Синяя звезда Аурин (СИ) - Быкова Дарья - Страница 40
- Предыдущая
- 40/58
- Следующая
Я оторопело рассматривала его некоторое время, да, у нас было, но я не нагляделась, а потом всё же поинтересовалась.
— Ты вообще знаешь, что я тебя вижу?
— Да? — совершенно не удивился Ник и, горделиво приосанившись, принял позу культуриста.
— Пижон, — улыбнулась я, вспомнив своё первое впечатление. Оказывается, всё же верное.
— Как ты? — спросил, ничуть не обидевшись, Ник. Полагаю, он хотел спросить «где ты?», но отмёл этот вопрос как риторический. Действительно, если бы я знала где, то с этого бы и начала.
— Нормально, — ответила я чистую правду. Пока что действительно абсолютно нормально: руки, ноги, голова — всё при мне. — Мне даже приказывают радоваться, представляешь?
И пересказала наш безумный разговор. Кажется, Ник хотел что-то сказать, мне показалось, что у него есть какая-то хорошая новость или, как минимум, надежда. Но он произнёс лишь:
— Я обязательно за тобой приду. Ты, главное, не делай глупостей.
— Я? Глупости? Ты меня с кем-то путаешь, — отшутилась и, сменив тон на серьёзный, попросила. — Позаботься, пожалуйста, о Карине.
— Позабочусь, — кивнул Ник. — А это кто?
Мне даже стало немного обидно, он что не всю информацию обо мне собрал? С другой стороны, я вспомнила свои метания читать про Каринкину жизнь без меня или нет, может, и Ник также решил, что сама расскажу, что захочу? Кажется, телепатам в Империи вообще вколачивают этику очень жёстко, чтобы никаких злоупотреблений не было. Хотя про Астэра же узнал? Окончательно запутавшись, я решила немного отыграться на Нике.
— Карина Вардес — моя дочь, — немного погрешить против истины стоило, чтобы увидеть удивление на его лице. По документам я была опекуном, а не приёмной матерью. Матерью — возраст не позволял, «слишком маленькая разница» сказали мне тогда.
— Что ещё мне надо о тебе знать? — как-то задумчиво поинтересовался имперец, оборачиваясь полотенцем. — Ещё дети? Внуки? Мужья? Домашние животные? Судимости? Говори, не бойся, я всё приму.
— Я соскучилась, — сказала я и заработала в ответ очень волнующий взгляд. Но ответить словами, если и собирался, Ник не успел.
На этот раз я очнулась в кровати. И, хвала мирозданию, в одиночестве. А то с этих станется в погоне за яркими эмоциями организовать оргии… Я мысленно содрогнулась и зареклась обсуждать с ними тему размножения.
Радоваться, — сказала я себе. Учись, Рина, радоваться без всякого повода. Если выживешь, то потом, глядишь, и в жизни пригодится.
Очень хотелось есть, и, обнаружив в квартире кроме спальни ещё и кухню, а на ней холодильник, а в нём еду… в доме, который построил Джек… простите, навеяло… В общем, с опаской, но всё же поела я местной пищи. Надеюсь, не подмешали они туда чего-то, что помогало бы радоваться? А поев, отправилась наружу.
С виду это напоминало небольшой посёлок, в несколько домов, вот только дома были городские, со всеми благами цивилизации, и странно было, что их менее десяти, а вокруг — глухой высоченный забор. Впрочем, забегая вперёд, скажу, что чем дальше, тем меньше это кого-либо смущало.
Вообще, перемены в окружающих, как и в себе, я заметила не сразу. Сначала мы всё помнили, все перезнакомились — в клубе были и другие посетители, кроме нашего выпуска, обсуждали как и что делать… Потом воспоминания стали как-то тускнеть, а желание что-либо предпринимать ощутимо таяло. Не знаю, что именно было тому причиной — может быть, еда, но от неё отказаться было невозможно — люди без еды не особо-то живут, может, какое-то излучение, которое исподволь воздействовало на мозг и размывало границы реальности, заставляя воспоминания перемешиваться с фантазиями, снами и когда-то прочитанными книгами. Ну и ещё — нас никто не обижал. И работать было не надо. И был целый огромный парк развлечений на любой вкус. Говорят, даже бордель, где можно выбрать себе партнёра на любой вкус. Можно даже самому нарисовать и тебе через час предоставят придуманное тобой во плоти. Я туда не ходила. Чем вызывала всё больше недоумённых взглядов и перешёптываний. Кажется, ещё немного, и я прослыву извращенкой.
И вот, наконец, настал переломный день. Нас собрали на детской площадке между домами — а детей-то, кстати, не было и это один из фактов, который потом сводил меня с ума своей логической несуразностью, и слово взял совершенно непримечательный на вид мужчина.
— Друзья! — сказал он, и я приняла его за одного из нас — в его речи были эмоции. И хоть почему это важно и как может быть по-другому я уже не очень помнила, но наличие эмоций в голосе всё же отмечала… — Ночью мы подверглись коварному нападению!
Мы стали переглядываться — неужели кого-то не хватает? Вроде, все… и дома, вроде, на месте. А оратор, дождавшись, пока все проникнутся, продолжил:
— Вероломно! Подло! Они вторглись в ваше сознание и посеяли там сомнения, чтобы отравить вашу сладкую жизнь, к которой вы так долго шли!
Чем дальше я слушала, тем больше в моём сознании разворачивался когнитивный диссонанс. Вообще, человека очень легко в чём-то убедить, когда он лишён надёжной опоры. В конце концов, даже за текущий миг нам очень сложно ручаться — что воспринимаем мы, и что происходит на самом деле. Как было в одной книге — а может, я просто гигантский овощ, который сейчас переваривается желудком какого-нибудь зверя, и от токсинов я вижу галлюцинации? Что уж говорить о воспоминаниях. Люди верили в то, что так убедительно вещал оратор, тем более, что верить предлагалось в простое и приятное — мы не в плену, всё хорошо, мы живём, чтобы развлекаться.
И я бы тоже поверила. Да, меня смущали некоторые детали, но их бы не хватило на волне всеобщей убеждённости. Да, мне снился потрясающий мужчина, и, кажется, он был в меня влюблён. Но это как раз вполне могло быть вывертом моего подсознания, отчаявшегося от одиночества. Да, меня смущало полное отсутствие детей и стариков, а также — откуда берутся все блага, почему нам не нужно работать? И что за забором-то, в конце-то концов? Но спасало меня другое.
У меня был секрет. В один из дней, ещё вначале, ещё пока я осознавала себя почти полностью, я вдруг ощутила слабое покалывание в руках. Как будто где-то тут рядом был кхамир, или, вернее, что-то подобное кхамиру — было какое-то неуловимое отличие. И я позвала свой синий огонь. Очень слабенький, но он был.
И теперь каждый день где-нибудь в укромном месте, как бы мимоходом, я вызывала огонь и говорила себе: «Ты — синяя звезда Аурин. Вот твой синий огонь. И ты в плену, где тебе промывают мозг, несмотря на всю обещанную виренами защиту. Ты — синяя звезда Аурин». И ещё, чтобы привести себя в чувство, я нащупывала эту постороннюю штуку в голове среди волос, хотя она уже стала восприниматься просто как какой-то аксессуар, типа пирсинга или серёжек.
Сны с Ником тоже подёргивались какой-то пеленой и казались нереальными. Я вроде бы помнила, а может, это придумало моё воспалённое воображение, — он, Ник, говорил, что мог бы защитить моё сознание, но тогда это будет заметно, а привлекать внимание мне не стоит.
Так и тянулись эти странные, сливающиеся в один дни, совершенно безо всякого счёта. Я сначала пыталась как-то считать, но сбилась ещё до той речи… так как делать зарубки и записи казалось опасным, а в сознании всё плыло. Кажется, Ник в одном из снов говорил про месяц… Или про три?
В последнее время, они, я чувствовала, были недовольны. Потому что радости получали всё меньше и меньше. Люди дурели от безделья, приправленного промыванием мозга. Кто-то впадал в депрессию и просто тихо исчезал из нашего посёлка, кто-то становился буйным, начинал бросаться на остальных… и тоже пропадал.
Я пока ещё более менее справлялась с поиском радости в каждом дне, и меня ликвидировать не торопились, несмотря на мою манию преследования, странные сны и игры с огнём, в прямом смысле этого слова.
Дни я проводила примерно одинаково. Утром шла на пробежку, долгую, выматывающую, а потом приходила домой и пыталась рисовать, или писать стихи, или же пела. Получалось у меня отвратно, но я получала удовольствие от процесса, и это было главным. То, что радость в каждом дне — залог выживания, я помнила хорошо. Хоть и не всегда осознавала почему.
- Предыдущая
- 40/58
- Следующая
