Кыся-2 - Кунин Владимир Владимирович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/57
- Следующая
Несколько раз встречались мне и наши Коты и Кошки. Из случайных знакомств с ними и ни к чему не обязывающей болтовни я разделил их на три категории.
В первую категорию, которой я безумно позавидовал, входила Кошка одного нашего российского вице-консула -- веселая, деловая и неглупая москвичка Нюся, которая про Мюнхен знала все: где можно пожрать на халяву, как пройти в нужное место кратчайшим путем через служебные двери и проходные дворы, какому Коту имеет смысл ДАТЬ, а какому и нет.
Но вот тут всплывал один-единственный, но весьма существенный недостаток этой Нюси. Знать она знала, но удержаться и не ДАТЬ кому угодно она была не в силах! Тем не менее, а может быть, и поэтому с ней было не обременительно, легко и спокойно.
Вторым был Кот (имя вылетело из головы), про которого Нюся сказала, что он принадлежит Человеку, являющемуся "правой рукой" Генерального консула. На какой-то момент мне показалось, что эти два знакомства для меня -- прямой путь к Шуре и Водиле. И я закатил им приемчик, как говорит Шура Плоткин, "под большое декольте". Во всяком случае, пока я трахал Нюсю, она обещала мне безграничную помощь и покровительство своего Хозяина.
Кот же "правой руки" Генерального консула оказался довольно мерзким типом, хотя и выглядел крайне авантажно -- красивый, ухоженный, с признаками породы какого-то странного, специфического воспитания. Он все время делал вид, что ему известно что-то такое, чего другим знать не положено. Ко всему прочему, он постоянно взывал к честности, честности и честности, хотя Нюся клятвенно уверяла меня, что большего ворюги, чем этот Кот, не знали ни Германия, ни Россия!
Однажды, когда он уж слишком настойчиво призывал меня к честности и расспрашивал о том, как я здесь оказался, а всем своим видом давал понять, что не верит ни одному моему слову, я разозлился и начистил ему холеное рыло.
Больше он не приходил. Но, к сожалению, перестала приходить и веселая вице-консульская Нюся. Видимо, эта сволочь Кот капнул на нее кому надо, и Нюсю перестали выпускать из дому.
А позавидовал я им только потому, что и этот Кот-дипломат, и эта вице-Нюся совершенно точно знали, что пройдет какое-то определенное время и они обязательно вернутся в Россию. Чего, в отличие от меня, дико боялись и не хотели!
Ко второй категории я отнес Котов-эмигрантов из Киева. Их было великое множество. Они прибыли сюда под флагом "Киев и Мюнхен -города-побратимы!".
Кому пришло в голову когда-то "побратать" Мюнхен и Киев -- ума не приложу. Все равно, что насильно женить меня на овце и ждать от меня и супруги ежегодного приплода "Котоягнят". Бред какой-то! Рассказать Шуре -обхохочется.
Тем не менее, все киевские евреи, а также украинцы и русские, загодя прикупившие липовые еврейские документы, и пожелавшие сначала послать советскую власть, а потом и "ридну Украйну" ко всем чертям, оказались в Мюнхене по так называемой "еврейской линии".
Обо всем этом я узнал от единственного пристойного и интеллигентного Кота-киевлянина, принадлежащего одному симпатяге -- инженеру по автомобилям. В Мюнхене инженер спокойненько работал обычным автомехаником, а вечерами вел со своим Котом разные беседы.
Никогда не сталкиваясь с книгой доктора Шелдрейса, они оба своим умом дошли до Телепатического Контакта. Не в полной мере, но достаточно для доброй поверхностной трепотни, овладели этим искусством и пребывали теперь в тихих радостях и заботах друг о друге.
Этот же Кот говорил мне, что под Мюнхеном, километрах в сорока, живет еще одна чрезвычайно милая пара киевских художников -- муж и жена. Они как-то приезжали к этому инженеру чинить свой автомобиль и познакомились. Ни Кота, ни Кошки у них, кажется, нет. Поэтому, сведения о них крайне скудны. О них даже не сплетничают. А для киевско-мюнхенского круга это явление поразительное и из ряда вон выдающееся. Или -- "выходящее"? Как нужно говорить? Ни черта не помню...
Все же остальные, с кем меня сводила судьба, были на редкость одинаковы в своем наступательном провинциализме, необязательности, всезнайстве и постоянных потугах сообщить всему миру -- кем они были раньше, до приезда в Мюнхен.
Процент вранья в этих рассказах был удручающе высок, и если Кот заявлял, что в Киеве у него была четырехкомнатная квартира с потолками в три шестьдесят, а ЕГО Н[cedilla]ма или Петя, или Жорик, или Арон были "Главными инженерами", "Ведущими конструкторами", "Главными врачами Четвертого управления", или "Выдающимся музыковедом" -- это, в лучшем случае, означало, что все они имели в Киеве аж двухкомнатную в блочном доме с потолками в два сорок пять!
И Н[cedilla]ма никогда не был "Главным инженером", а занимал довольно скромную должность техника. Жора служил не "Ведущим конструктором", а просто чертежником. А "Главный врач Четвертого правительственного управления" Петя полжизни оттрубил терапевтом в районной поликлинике, напрочь растеряв в ней все знания, полученные еще в институте. Но вот "Выдающийся музыковед" Арон был, действительно, хорошим настройщиком и очень неплохо зарабатывал. В Киеве у него был даже раздельный санузел!
Когда я, в слепой надежде найти хоть какую-нибудь возможность вернуться в Россию, спрашивал у каждого из них -- не знают ли они Человека, собирающегося в Петербург, они все в один голос предлагали мне ехать в Киев, с удовольствием вспоминая -- сколь прекрасен этот город, как хорошо было в нем жить, где их знала "каждая Собака"!
Поэтому мне были совершенно неясны побудительные причины их переезда в Мюнхен.
Киевские Кошки были поразительно суетливы и постоянно пребывали в состоянии полного восхищения собственными персонами. Отожравшись на добротных немецких продуктах, они, действительно, стали неплохо выглядеть. Морды у них разгладились, шерсть лоснилась от сытости, и единственное, что можно было бы поставить им в упрек -- это чрезмерное употребление сладостей и излишне раннюю полноту, которую я ошибочно принимал за позднюю беременность. А так как я обычно беременных Кошек не трогаю (я как-то уже говорил об этом), то, как шутит одна моя знакомая киевская Кошка по имени Циля, я несколько раз "пролетал, как фанера над Парижем..."
Это у них такая острота. Если перевести ее с южно-русско-еврейского хохмачества на нормальный московско-ленинградский язык, это будет означать, что я "ошибался и проходил мимо того, чем мог бы воспользоваться".
Кстати, о Циле. Циля была единственной изящной Кошкой-киевлянкой, сумевшей сохранить вполне приличную фигурку. Как и все ее приятельницы, она была в восторге от самой себя и постоянно рассказывала всем о своих победах над немецкими Котами, не забывая намекнуть, что, дескать, владеет такой техникой секса, перед которой не устоять даже молодому Тигру. Дескать, она его затрахает в первые же три минуты. Был бы рядом Тигр -- она бы всем показала, как это делается!..
Я не испугался Цилиных обещаний и угроз, и тут же влез на нее, чтобы немедленно испытать на себе всю мощь неведомой мне доселе "техники секса", способной свести Тигра в могилу.
... Знал ведь, давно уже знал, что ни одной Кошке нельзя верить на слово. Но такого разочарования не испытывал уже лет сто! Как сказал бы мой Шура Плоткин, -- "Об технике секса там не могло быть и речи!"
Обычная раздражающая любительская суетня, фальшивое раззевание пасти, якобы страстное закатывание глаз, взвизгивания не тогда, когда нужно, и полное неумение чувствовать партнера по траху!
От злости я чуть загривок этой Цили не прокусил. Меня удержало только то, что я вовремя вспомнил миротворческую присказку Шуры, которую он говорил каждый раз, когда сталкивался с проявлением любительщины в чем угодно:
-- Знаешь, Мартын, -- говорил в таких случаях Шура. -- В американских салонах Дикого Запада всегда висела табличка: "Не стреляйте в пианиста. Он играет как умеет".
- Предыдущая
- 2/57
- Следующая
