мало чем отличался от невзрачных губернских городков, разбросанных по просторам Сибирского царства. На несколько сот жителей приходилось три церквушки и пять кабаков да десятка три деревянных строений. Остальные обитатели камчатской столицы ютились в землянках и юртах, составляющих своего рода палисад губернского города.
Встречать прибывший галиот «Константин» и нового губернатора высыпало на берег реки Радуги все население Нижне-Камчатска. События такого рода здесь нечасты. Два раза в год приходит из Охотска пакетбот, привозя безнадежно устаревшую почту, да изредка заглядывают торговые суда разных компаний, делящих между собой до конца не разведанную и потому манящую призраком обогащения акваторию Великого океана.
Когда шлюпка с Кошелевым и свитой приблизилась к причалу, одиннадцать раз выстрелила пушка, отдавая прибывшим высшую почесть. Повинуясь приказу краснолицего седоусого капитана, гренадеры взяли ружья со штыками «на караул». Среди любопытствующих какой-то молоденький стряпчий попытался выкрикнуть «ура!», но, не найдя поддержки у остальных, юркнул в толпу.
Этот незначительный инцидент, похоже, не произвел на Кошелева никакого впечатления. Выслушав рапорт офицера, генерал обошел строй гренадеров, иногда останавливаясь перед тем или иным из них и пристально вглядываясь в лицо, словно ища сослуживцев. Однако вопросов никому не задал и от похлопывания солдат по плечу воздержался.
Затем новый губернатор направился к стоящему поблизости благообразному купцу с хлебом-солью в руках. Приняв подношение вкупе с благословением местного протоиерея, поклонился собравшимся и, посчитав официальную церемонию встречи завершенной, упругой походкой зашагал в гору, сопровождаемый эскортом гренадеров и зевак.
Двухэтажное деревянное строение на площади Нижне-Камчатска, к прибытию губернатора старательно и бестолково отремонтированное руками солдат, напоминало скорее казарму, чем губернаторский дом: чистота, строгость, неуют. Самому генералу, привыкшему более к дыму походных бивуаков, нежели к паркетному блеску салонов, это при других обстоятельствах, может, даже и понравилось бы. Но теперь он был не один.
Обойдя со встретившим его чиновником комнаты, Кошелев отдал четкие распоряжения по подготовке помещения для Елизаветы Яковлевны, по причине болезни, вызванной злосчастным столкновением с кашалотом, оставленной им на «Константине», и уединился в кабинете с начальником гарнизона.
Поставленный у дверей караул означал только одно: разговор у Кошелева и капитана Федотова – не для посторонних ушей.
– Земли камчатские, ваше превосходительство, как вы имели справедливость заметить, зело пространны и малоизученны. Италийский полуостров вместить в свои пределы могли бы, но цивилизацией в отличие от оного не отягщены… – Федотов выговаривал слова медленно и весомо, точно пули в ружейный ствол загонял. Лицо его, и без того не отличающееся бледностью, от волнения и притока крови сделалось почти пунцовым, отчего даже седые усы приобрели рыжеватый оттенок.
– Сие положение, – продолжал он, – имеет свои выгоды и недостатки.
– Выгоды? – вскинул брови генерал.
– Точно так, ваше превосходительство. За дикостью мест здешних кроется одно токмо преимущество: всякий новый человек или же судно какое, у берегов наших объявившееся, сразу, точно бельмо на глазу, заметными делаются. Камчадалы – народ бесхитростный, лукавству не обучен. Посему, несмотря на малолюдство тутошнее, молва о чужаке непременно до Нижне-Камчатска докатится и нам в неведении о происшедшем остаться не позволит.
– Велик ли прок, сударь, вчерашний день догонять да суесловием людским в управлении губернией ориентироваться? – задал сердитый вопрос Кошелев, про себя улыбаясь. Капитан все больше нравился Павлу Ивановичу, угадавшему в нем родственную душу бывалого, бескорыстного вояки.
– Прока и верно, ваше превосходительство, не много. Сие и есть главный недостаток, выгоду означенную почти на нет сводящий. Положение дел в губернии нам известно доподлинно, а вот сил, надобных для наведения порядка, не хватает. На всю Камчатку двенадцать острожков не наберется, а гарнизон воинский токмо здесь, в Нижне-Камчатске, и можно считать настоящим. В остальных крепостцах – калеки да слабо обученные ратному делу ополченцы. Так что надежда на волю Провидения да своевременные известия… – Федотов извлек из папки целую кипу уже пожелтевших, но еще не поврежденных временем бумаг и протянул генералу.
– Извольте взглянуть, ваше превосходительство: доклады начальников крепостей и старшин казацких поселений за истекшие годы. А вот списки беглых холопов да каторжан, находящихся в розыске.
Капитан за неимением полицмейстера, которого так и не удосужились прислать из Иркутска после гибели прежнего, растерзанного воровскими людьми, тащил на своих плечах еще и неблагодарный удел полицейского сыска. Чувствовалось по всему, что он тяготится этим не свойственным его природе назначением, оттого-то и рад так прибытию губернатора – генерала боевого и заслуженного, надеясь с его помощью освободиться от неприятной обязанности. Уж кто-кто, а военный человек военного понять должен.
- Предыдущая
- 10/63
- Следующая
