У дороги - Банг Герман - Страница 8
- Предыдущая
- 8/32
- Следующая
Катинка хотела было спросить: «Неужели вы запомнили?» — но не спросила. И сама не зная почему, вдруг вспыхнула и тут впервые заметила, что оба они молчат и не знают, о чем заговорить.
Они дошли до леса, церковные колокола звонили вовсю. Казалось, в этот день колокола никогда не умолкнут.
— Останьтесь у нас, — сказала Катинка, — не нарушайте праздника.
Они стояли на платформе, поджидая Бая, и слушали колокольный звон.
Хус пробыл у них до самого вечера.
Бай уселся за стол, сиявший белоснежной камчатной скатертью и хрусталем, и сказал:
— Славно побыть дома, в кругу семьи. Малыш-Бентсен воскликнул:
— Еще бы! — И рассмеялся от удовольствия.
Хус ничего не сказал. Сидит, молчит, а глаза улыбаются, — говорила о нем Катинка.
И весь день в доме царила тихая радость.
Вечером затеяли партию в вист. Четвертым был Малыш-Бентсен.
…В доме пастора подсчитывали пожертвования. Фру Линде была разочарована. Доход оказался много ниже среднего.
— Как ты думаешь, Линде, почему это? — спросила она. Пастор молча разглядывал кучу мелочи.
— Почему? Должно быть, люди думают, что мы можем жить, как полевые лилии.
Фру Линде помолчала и в последний раз принялась пересчитывать немногие бумажные кроны.
— Да еще содержать семью, — заключила она.
— Матушка, — сказал старик Линде, — будем благодарны и за то, что у нас покамест еще есть церковная десятина.
Пасторская дочь и капеллан резвились в гостиной, опрокидывая мебель: они затеяли игру в крокет.
— Не хочется попадаться на глаза матери, — сказала фрекен Агнес. — В дни церковных приношений в ней разыгрываются самые низменные инстинкты.
2
Рождественские праздники продолжались.
Катинке казалось, что уже давным-давно, с тех пор как она покинула родительский дом, она не проводила рождество так радостно и по-домашнему уютно. И не потому, что его отмечали как-то особенно, иначе, чем всегда: один раз они с Баем побывали у Линде, там был Хус и еще кое-кто из соседей, в другой раз фрекен Линде и капеллан зашли к ним вечером с Кьером и Хусом. Сестры Абель явились на станцию к вечернему поезду, их тоже пригласили на огонек. А после ухода восьмичасового поезда затеяли танцы в зале ожидания и сами себе подпевали.
Ничего необычного в этом не было. Но все светилось какой-то особенной радостью.
Единственный, кто немного «портил дело», был Хус. Он теперь часто ни с того ни с сего вдруг впадал в странную задумчивость.
— Хус, вы спите? — спрашивала Катинка. Хус резко вздрагивал на своем стуле. Радость, царившая в доме, передалась и Баю.
— Черт возьми, вот что значит хорошая погода, — говорил он, стоя на платформе после ухода вечернего поезда. — В последнее время я чувствую себя преотлично, — ей-ей, преотлично…
Даже самые их супружеские отношения как бы помолодели. Не то чтобы в них появилась страсть или пылкость, но просто большая близость и теплота.
Наступил канун Нового года, было недалеко до полночи. Супруги Бай сидели в гостиной, собираясь встретить Новый год.
Вдруг за дощатым забором раздался оглушительный грохот.
— Фу, черт! — сказал Бай. Они играли с Бентсеном в «тридцать шесть», и оба вздрогнули. — Петер не пожалел пороха.
В окно постучали, раздался голос Хуса: «С наступающим!»
— Черт возьми, да это Хус, — сказал Бай и встал.
— Я так и подумала, — сказала Катинка. Сердце у нее все еще колотилось от испуга.
Бай пошел открывать. Хус приехал в санях.
— Да заходите же, — сказал Бай, — пропустим по рюмочке ради праздника.
— Добрый вечер, Хус. — Катинка вышла на порог. — Заходите же, выпейте с нами.
Они привязали лошадь Под навесом склада. Катинка дала ей хлеба.
Потом они встретили Новый год и решили дождаться курьерского поезда. Он проходил в два часа ночи.
— Поиграй нам, Тик, — сказал Бай.
Катинка заиграла польку, Бай подтягивал басом.
— Недурно мы когда-то отплясывали, верно, Тик? — И он пощекотал шею жены.
Они вышли на платформу. Небо было облачным впервые за много дней.
— Будет снегопад, — сказал Бай.
Он взял пригоршню мягкого снега и бросил в лицо Малышу-Бентсену. И все стали играть в снежки.
— А вот и поезд! — сказал Бай. Раздался отдаленный гул.
— Тьфу, черт, тьма хоть глаз выколи, — сказал Бай. Гул приближался. Вот состав покатил по мосту. Маленький огонек становился все больше, и наконец из темноты с громыханием вынырнул поезд, похожий на гигантского зверя с горящими глазами.
Пока поезд с грохотом мчался мимо, все четверо стояли молча. От паровоза валил пар, свет из вагонов бежал по снегу.
Поезд пыхтя исчез в темноте.
— Что ж, — сказала Катинка. — Вот и новый год начался. Они помолчали.
Она прижалась к мужу и потерлась виском о его щеку.
Бай тоже расчувствовался. Он наклонился и поцеловал жену.
Шум поезда замер вдали. Все четверо вернулись в дом.
Лошади Хуса солоно пришлось на обратном пути. Он нахлестывал ее кнутом так, что она неслась вихрем, да в придачу осыпал ее ругательствами.
Было темно, начинался буран.
Катинке не спалось. Она разбудила Бая.
— Бай, — сказала она.
— Чего тебе? — Бай перевернулся с боку на бок.
— Послушай, какой ветер…
— Ну и что — мы же не в открытом море, — спросонья отозвался Бай.
— Да ведь метет, — сказала Катинка. — Как ты думаешь, Хус уже добрался до дому?
— О, Господи, наверное… И Бай снова уснул.
Но Катинка уснуть не могла. Она беспокоилась о Хусе, который был в пути в такой буран. Тьма кромешная, а он в округе человек новый.
Как странно, что Хус приехал сюда всего три месяца назад…
Хоть бы он поскорей добрался до дому… Катинка снова прислушалась к вою пурги… И он был сегодня чем-то расстроен… Молчал, — она его уже изучила, — и о чем-то грустил… Что-то с ним творится неладное.
Да, да, с ним что-то неладное в последнее время…
Только бы он поскорей добрался до дому — пурга так и метет…
Дремота стала одолевать Катинку, и наконец она уснула рядом с мужем.
На второй день нового года в пасторскую усадьбу съехались гости.
Собралось чуть ли не пол-округи, и комнаты от самой прихожей наполнились шумной болтовней. Так бывало всегда — в пасторском доме все чувствовали себя вольготно.
Вдова Абель с «птенчиками» появилась тогда, когда уже начали играть в шарады. Дамы Абель всегда являлись позже всех.
— Время уходит у нас между пальцев, — говорила фру Абель. — Нам так трудно расстаться со своим гнездышком.
В дни, когда сестрицы Абель собирались в гости, они все утро бродили по дому в пеньюарах и ссорились. Фру Абель приходилось одеваться в последнюю минуту, и вид у нее всегда был такой, точно ее потрепала буря.
В поисках костюмов для шарад все шкафы в пасторском доме были перерыты вверх дном.
Фрекен Агнес, облачившись в штаны одного из хусменов, изображала толстяка, а потом эскимоса, а Катинка — его жену-эскимоску.
— Как хорошо, что вы никогда не ломаетесь, моя прелесть, — говорила фрекен Линде.
Они так отплясывали эскимосский танец, что у Катинки даже голова закружилась. Фру Бай развеселилась до того, что стала почти проказливой.
Малютка-Ида участвовала в шарадах, только в другой партии. Они большей частью представляли какой-нибудь гарем или купальню. И при каждом удобном случае Иду прижимал к себе и тискал потрепанный блондин в форме младшего лейтенанта.
Пожилые гости толпились в дверях, глядя на игру. В саду под окнами стояли старший работник, два хусмена и батраки. Они скалили зубы, глядя, какие штуки «откалывает» их «барышня».
Пастор Линде ходил из комнаты в комнату.
— Они веселятся, веселятся всласть, — приговаривал он, возвращаясь к гостям постарше.
Фру Абель проводила пастора взглядом. Она сидела рядом с женой мельника.
— А ведь и правда, здесь очень весело.
- Предыдущая
- 8/32
- Следующая