Драконий коготь - Баневич Артур - Страница 57

• Предыдущая
• 57/80
• Следующая

— Что? — удивился старшина могильщиков. — Правда, что ль? А это кто еще, Санса?

— Медик, — сдержанно ответил оруженосец.

— Медик? Еще один? И ты жалеешь для меня нескольких жалких грошей? Вы подвергаете жуткой опасности эпидемии невинное человечество, а сами за большие дукаты второго шарлатана нанимаете.

— Не ваше дело, — гордо бросил Санса. — А что касается висельника в овине, так мэтр Дебрен прав. Оторвите от земли свои ожиревшие от безделья задницы и перенесите его на телегу, пока там еще есть место. Это явный труп, я отсюда слышу, как мухи вокруг него вьются, а ведь трупы — ваш хлеб. Хе-хе…

— Сколько дадите? — спокойно спросил похоронщик.

— Никаких «сколько». У вас есть договор. Вы очищаете от трупов поле боя. Бой здесь был. Труп есть. Чего вы еще желаете? Повышенной премии?

— Бой был, и труп есть, — согласился Ванрингер. — Но не военный. Видно, хозяин повесился ночью. Никак с отчаяния.

— Поскольку рабочее место потерял, — указал на останки ветряка оруженосец. — А значит, квалифицируется как жертва боевых операций. Как раненый, к примеру, который через несколько дней после боя помирает.

— А, фигня все это! — возразил могильщик. — Поле засеянное у него было. От ветряка он только дополнительные доходы получал. И жена, сука, от него с трубадуром сбежала! Стало быть, он под договор не попадает, и ежели хотите, чтобы мы его хоронили, то платите!

— Ну и дерьмо! — Санса рванул поводья, разворачивая мула. — Поехали, Дебрен, нечего нам с этой трупоядной компанией делать.

— Сейчас. — Магун не тронул поводьев. — Мэтр Ванрингер, не согласитесь ли расширить круг договоренных услуг и похоронить хозяина? Не может же он тут так висеть.

— Весь фокус в том, что может. Хозяйство его, веревка его, шея его.

— А как быть с профессиональной этикой?

— Этика этикой, а я по его примеру не намерен висеть с петлей на шее. Если я без согласия домочадцев порог чужого дома переступлю, то меня могут принять за вора. Благодарствуйте. Это не для меня. А похороны — дело дорогостоящее. Надо место под могилу оплатить, яму выкопать в шесть с половиной футов глубиной. В трясине, которую вы видите вокруг. Не далее как в марте у меня хороший могильщик на такой работе утоп, потому как холодно было, вода по пояс, да и вином он чрезмерно разогревался, покойник-то. Ну вот прыгнул, вода поднялась, и погиб парняга на рабочем посту. При исполнении. Нет, господин медик, наша профессия небезопасна, потому что на кладбищах, особенно при сверхурочной работе, привидения попадаются, не говоря уж о трупном яде. К тому же мы даром работать не можем. Надо семьи содержать, многочисленные, кстати, потому что когда человек на стольких трупяшек насмотрится, то даже и против желания нового дитятю бабе мастерит. Так что надо повременить. Кто-нибудь на эту халупу глаз положит, наследник всегда сыщется, тогда заказ в фирму поступит, и мы легально труп обработаем. А сейчас невозможно. Никак.

— А вы знаете, — сказал Дебрен, глядя Ванрингеру в глаза, — что из него привидение получится? Или по крайности дух.

— Наверно, — серьезно согласился человек в черном. — Наверняка получится. Но я, понимаете, далеко отсюда живу.

На этот раз дым нес аромат жаренного с луком мяса и мятного отвара. Отвару, видимо, предстояло утолить чью-то жажду, но Дебрен остановил мула перед поворотом дорожки и два-три раза сглотнул. Горло внезапно пересохло. Мята по-прежнему напоминала ему о той, которая не желала рассуждать о плохо затягивающихся ранах. Вспоминать было больно.

За зарослями одичавшей сирени виднелся пруд, а за прудом, окруженный цветами и огородом, стоял ветряк. Новый, из свежеструганых досок, лишь кое-где еще покрашенный дешевой серой краской. Морской бриз, веющий вдоль долины Нирги, доносил запах соломы и соснового леса. Рядом, притулившись к стене ветряка, стояла покосившаяся будка, чуть побольше собачьей конуры. Она была слишком тесной, чтобы, кроме постели, поместить еще и печку, поэтому Дебрен не удивился, видя перед покосившимися дверцами кухню из нескольких вбитых в землю палок, на которые были насажены горшки. Один горшок висел над огнем и дымил. То, что в него положили, сейчас было явно несъедобным пережаром.

У костра на красивом покрашенном стульчике, сгорбившись, сидела заплаканная женщина, даже не пытавшаяся спасать остатки обеда. Стоящий рядом мужчина в испачканной, но достаточно приличной рабочей одежде тоже не обращал внимания на улетающий с дымом обед. Взглядом, полным отчаяния и бессильной ненависти, он смотрел на группу пришельцев.

Группа состояла из двухколесной повозки, в которую был впряжен тягловый конь; второго коня — немного тяжеловатого рыцарского верхового, покрытого желто-красной попоной; небольшого рыжего типа, похожего на торговца вразнос; и — самого главного в этой компании — высокого тощего рыцаря с клиновидной бородкой, модной на юге. Оба мужчины прятались от комаров в дыме второго костра, причем рыцарь потягивал мутный отвар, зачерпнутый ковшом из котелка, разносчик же доканчивал жарить свинину с луком.

— Я пришел, господин! — закричал издалека Санса, впервые за все время поездки колотя пятками по животу верховой скотины. Вероятно, знал, что делает мул, если его не колотить, потому что животное обиделось, остановилось, демонстративно расставило ноги и, не обращая внимания на несколько очередных толчков, не шелохнулось. — Я мчался как вихрь, чтобы успеть!

— Ага, — буркнул, казалось, про себя, рыжий, — к обеду.

— Гляньте на него, — презрительно сплюнул оруженосец, — психолюку зачуханную.

— Психолога, Санса, психолога, — спокойно поправил рыжеволосый. Только подъехав ближе, Дебрен заметил серебристый налет на морковного цвета шевелюре и мелкие, зато многочисленные куриные лапки в уголках светлых глаз. — Так это профессия на староречи называется. В настоящее время гораздо популярней слово «душист». Поскольку я в основном занимаюсь человеческими душами.

— Лучше б сковородкой занялись, Деф Гроот, не то мясо сожжете, как эта баба кашу. И, как эта баба, горькими слезами расплатитесь за разгильдяйство.

Они слезли с мулов. Санса, оруженосец явно из полевых, а не придворных, забыл о формальностях и принялся привязывать узды мулов к ветке. Дебрен, заметив выжидающий взгляд рыцаря, подошел сам и слегка поклонился.

— Позвольте представиться. Дебрен из Думайки, магун. Вы, кажется, магуна искали.

— И верно, хоть и не очень-то надеялся. — У рыцаря, худого как щепка, из-за чего он казался хилым, был низкий, гулкий голос. Его староречь отличалась забавным акцентом, но была правильной. — Вас все труднее отыскать, особенно тому, кто по трактам ищет. Приятно познакомиться, мэтр. Я — странствующий рыцарь Кипанчо из Ламанксены. Не будем терять времени. Не следует без нужды продлевать мучения любого существа, пусть даже подлого. Ты согласен со мной, мэтр?

— Вполне. — Дебрен последовал взглядом за темными и удивительно грустными глазами рыцаря. — Вы имеете в виду этих людей? Насосника и его жену, верно?

— Людей? — Густые поседевшие брови слегка приподнялись, придав удлиненному лицу рыцаря выражение рассеянного удивления. — Каких людей… Ах этих…

Он пожал плечами, прощая Дебрену первую ошибку. Он был худ, на грани истощения, но его помятые, очень древние пластинчатые латы из полированных листов, наиболее тяжелых, типично кавалерийских, требовали от хозяина недюжинного здоровья, чтобы он мог позволить себе резкие движения. Некоторые исследователи, работающие на стыке истории, культуры и искусства, склонялись даже к мысли, что с распространения доспехов такого типа началось бурное развитие поэзии, лирики и красноречия раннего средневековья. Доказывали — и не без оснований, — что тогдашние випланцы, коротышки ростом по пять футов, да и то в башмаках с каблуками, засунутые в листовой панцирь, были удручающе неподвижны и малоинтересны как дамам, так и обществу. Желая покорить сердца женщин и подданных короля, они вынуждены были восполнять общую неподвижность гибкостью языка и изысканностью речи.

• Предыдущая
• 57/80
• Следующая