Золотая чаша - Плейн Белва - Страница 6

• Предыдущая
• 6/115
• Следующая

– Ты же знаешь, мне нравится моя работа в благотворительном центре, – начала она. – Я чувствую, что приношу пользу бедным и…

– Ну, а кроме благотворительного центра? – прервал ее старик.

– О, я читаю, хожу в библиотеку раз в неделю. Я решила обязательно прочитывать три хороших книги в неделю. Заодно беру книги и для Пола. Знаешь, что он сказал мне на днях? «Интересно, что думают обо мне мои предки, глядя на меня с небес?» Представь только, ребенок его возраста высказывает такие мысли. Он чудесный ребенок. Я думаю, из него вырастет неординарный человек.

Однако старик не позволил ей уклониться от прямого ответа.

– Да, да, но мы говорим о тебе, а не о Поле. Как идет твоя светская жизнь?

Она вспыхнула.

– Светская жизнь! Это глупо, дядя Дэвид. Торговля приглашениями… – и она издевательски передразнила: – Вас пригласили к такому-то и такому-то? Что?! Не пригласили? Какая трагедия! Вы бы могли надеть свою новую меховую накидку, свое…

И снова дядя Дэвид прервал ее. Это была странная привычка для человека во всех прочих отношениях предельно вежливого.

– Я-то лучше других могу понять, что ты имеешь в виду. Но это не совсем так, Хенни. Не надо издеваться надо всем этим без разбору. Ты не права, полностью отгородившись от светских развлечений. – Он говорил очень мягко. – Будь честной, Хенни, ты отгородилась от всего этого в силу причин, которых я не понимаю. Ты не предпринимаешь никаких усилий. Может, ты считаешь себя некрасивой? В этом дело?

Платье у тебя такое, как нужно. Ты не прыщавая и фигура у тебя нормальная, но ты такая неловкая, двигаешься неловко, разговариваешь неловко, сидишь в окружении женщин, если пропускаешь танец.

– Я и сама не знаю, – пробормотала она.

У женщины либо есть изюминка, либо ее нет. Легкость и грация, вот чего тебе не хватает. Легкость и грация.

– Ты станешь красивой женщиной, Хенни. Сейчас этого не скажешь, но так оно и будет. Некоторые женщины расцветают поздно, вот в чем дело. Ты знаешь, – продолжал он, наклонившись вперед и уставившись на стену за спиной Хенни, – ты очень напоминаешь мне твою бабушку Мириам. Ее черты словно возродились в тебе, миновав одно поколение. Твоя мать совсем на нее не похожа. Это, конечно, не значит, что твоя мать плоха, – быстро добавил он.

– Я знаю.

– У нее была выдержка, у Мириам. Сила. Мужество.

Хенни вдруг словно прорвало неожиданно для нее самой. Она быстро заговорила:

– Кстати, о мужестве, дядя Дэвид. Несколько недель назад я стала свидетельницей необыкновенного происшествия. Я видела, как человек спас из огня женщину. Я никогда этого не забуду. Он шел по карнизу на уровне шестого этажа. Это было ужасно! Это было замечательно! С трудом верится, что человек способен на такое. Это было… Он рисковал жизнью ради незнакомого человека.

– Я знаю, о ком ты говоришь. Мы знакомы.

– Вот как? Странно, мне как раз показалось, что я узнала его на улице перед тем, как подняться к тебе.

– Дэниел Рот. Он только что ушел от меня. Я лечил его руки.

– Рисковал своей жизнью, – повторила Хенни с благоговением.

– Он необычный человек. Хенни вспомнила еще что-то.

– Дэниел Рот. По-моему, я видела это имя на афише около благотворительного центра. Дэниел Рот будет играть на рояле на детском празднике в День благодарения. Ты думаешь, это тот же самый человек?

– О да, он прилично играет на рояле, а сыграть на празднике для бедноты – это как раз в его духе. Он учитель. Преподает естественные науки в средней школе в этом районе. А кроме того, он ученый-изобретатель, у него есть маленькая лаборатория, а живет он в квартирке не то за лабораторией, не то над ней.

Изогнувшись на стуле, дядя Дэвид потянулся за своей трубкой. Чиркнув спичкой, он разжег трубку, затянулся, вынул ее изо рта и принялся рассматривать с преувеличенным вниманием, словно тянул время. Затем продолжил с легкой усмешкой:

– Да, Дэн – это что-то особое. Мы знакомы уже достаточно долго. Он по натуре боец, забияка. Сейчас начал войну с владельцами домов в бедных кварталах, – дядя Дэвид задумался, не замечая, с каким напряженным интересом слушает его Хенни, сжав руками колени.

– Да, да, забияка! Хочет добиться принятия закона, который бы их поприжал. Работает вместе с Лоренсом Вейлером. Вейлер – интересный человек, аристократ, у которого сильно развито чувство социальной справедливости. Дэн работает в таком же благотворительном учреждении, как и ты. Ты, конечно, слышала о Вейлере и читала работы Джекоба Рийса?[7]

– Я читала «Как живет другая половина». – Но ей совсем не хотелось обсуждать ни Вейлера, ни Рийса.

– Люди, подобные им, всмотрелись в то, как живет другая половина, – тут дядя Дэвид махнул рукой в сторону окна, – и то, что они увидели, им не понравилось. Ты знаешь, Хенни, это возмутительно, что существуют дома без дворов, без света, без свежего воздуха. Но еще хуже пожары, как тот, который ты видела. Лестничные марши в самом центре дома; да в таких домах огонь устремляется вверх как ракета. Он охватывает все здание в считанные минуты. Нет никаких шансов справиться с пожаром.

Вот так же он, должно быть, выступал в свое время против рабства. На мгновение из-под старой оболочки – пятнистая кожа, вставные зубы, толстые, как глиняные тарелки – полыхнул вдруг молодой задор, рожденный негодованием, глаза заискрились, и Хенни, видя, каким он был когда-то, почувствовала жалость. Тем не менее ей хотелось вернуться к обсуждению Дэниела Рота.

Но дядя Дэвид не дал ей возможности вставить хоть слово.

– Да, Хенни, ты, конечно, видела девушек, стоящих в подъездах в ожидании клиентов. О, я считаю тебя достаточно взрослой, чтобы говорить о подобных вещах, хотя твои родители были бы шокированы и никогда бы меня не простили. Но это жизнь, и мы должны смотреть на нее открытыми глазами. Когда девушка в какой-нибудь гнилой дыре доходит до полного отчаяния, и для нее нет иного выхода или, по крайней мере, она его не видит… – Часы пробили четверть. Он встал и засуетился. – Дай-ка я уберу эти чашки. Нехорошо, если пациенты увидят грязную посуду. Да, так мы говорили о Дэниеле Роте. Наверное, я покажусь тебе нескромным, ну да мы тут свои люди и ты простишь мне это маленькое хвастовство, но Дэн напоминает мне меня самого в молодости. С той только разницей, что я никогда не был красивым. Он, разумеется, неверующий и вряд ли когда ходит в синагогу, что досадно, хотя, конечно, это не мое дело.

Он слишком много говорит, это признак старости, подумала Хенни, выходя на улицу. А еще она подумала: праздник в День благодарения. Я на нем буду.

Благотворительный центр был расположен в середине неправильного четырехугольника, образуемого Хьюстон– и Монро-стрит, Бауэри и Ист-ривер. Пять старых домов, принадлежавших некогда богатым торговцам, были переделаны под классные комнаты и мастерские, где обучали кулинарии, танцам, шитью, плотницкому делу, основам гражданского права, английскому языку. На просторной площадке для игр были установлены качели и песочницы. В приемных стояла мебель, которую пожертвовали хозяйки богатых особняков, так называемые «дамы из верхней части города»: грубые черные диваны с волосяными сиденьями, стулья, плевательницы, каминные экраны, застекленные и на всякий случай запертые на ключ книжные шкафы с рядами книг в коленкоровых переплетах с золотыми буквами на корешках. Это были в основном классические произведения, например «Жизнеописания» Плутарха и «Закат и крушение Римской империи». Над камином в главном холле висело большое зеркало в позолоченной раме, украшенной гипсовыми нимфами и купидонами, держащими рог изобилия, из которого свешивались виноградные грозди. Зеркало прислали Флоренс и Уолтер Вернеры, избавившись от ненужного подарка, полученного на свадьбу.

В этот вечер горели все лампы и собралось много народу. Актовый зал был украшен тыквами и сухими стеблями маиса – этими символами отцов-пилигримов,[8] неотъемлемыми атрибутами процесса превращения приплывших из Старого света бородатых мужчин, укутанных в шали женщин и их детей в американцев. На сцене губернатор Бредфорд[9] и старейшина Брюстер[10] в черных бриджах и высоких черных шляпах из картона с важным видом произносили свои пламенные речи, обращаясь к Скуанто[11] и нескольким индейским скво в пестрых одеялах с многочисленными нитками бус на шее. Роль Массасойта[12] исполнял румяный рыжеволосый двенадцатилетний мальчик, приехавший в Америку год назад из Минска; меньше чем за год Хенни научила его бегло говорить по-английски.

• Предыдущая
• 6/115
• Следующая