Путешествие с Чарли в поисках Америки - Стейнбек Джон Эрнст - Страница 22
- Предыдущая
- 22/57
- Следующая
Потягивая после обеда виски с содовой, прислушиваясь к плеску воды в электрической мойке на кухне, я поднял вопрос, который последнее время не выходил у меня из головы. Люди эти были хорошие, неглупые, вдумчивые. Я сказал:
– Мы с малолетства уходим корнями в ту или иную почву, в ту или иную среду. Корни — это чуть ли не самое дорогое для человека.
Как они относятся к тому, что их дети растут без корней? Хорошо это или плохо? Не придется ли им когда-нибудь пожалеть об этом?
Ответил мне глава семьи — красивый блондин с темными глазами.
– У многих ли сейчас есть то, о чем вы говорите? Какие могут быть корни, когда живешь в квартире на двенадцатом этаже? Какие могут быть корни в районах новых застроек, где сотни и тысячи почти одинаковых маленьких домиков? Мой отец приехал из Италии, — говорил он. — Вырос в Тоскане, в том самом доме, где его предки жили, может, тысячу лет. Вот вам корни — ни водопровода, ни канализации, а топливо — древесный уголь или виноградный сушняк. Комнат в доме было всего две — кухня и спальня, и валялись они там вповалку — дед, отец и все ребятишки. Негде ни почитать, ни побыть одному, и так всю жизнь. Что же, это лучше, по-вашему? Дать бы моему старику возможность выбора — порубил бы он свои корни и стал бы жить, как мы живем. — Он повел обеими руками, показывая свою уютную комнату. — По правде говоря, отец так и сделал: корни обрубил и уехал в Америку. А в Америке поселился в Нью-Йорке — однокомнатная квартира, ни лифта, ни центрального отопления, ни горячей воды. Там я и родился и провел детство на улице, а потом отец нашел работу на виноградниках в северной части штата Нью-Йорк. Он ведь у меня был виноградарь, кроме того, пожалуй, ничего и не умел толком. А возьмите мою жену. Она ирландка. У ее родни тоже были корни.
– В торфяном болоте, — сказала его жена. — А ели одну картошку.
Она с нежностью посмотрела в открытую дверь на свою красивую кухню.
– А вам не хочется чего-то более постоянного в жизни?
– У кого оно есть, это постоянное? Фабрика закрылась — двинулся дальше. Времена стали получше, где-то можно устроиться — туда и подался. А с корнями сиди сиднем и лязгай зубами от голода. Про первых пионеров что написано в книжках по истории? Эти мохом не обрастали. Поднял целину, участок продал — и в путь-дорогу. Я читал про Линкольна, как его родичи приехали в Иллинойс на плоту. Несколько бочонков самогонного виски — вот и весь их капитал. А много ли в Америке ребят, которые остаются жить в родных местах? Как подрастут, так и уезжают при первой же возможности.
– Я вижу, вы немало над этим думали.
– А тут и думать нечего. Как есть, так и есть. У меня хорошее ремесло. Пока бегают по свету автомобили, я без работы не останусь. Если гараж прогорит, уеду в другое место и там устроюсь. Здесь мне до него три минуты езды. А вы хотите, чтобы я мотался за двадцать миль, лишь бы у меня были корни.
Позднее они показали мне журналы, рассчитанные исключительно на читателей, живущих в мобилях, — там были рассказы, стихи на эту тему и всякие советы. Как получше наладить свою передвижную жизнь. Как починить водопроводный кран. Как выбрать место для стоянки — одни предпочитают в тени, другие на солнце. В этих журналах рекламировались разные хозяйственные приспособления, всякие чудесные штучки, облегчающие стряпню, уборку, стирку; рекламировались предметы обстановки, кровати — большие и детские. На фото во всю страницу сверкали алюминием новые модели передвижных домов, один другого роскошнее.
– Таких сейчас тысячи, — сказал мой собеседник, — а будут миллионы.
– Джо у нас фантазер, — сказала его жена. — Вечно он что-то замышляет. Расскажи, Джо, о чем ты мечтаешь.
– Может, ему вовсе не интересно.
– Наоборот, очень интересно.
– Зря она называет меня фантазером. Это все вполне доступно, и я своего скоро добьюсь. Нужен небольшой капитал, но все затраты со временем окупятся. Я сейчас все езжу на распродажи, смотрю, не найдется ли какой-нибудь старый мобиль по сходной цене. Нутро у него долой и оборудую под ремонтную мастерскую. Инструментов у меня почти полный набор, осталось еще запасти впрок всякую мелочь — дворники, вентиляторные ремни, поршневые кольца, свечи, шины и тому подобное. Вы еще то учтите, что такие парки, как наш, день ото дня разрастаются. У некоторых здесь по две легковые машины. Вот я и думаю арендовать где-нибудь поближе участок в сотню футов и открыть свое дело. В машине какая она ни на есть, всегда что-нибудь ломается, это уж будьте спокойны! И всегда ей нужен ремонт. Дом у меня, вот этот самый, будет рядом с мастерской. Проведу звонок, и по вызову, пожалуйста, хоть круглые сутки.
– Здорово придумано, — сказал я. И это на самом деле было здорово.
– А что лучше всего? — продолжал Джо. — Допустим, тут застопорило, снялся с места и махнул туда, где с работой полегче.
Его жена сказала:
– У Джо на бумаге уже все размечено, всякому инструменту свое место — где будут лежать гаечные ключи, где сверла и даже электросварочный агрегат. Джо замечательный сварщик.
Я сказал:
– Беру свои слова обратно, Джо. В тавоте ваши корни не засохнут.
– А вы говорите! Я, знаете, даже вот о чем думал; когда ребята подрастут, мы будем уезжать зимой на юг, а летом на север. Дорога-то окупится, потому что мастерская на ходу.
– У Джо золотые руки, — сказал его жена. — В гараже у него постоянная клиентура. Некоторые приезжают за пятьдесят миль, лишь бы попасть к нему, потому что он мастер своего дела.
– Я правда хороший механик, — сказал Джо.
Ведя машину по большой автостраде на подступах к Толидо, я разговорился с Чарли о корнях. Он слушал, но помалкивал. В своих рассуждениях на эту тему, уже принявших шаблонную форму, мы упускаем из виду два обстоятельства. Может же быть, что американцы, как люди беспокойные, непоседливые, никогда не удовлетворяются своим местопребыванием, если они не сами его выбрали? Пионеры, иммигранты, заселявшие наш континент, были из самых беспокойных в Европе. А те, кто пустил в Старом Свете глубокие корни, как сидели дома, так и до сих пор сидят. Но мы, все до единого, если не считать негров, которых привезли к нам в рабство, происходим от своевольных, от беспокойных людей, от тех, кому не сидится дома. Было бы странно, если бы мы не унаследовали от них эту непоседливость. И наследство вот оно, налицо. Но это упрощенный подход к делу. Что же такое корни и давно ли мы обзавелись ими? Если род человеческий существует несколько миллионов лет, какова его история? Наши далекие предки шли за дичью, подавались на новые места следом за своим пропитанием, убегали от сурового климата, от надвигающихся льдов, от смены стужи и зноя. Миновали тысячелетия, им же несть числа, а люди приручили некоторых животных и стали жить бок о бок со своим пропитанием. Теперь в силу необходимости им приходилось подаваться в те места, где был подножный корм для их скота. И лишь тогда, когда в обиход человека вошло хлебопашество — а если вести счет на века, это произошло не так уж давно — клочок земли приобрел для него ценность и смысл, как ничто постоянное. Но земля — ценность материальная, а материальные ценности обычно сосредоточиваются в руках немногих. И вот кое-кому земля понадобилась как собственность, а следовательно, понадобился и подневольный труд, потому что ее надо было обрабатывать. Корни уходили в землю, которой человек владел, в нечто материальное, недвижимое. Если ставить вопрос так, то мы, люди, — существа непоседливые, а корни наши ушли в почву совсем недавно и еще не успели как следует разветвиться. Может быть, мы преувеличиваем значение корней для нашей психики? Может быть, непреодолимая тяга вдаль — это отзвук первобытной глубокой потребности, желания, жажды пуститься куда-нибудь туда, где нас нет?
Чарли слушал мои рассуждения молча. И вообще он стал черт знает на кого похож. Я обещал расчесывать его, стричь и следить, чтобы он у меня всегда был красавчик, и не сдержал слова, данного самому же себе. Шерсть у Чарли свалялась, стала грязная. Пудели, как и овцы, не линяют. По вечерам, когда я, исполнившись добродетели, собирался заняться его внешностью, каждый раз находились какие-то другие дела. Кроме того, у Чарли вдруг обнаружилась сильнейшая аллергия, о чем мы раньше и не подозревали. Как-то раз я заночевал в парке для грузовиков, на которых перевозят скот. Эти огромные машины там же и чистят, и потому вокруг парка возвышалась гора навоза и тучами вились мухи. Хотя на окнах у Росинанта были сетки, мириады мух все-таки проникли в него, забились в щели и не желали оттуда вылезать. Я впервые за всю дорогу воспользовался дезинсекционным распылителем и тщательно все опрыскал, и после этого Чарли стал так чихать, что в конце концов мне пришлось вынести его из машины на руках. К утру Росинант был полон сонных мух, я опять все опрыскал, и приступ у Чарли повторился. С тех пор после каждого посещения крылатых гостей Чарли изгонялся наружу, а после расправы с ними машина проветривалась. Я ни у кого больше не наблюдал такой жестокой аллергии.
- Предыдущая
- 22/57
- Следующая
