Избранник - Степаненко Андрей - Страница 10
- Предыдущая
- 10/96
- Следующая
— Круто, — уклончиво мотнул головой Сашка и понял, что уже подмерзает. Стены пещеры буквально дышали холодом.
Дядька внезапно вздохнул, словно понял: не то! Всё — не то... ну, не удивил он племянника этим барахлом! А значит, и не убедил.
— Ладно, скажу тебе еще одно. А дальше сам думай.
Сашка насторожился. То, с какой легкостью дядька переходил от одного аргумента к другому, заставляло подозревать, что и это еще не всё и за каждым новым слоем «истины», как на археологическом раскопе, будет открываться следующий, за ним следующий, и так без конца.
— Откуда, как ты думаешь, я всё это знаю? Ну, про то, кто он, этот Николаев...
— Откуда мне знать? — отстраненно пожал плечами Сашка.
— А ты подумай!
«Лучше бы ты рассказал мне, что с ментами не поделил! — пыхнув неприятием, подумал Сашка. — И то больше пользы!»
— Да не знаю я! — подскочил он и пребольно звезданулся темечком о низкий потолок. — Достал ты меня уже со своими загадками!
Дядька подождал, когда он успокоится, и тихо произнес:
— Это мой дед, Сашок. И твой прадед.
— Че-во-о?
— Что слышал, наследник. Ты — его прямой потомок.
В глазах у Сашки потемнело. Или это начало сдвигаться с наилучшего положения солнце?
— Мне о нем бабушка рассказала, — еще тише произнес дядя Женя. — Твоя прабабка. Давно. Перед самой смертью. И Ваньке тоже, отцу твоему.
Сашка дернул кадыком. До него как-то сразу дошло, что это и впрямь может быть правдой. Что ни батя, ни мать ни о ком ему дальше своих родителей не рассказывали. А ведь наверняка знали! И эти дедовы скулы на довоенных фотографиях, и этот его черный, жесткий волос...
Сам-то он был русым, в мать, но вот лицо... Сашка испуганно ощупал свои скулы и только тогда понял, почему перепутал этот лежащий в мерзлоте больше полувека труп с дядькой: постриги дядю Женю под ежик, надень телогрейку и галифе образца 1937 года — и не отличить!
— Елки-моталки! — убито выдохнул он.
— Ага! — жизнерадостно отозвался дядька. — Я тоже так отреагировал, когда узнал. Но знаешь, что меня примирило?
— Что? — механически спросил Сашка.
— Сила. Она до сих пор от него исходит. И ты — ее прямой наследник. Ты понял, Сашок?
«Это паранойя, — мысленно проговорил Сашка. — Страшный кошмар. Просто надо проснуться...»
— Ладно. Ты, я вижу, продрог уже. Пошли отсюда...
Сашка тупо кивнул и с трудом развернулся лицом к выходу. Солнце уже миновало наилучший угол освещения, и в пещере потемнело. Он упал на сырой грунтовый пол и, отчаянно загребая локтями, с невероятным облегчением выкарабкался наружу. Вдохнул свежий, остро пахнущий хвоей воздух и сел на камни.
Город внизу был целиком залит солнцем: и далекие белые «сталинки» в центре, и черные бараки окраин — всё выглядело празднично и весело. Не сравнить с этим ужасом позади...
Сбоку, тяжело дыша, выполз из пещеры дядя Женя. Выпрямился, потянулся и, положив ладони на грудь, азартно ими забарабанил.
— Только ты не подумай, что я ненормальный, — присел он рядом. — Для меня это было таким же удивительным, как для тебя сейчас. Но вот живу и понимаю: оно! То, чего я ждал всю свою жизнь.
— А с ментами ты что не поделил? — кисло отозвался Сашка. — Или они тут все — члены международной антишаманской коалиции? Меня-то за что замели?
— Не обращай внимания, — усмехнулся дядька. — Это все Федор Иванович, начальник нашего горотдела, бесится, никак не может смириться с тем, что Неля среди моих лучших учеников.
— Неля? Это черненькая такая? В кимоно?
— Ага. Супруга его...
— Супруга начальника горотдела?! Ты что, с ней спишь? — похолодел Сашка: во что может обернуться месть подполковника-рогоносца в маленьком провинциальном городке, он себе уже представлял.
— Упаси бог! — засмеялся дядя Женя. — Но он, наверное, думает, что сплю...
— Ну, ты псих, дядя Женя! — судорожно выдохнул Сашка. — Вы тут свои постельные дела развести не можете, а мне — статью двести двадцать восемь, часть вторая?! А не жирно ли будет?!
— Да ты не бойся, — примирительно засмеялся дядька. — Ничего с тобой не случится. Да и Сила без помощи не оставит...
— Да пошел ты! — взорвался Сашка. — Что же она самого Николаева не спасла? Вон он до сих пор лежит, лапки поджал!
Он остервенело махнул рукой, двинулся с места вниз по осыпающемуся склону, но, пройдя метров десять, еще раз повернулся.
— И кстати, моя фамилия Никитин, и уж никак не Николаев, как этот... туземец.
— Дурак, — спокойно парировал дядька. — Бабушка, как только всё случилось, и фамилию сменила на девичью, и город — детей от специнтерната спасала. Ну а себя... от зоны. Может, лишь потому ты и живешь... на свете.
Сашку как ударили. Там, глубоко внутри, он уже знал, что всё это правда, и, наверное, только потому и бесился. Некоторое время он так и стоял, перекипая булькающими через край эмоциями, и в конце концов одержал над ними верх.
— Ладно, дядь Жень, извини.
— Ничего, — кивнул дядька. — Я сам дня три к этому привыкал. И это... не дергайся ты из-за этих ментов! Я с Федей Бугровым столько планерок вместе отсидел! Уж как-нибудь договоримся.
Сашка вернулся по склону вверх, они не без труда установили камень в прежнее положение и почти бегом зашагали вниз по склону в начинающий просыпаться город.
К двенадцати дня, когда в огромной дядькиной квартире начали собираться гости, Сашка успел и отоспаться, и позавтракать, но всё еще был не в духе. Он имел разговор с дядей Женей поутру, уже дома, но дядька все «разводки» с ментами отложил до понедельника, и, хоть Сашка ему и поверил, на душе было тягостно. А если уж говорить совсем честно, ему этим утром хотелось одного: освободиться от подписки да и свалить на хрен из этого паршивого городка.
Гости все шли и шли: тощие, с признаками хронического авитаминоза юнцы, зрелые дамы с отражением непростых биографий на лицах да странно одетые бородачи с отрешенными глазами...
Некоторые закрывались вместе с дядькой в одной из комнат, а через полчаса выходили то растерянные, то просветленные, а порой и то и другое вместе. Но большая часть оставалась в зале со «старичками», дожидаясь, когда дядя Женя освободится от очередного пациента и возобновит групповые занятия.
- Предыдущая
- 10/96
- Следующая