Ищейка (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 72

— Ощущения… Стихийный всплеск силы, у нас такое сплошь и рядом в детстве бывает, и именно поэтому даймоны никогда не выходят на поверхность в этом возрасте. А потом… Странно как-то. Всплеск — он всплеск и есть; чувствуешь себя едва ли не всемогущим, потоки магии ощущаешь. Здесь же… Эйфория всплеска на какое-то мгновение, а потом — провал. Чувствуешь себя не просто всемогущим, а вот этой самой неуправляемой силой. Летишь вперёд на гребне лесного пожара, одновременно и во плоти, и простыми языками пламени. Ни с чем не сравнимое непередаваемое чувство свободы. Незабываемые ощущения, это точно. Я только довольно смутно помню, что было потом. Меня сильнее шокировало не собственное превращение, а то, что Лио меня остановила. Имелось весьма ограниченное число стремлений: быть, двигаться вперёд и быть свободным. И малейшая попытка противодействия совершенно точно была бы воспринята агрессивно. В общем, очень точно соотносится с тем, что ты цитировал со слов сфинкса. Только там — слова, а тут — ощущения.

— Может, поэтому Реи и Гор ничего не помнят? — предположил я. — Всё-таки ты — даймон, ты достаточно спокойно реагируешь на ощущение себя чистой стихией. Во всяком случае, ты можешь это осознать, причём без каких-либо потерь. А за человеческий разум я не уверен. Вполне возможно, что это просто защитная реакция организма.

— А с тобой-то тогда что?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Я ни в кого не превращался ещё. Да и улики, подтверждающие, что должен, скорее косвенные: визит сфинкса и татуировка на спине.

— Может, превращался, просто не помнишь? — насмешливо подмигнул даймон.

— Ну… — я растерялся. А действительно? — Да ладно… разрушений вроде никаких не было, никто не пострадал. Чего о вас двоих сказать нельзя.

— Во-первых, мы этого не знаем наверняка. А, во-вторых… Ты забыл, где находишься? Вокруг океан. И если ты водный дракон, то у тебя такое поле для «погулять, поразвлечься», что можно только позавидовать. С огнём в этом вопросе здесь, на поверхности, куда хуже. Равно как, я подозреваю, и с тьмой.

— А когда? — недоумённо пожал плечами я. — Я же вроде бы всё помню…

— Да-а? — крайне ехидно протянул даймон. — Всё помнишь? А когда ты слинял от мастера Юзу, а потом на берегу проснулся? Что, уже вспомнил, где был?

— Хм! — крыть, как говорится, было нечем. Это что же получается, я в это время где-то летал?

А, впрочем, зачем «где-то»? Гроза над Аико, редчайшее событие, природная аномалия! Вот она сидит, аномалия, мясо Кето в соусе трескает. В таком случае, полученная мной утром записка действительно настораживает. — Это что же получается, — медленно начал я. — Кто-то об этом знал? И именно он прислал мне ту записку с текстом «как погулял»?

— А вот это уже в самом деле нехорошо, — удручённо покачал головой коллега. — Сначала та записка, потом ещё эта ментальная связь, которая тебя едва не убила.

— Да ладно, что гадать? Всё равно никакого толка. Ты мне лучше вот что скажи: ты можешь осознанно использовать эту силу?

— То есть, могу ли я осознанно превратиться в дракона? — задумчиво переспросил Энрике. — Скорее нет, чем да. Только это «нет», как бы помягче выразиться… не окончательное. То есть, я не «не могу», а, скорее, просто «пока не умею». Ты чего? — опешил он, когда я резко вскочил со своего места. Я не торопился отвечать, прислушиваясь к своим чувствам. Вчерашнее ощущение — «бусина», застрявшая под рёбрами, в которую превратилась та боль и к которой я уже успел привыкнуть настолько, что перестал замечать, — вновь дало о себе знать. Вернулась грызущая боль; только на этот раз она не лишала способности дышать, шевелиться и думать.

— Что случилось? — совсем уж настороженно спросил друг, тоже поднимаясь и, хмуря брови, наблюдая за мной.

Боль мягко пульсировала в такт сердцебиению, не желая никуда уходить, а где-то на грани слышимости чудился далёкий тоскливый вой.

— Знаешь… Мне кажется, недолго нам осталось мучиться в неведении относительно причин странных событий, произошедших с нами, — пробормотал я, закрывая глаза и опираясь одной рукой о стол. Кроме боли было что-то ещё. Только вот что, я понять не мог.

— Блэйк! — рука Аморалеса легла мне на плечо. — Ты хоть скажи, кого звать? Целителей, магов Разума, или сразу уж исследователей, труп описывать?

— Тут никто не поможет, — я уже не удивился, насколько чуждо прозвучал собственный голос. Вернее, чуждо он прозвучал потому, что был совсем даже не мой: тихий, хриплый, очень низкий. Я выпрямился, открыл глаза. Вскрикнув, даймон отдёрнул руку и отступил назад. Шаг, второй третий…

Кажется, он что-то говорил. Наверное, даже не говорил, кричал. Я слышал, но не понимал значения слов — зачем? Слишком много ненужных, обременительных звуков, усложняющих и сбивающих с толку, искажающих смысл.

Мне было больно, это я понимал. Точнее, не совсем мне. Больно было где-то рядом, и я пока ещё не мог осознать, почему так происходит. А ещё я понял, что мне очень тесно, что всё это похоже на клетку; маленькую, очень страшную и тесную клетку. Только нет ещё в этом мире той клети, которая сможет удержать меня.

Я просто на мгновение растворился, и одним порывом оказался за пределами клетки, оставив позади надёжно отделённый камнем голос. Вернее, голоса; их стало несколько. Мне не хотелось их слушать, мне хотелось только выбраться из клетки.

Снаружи было небо. Низкое, близкое и бесконечно родное.

Я попытался расправить крылья, но это похожее на ущелье место не давало такой возможности. Узко, опять тесно! Лучше, чем в клетке, но всё равно — вверх!

Я чувствовал рядом океан.

Океан звал.

Прямо передо мной вновь раздались крики. Я опустил голову, разглядывая причину шума. Какое-то достаточно крупное животное рвалось и бесновалось, а его пытался удержать какой-то двуногий. Ещё двуногие бежали, кричали…

Мне стало неинтересно. Звал океан. Звали низкие грозовые тучи, собиравшиеся в небе. Потянувшись всем телом, я осторожно сложил крылья, намереваясь взобраться на стену ущелья и подняться вверх, когда моё внимание привлёк единственный голос, почему-то выбивавшийся из общей массы.

Я попытался развернуться в этом узком ущелье. Когда не получилось, раздражённо ударил хвостом. Что это? Одна из стен ущелья будто бы расширилась? Может быть, получится расширить ещё, и тогда тут не будет так тесно?

Тучи обрушились дождём и порывами ветра. Всем своим существом я стремился вверх, туда, в сердце грозы; а этот звонкий голос не пускал. Что в нём особенного?

Я вгляделся в двуногого, кричащего мне; приблизил голову, желая принюхаться. Я не понимал, это злило. От злости я хотел уничтожить это жалкое препятствие, но почему-то тоже не мог, и опять не понимал. А потом двуногий вдруг коснулся ладонью моей чешуи, и я… очнулся?

Во всяком случае, недавнее желание уничтожить и злость показались мне чем-то бесконечно далёким и по-детски глупым. Как можно желать уничтожить часть себя?

— Блэйк, пожалуйста! — я понимал её слова. Понимал, что именно «её», хотя и не понимал, что это значит. Даже смутно помнил, что Блэйк — это, наверное, всё-таки я. Во всяком случае, это сочетание букв — имя — было мне знакомо. Наверное, за несколько секунд до этого я действительно спал? Ведь нельзя же не понимать слов, считать их бессмысленными звуками, а потом вдруг в одно мгновение научиться. — Не надо!

«Не надо — что?» — спросил я. Она растерянно замолчала, а потом всё-таки продолжила.

— Рушить дома… И никого обижать не надо.

Дома? Рушить?

Я поднял голову и оглянулся. Действительно, стена одного из домов была снесена, видимо, моим хвостом.

«Я нечаянно, во сне», — сказал я ей, и она, кажется, не поняла. Точнее сформулировать словами я не умел, поэтому пришлось по-другому. Поток эмоций, чувств, впечатлений — я мог объясниться лишь с ней, но мне и не нужно было говорить ещё с кем-то.

«Темнота, страх, одиночество, чёрный, горячий, клетка. Один-много, маленький-большой, сквозь: растворение. Тесно, раздражение, злость, небо, вверх».