Золотая чаша - Плейн Белва - Страница 9

• Предыдущая
• 9/115
• Следующая

– Нет. – Больше никаких «трюков», ничего кроме правды.

Он с любопытством спросил:

– Значит, вы верующая?

– Да… должно быть что-то, – она посмотрела вверх. Облака рассеялись, небо было усыпано миллионами звезд. – Все то, что находится там наверху и здесь внизу, возникло не случайно. Бетховен или изобретатель вроде вашего Эдисона тоже не случайно появились на свет.

Он смотрел на нее с нежным вниманием; этот взгляд, чудесный вечер, серьезная тема разговора – все это давало ей ощущение полноты жизни.

– Вы ходите в синагогу, Хенни?

– Да. Кстати, в этом вопросе мы с дядей Дэвидом расходимся. Он приверженец ортодоксального иудаизма, а я – нет.

– Я порвал со всем этим, но если бы я был верующим, я был бы ортодоксом.

Они подошли к дому Хенни. Подул ветер, зашелестел остатками листвы на деревьях. Дэн оглядел улицу.

– Я спрашиваю себя, – медленно проговорил он, – как можно верить в Бога. Кругом столько бед и несчастий. А самое страшное – это войны.

– Это наша вина, не Богова, – ответила она. – Вам следует поговорить об этом с дядей Дэвидом. Вы же им восхищаетесь.

– Да, да. Наверное, быть верующим – хорошо, если человек способен верить. И вам это подходит, Хенни, – он повернул ее лицо к свету. – Такое доброе лицо. И чудесные серьезные глаза. Я бы хотел еще с вами встретиться. Можно?

Горло ей сжал спазм и она лишь кивнула в ответ.

– Я приду познакомиться с вашими родителями. Они наверняка скажут, что это необходимо. Спокойной ночи, Хенни.

Она побежала вверх по ступеням. Необъяснимые сладостные слезы навернулись ей на глаза. В целом мире нет такого как он.

– Ты помнишь, мы говорили о Дэне Роте, дядя Дэвид? Я с ним познакомилась. Это было две недели назад на празднике в День благодарения. С тех пор мы дважды встречались, ходили в Аквариум, а в прошлое воскресенье – в Центральный парк, – она сама услышала, что говорит слишком быстро, и голос у нее звучит выше обычного.

Старик поднял лохматые брови.

– Он приходил к вам? Познакомился с родителями?

– Конечно. А как бы иначе я могла пойти с ним?

– О чем же они говорили?

– О разных вещах. Ничего особенного. Обычный светский разговор.

Однако в ходе этого разговора задавались и вопросы, наводящие вопросы, так что стало известно и об отце-портном, и о борьбе за существование, и о преподавании в школе. Большинство вопросов задавала Анжелика, вежливо, с улыбкой, слегка кивая головой.

И Дэн, будто копируя ее, отвечал тоже улыбаясь и кивая головой. Это был настоящий менуэт с наклоном голов. Можно было подумать, что они презирают друг друга, однако позднее ни тот, ни другая не сказали ничего кроме «Твои родители – любезные люди» и «интеллигентный молодой человек».

– Он пригласил меня в оперу. Мне кажется, маме не хочется, чтобы я шла, но и запретить она не может, ведь он пригласил меня в ее присутствии.

Дядя Дэвид вынул трубку изо рта.

– Ты хочешь сказать, что твоим родителям, твоей матери он не понравился?

– Конечно, они бы предпочли кого-нибудь похожего на Уолтера.

После ухода Дэна они и словом не обмолвились о том, что имело для них самое большое значение: происхождение, а вернее – деньги. Деньги, чтобы покупать вещи, реальные и осязаемые, такие как жемчужное ожерелье, прикасаться к которому время от времени стало у Анжелики привычным жестом, или канделябр, который она убирала со стола после обеда.

– Какие же они разные, Уолтер и Дэн, правда, дядя? Его ответ удивил Хенни.

– В конце концов Уолтер Вернер не такой уж плохой человек.

– Я не говорю, что он плохой, но мне больше нравятся люди типа Дэна.

– О, с этим я согласен. Но все же ко всему в жизни, и к людям в том числе, нельзя подходить с упрощенной меркой.

Банальное замечание, повторение хорошо известной истины, но почему в нем прозвучали какие-то странные нотки?

Они пошли на «Риголетто». Флоренс и Уолтер, несомненно по подсказке Анжелики, решили составить им компанию. Уолтер настоял на том, чтобы для всех купить билеты. У них были места в пятом ряду в центре зала.

– Я обычно сижу на балконе, а то и вообще стою, – заметил Дэн.

Справа и слева от них блистали ложи. Там шла своя жизнь. Там переходили из ложи в ложу, желая поболтать со знакомыми, там могли прийти в середине первого акта и уйти в начале второго.

– Вон миссис Астор, – сказала Флоренс, протягивая Хенни свой бинокль, чтобы та могла получше рассмотреть крупную, увешанную драгоценностями даму с лошадиным лицом.

– Теперь я знаю, откуда взялось выражение «любимая лошадка Астора», – прошептал Дэн.

Хенни рассмеялась, однако, благодаря про себя Бога за то, что он сказал это шепотом: подобное замечание было бы воспринято Флоренс, восхищавшейся всеми «миссис астор» этого мира, как личное оскорбление.

После спектакля Уолтер повел всех ужинать в «Дельмонико». Собираясь в театр, Хенни поначалу отказывалась взять у Флоренс ее вечернее платье, но теперь была рада, что мама в конце концов уговорила ее надеть это платье. Зал ресторана походил на цветник, полный ярких цветов – трудно было оторвать взгляд от прекрасных женщин в бархате и атласе, сверкавших белизной обнаженных плеч. Хенни была в этом ресторане всего два раза.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил Уолтер отеческим тоном, каким он неизменно разговаривал с Хенни. Его глаза, увеличенные стеклами очков, внимательно смотрели на нее.

Хенни, испытывавшая к нему антипатию, выпалила:

– Я толком не могу разобраться в своих ощущениях, Уолтер. Все это кажется мне нереальным.

В ответ он как-то бездушно, хотя и без неприязни засмеялся, вскинув голову и глядя на нее так, будто она сказала нечто остроумное.

А она продолжала, сама не понимая причин своего упорства:

– Все это, конечно, прекрасно, но похоже на театральное представление, где все играют какие-то роли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Или на какую-то церемонию.

– Ну, знаешь, – вмешалась Флоренс раздраженно, но все же не так резко, как она сделала бы, не будь с ними чужака, Дэна, – ты несешь вздор, Хенни.

Дэн пришел Хенни на помощь.

– А я прекрасно понимаю, что Хенни имеет в виду под «нереальным»…

Он огляделся вокруг. Все в этом величественном зале создавало впечатление оживленного праздника: смех, шуршание шелка, хлопанье пробок от шампанского, снующие туда-сюда официанты, блеск роскошных мехов, брошенных на спинки кресел. Он медленно продолжал:

– Ощущение подлинных жизненных ценностей приходит к тебе в рабочей среде. Здесь же все наводит на мысль о ненужных тратах: еды больше, чем нужно человеку, да и всего остального тоже. Я никогда не хотел попасть в ловушку роскоши. Однажды начав, вы уже не в состоянии остановиться, вам хочется иметь больше и больше, даже если вы этого не заслуживаете.

Говоря это, он высоко поднял голову. Ни один мужчина в этом зале не сравнится с ним, подумала Хенни. Она не могла не заметить, какое впечатление он производит на женщин; их взгляды задерживались на нем на секунду дольше положенного. Все замечали его, на нее никто не обращал внимания. На мгновение она почувствовала холод и давящую тяжесть внутри и лишь с усилием избавилась от этого ощущения.

– Но вы должны помнить, – возразил Уолтер, – что роскошь досталась этим людям не даром. Они заработали ее своим трудом или, во всяком случае, это сделали их отцы и деды. А кроме того, они обеспечивают занятость. Они являются движущей силой прогресса в стране.

– Расходы на вооружение, – в свою очередь не сдавался Дэн, – вот что является движущей силой прогресса, как вы изволили выразиться.

– А вы считаете, что нам не нужно вооружаться? Ну почему, подумала Хенни, чувствуя, как нарастает напряжение, почему мы говорим в таком тоне.

– Мы тратим на вооружение сумасшедшие деньги, – ответил Дэн. – Есть, однако, обнадеживающие признаки. Царь, этот нерассуждающий деспот, призвал к ограничению вооружений.

• Предыдущая
• 9/115
• Следующая