Юнга - Найт Дэймон - Страница 5
- Предыдущая
- 5/7
- Следующая
Они все больше и больше приспосабливались извлекать энергию из звездного света, из металлов и других элементов, попадавшихся в космосе; и в конце концов волей-неволей стали поглощать больше, чем могли усвоить. Поздние поколения постепенно и естественно переселились из района с интенсивным излучением в «Великую Бездну» — Вселенную разбросанных далеко друг от друга звезд. А совершенствование неизбежно продолжалось; в то время как уровень доступной энергии падал, средства ее поглощения становились все более эффективными.
Теперь они уже не могли не только вернуться на родину, но даже приближаться к попутным звездам на расстояние планетных орбит. А значит, планеты и сами звезды стали для них объектами благоговейного страха. Понятное дело. Но почему нужно снова и снова следовать глупому ритуалу со всякими там «изгнанниками» и «злом», придуманному каким-нибудь невежественным и суеверным предком?
Капитан заканчивал:
«Спаси нас от Смерти, что таится в Великой Бездне…» («Медленной Смерти, что таится в Великой Бездне!») «И храни души наши чистыми…»
(«Чистыми, как свет во времена Споры, будь Она Благословенна!»)
«И сделай прямыми пути наши…» («Прямыми, как лучи света, братья!»)
«Чтобы снова мы встретились с потерянными братьями в День Воссоединения». («Приблизь тот День!»)
Затем все умолкли — тишина нарастала, пока не сделалась подобна безмолвию космоса. Наконец Капитан заговорил вновь — прозвучали слова приговора и в заключение:
— Пусть его высекут!
Томми напрягся, лихорадочно утолщая кожу и сжимаясь до минимального объема. Потом два рослых и сильных Матроса схватили его и бросили третьему. Тот плотно прижался к стене, втягивая из нее энергию, пока не наполнился до краев. И когда Томми долетел до него, Матрос разрядил энергию изломанной дугой, что наполнила тело Томми подлинной квинтэссенцией боли, а потом толкнул юнгу в другую сторону палаты для следующего удара… и следующего… и следующего.
Пока наконец Капитан не прогудел: «Достаточно!» — и тогда Томми вытащили из палаты, бросили в угол и оставили в покое.
Юнга услышал голоса членов команды, получавших свои пайки. Один проворчал что-то насчет вкуса, а другой — судя по голосу, благополучно раздувшийся — посоветовал ему заткнуться и есть, дескать, металл как металл.
Итак, корабль попал на камбуз.
Поистине страшная участь была уготована его экипажу.
Томми представил, что его выбросили дрейфовать в космосе в одиночку, обрекая его крошечное тело на медленное остывание, — и внутренне содрогнулся.
Затем он снова задумался над проблемой, преследовавшей его после встречи с пятиконечными существами. Жизнь разумного существа, безусловно, священна. Так говорилось и в Символе Веры — говорилось в той же слащаво-поэтической манере, что и все остальное. Ни один капитан, как и любой другой член команды, не имел права уничтожить ближнего ради своей выгоды, ибо всех связывала общая наследственность. Потенциально все они были одинаковы, ни один не оказывался лучше других.
И все употребляли в пищу металл, благо металл был неживым и, уж ясное дело, — неразумным. Но что, если эта истина несовершенна?..
И тут юнга вспомнил: в корабле чужаков, пытаясь объясниться с пятиконечными существами, он был напуган почти до потери запаха — но где-то глубоко внутри, под испугом и возбуждением, чувствовал себя превосходно. И внезапно его осенило: это похоже на мистическое завершение, которое, как подобает верить, наступает в День Воссоединения — в день, когда сходятся все прямые — когда все разбросанные по Вселенной Корабли, разделенные миллиардами лет полета, слетаются наконец вместе. Вот что начинаешь чувствовать после общения с неведомым существом, наделенным разумом.
Томми захотелось еще раз поговорить с чужаками, научить их складывать нестройные звуки в слова, научиться у них… Ведь те двое были продуктами совершенно другой линии эволюции. Кто знает, чему они могли бы научить Томми?
Сомнения юнги понемногу прояснялись. Если корабль поглотит их металл, разумные существа погибнут; значит, Томми должен заставить Капитана отпустить корабль чужаков. Но тогда они улетят в бесконечные пространства Великой Бездны и Томми никогда уже не сможет…
Тут в каморку заглянул младший офицер:
— Давай-ка, Лой, выметайся. У тебя наряд на камбуз. Есть будешь после работы. Если пайка останется. Ну, живее!
Томми задумчиво двинулся в коридор, почти позабыв о боли. Связанные с кораблем чужаков мировые проблемы, не находя приемлемого решения, тоже удалялись из его сознания. Их место заняла новая идея, и Томми озарил несказанный восторг, доступный только настоящему шутнику-практику.
Причитавшаяся за это порка ничуть не омрачала его настроения.
4
Роджет снял шлем и устало опустился в кресло. На женщину он и не взглянул.
— Плохо дело? — осторожно спросила Макменамин.
— Хорошего мало. Наружная оболочка разъедена по всему кольцу. На очереди свинцовая прокладка. С трубами пока порядок, на ближайшую пару часов. А потом — конец.
— Эфир молчит, — дополнила Френсис печальную картину их положения.
Здесь, почти на полпути меж орбитами Земли и Марса, они оказались в безнадежном одиночестве. На их миниатюрном корабле отсутствовала толковая аппаратура для дальней связи.
Роджет встал, буркнул: «С Богом» — и, стиснув зубы, вышел из отсека. Макменамин слышала, как он проходит через спальню и гремит чем-то в багажном отделении.
Вскоре он вернулся со сварочной горелкой. Шлем на его голове с лязгом закрылся, и голос Роджета резко зазвенел в наушниках у Френсис:
— Скоро вернусь.
— Будь осторожен, — напомнила женщина.
Роджет задраил за собой шлюз и оглядел истерзанный корпус корабля. Отдаленно он напоминал грушу, к которой приложил свои зубы ребенок. Местами уже виднелись трубы ракетного двигателя. Роджета вновь охватила ярость, в глубине которой таился страх.
Он напомнил себе, что сотню лет назад космические бродяги попадали в такие же скверные ситуации, а то и похуже. Но Роджет все же был горожанином — человеком, привыкшим к городской среде. И теперь он вдруг понял, что толком не знает, как ему действовать. Интересно, что нужно делать, когда тебе вот-вот наступит крышка да еще в пятнадцати миллионах миль от дома? Попытаться успокоить Макменамин, которая и без того уже была подозрительно спокойна? Или продемонстрировать чувство собственного достоинства и выдать одну из тех предсмертных речей, что обычно приводятся в популярных биографиях? А как насчет того, чтобы обсудить небольшой договорчик о самоубийстве? Едва ли не все, что мог сделать в данном направлении Роджет — это заколоть Френсис отверткой, а самому повеситься.
В наушниках раздался ее голос:
— У тебя все в порядке?
— А как же, — отозвался он.
Роджет осторожно наклонился к зеленой поверхности, стараясь не касаться коленями темного коррозионного участка.
Работа с портативным сварочным аппаратом особых навыков не требовала. Пламя вырвалось из сопла и омыло темную поверхность. Роджет даже через скафандр почувствовал жар.
В темном материале образовалась глубокая обугленная впадина, и зеленая масса немного оттянулась от корпуса. Такого астронавт даже не ожидал. Приободрившись, он попробовал еще.
Поверхность под ним внезапно задрожала, и Роджет в панике вскочил — как раз вовремя, чтобы избежать накатившей снизу волны.
Но слишком поздно. Роджету показалось, будто его огрели могучим молотом.
В ушах страшно зазвенело, а перед глазами повисла пелена. Роджет заморгал, попытался поднять руку. Та, казалось, намертво пристала к телу. До смерти напуганный, он попробовал подняться и не смог. Когда в глазах прояснилось, он понял, что распростерт лицом вниз на каком-то широком диске, всплывшем из зеленой массы. Все металлические части скафандра были накрепко прикованы к поверхности. Сварочный аппарат лежал в нескольких дюймах от правой руки.
- Предыдущая
- 5/7
- Следующая