Шакал (Тайная война Карлоса Шакала) - Фоллейн Джон - Страница 25

Ввиду отсутствия какого-либо прогресса в расследовании, после того как на квартире Ампаро был найден арсенал оружия, Министерство внутренних дел Франции объявило 10 июля, что оно приняло решение о высылке из страны трех кубинских дипломатов, причастных к делу Карлоса, и его друзей из квартиры на улице Тулье. Министерство заявило, что первый секретарь посольства и два культурных атташе являлись агентами кубинской секретной службы (ДГИ), тесно сотрудничавшей с советским КГБ.

Министерство недвусмысленно намекнуло, что после убийства Карлосу было предоставлено убежище в кубинском посольстве. Официальные лица министерства внутренних дел, с одобрения князя Понятовского, распространили слухи, что ДГИ помогло Карлосу переправиться из Марселя в Алжир на грузовом судне, перевозившем фрукты, или способствовало его более Комфортабельному путешествию на автомобиле под защитой кубинского дипломатического паспорта в Восточную Германию, откуда он перелетел на Ближний Восток. Высылка за содействие терроризму производилась Францией впервые, до этого момента подобная мера применялась к дипломатам только за шпионаж. “Некоторые иностранные секретные службы, — возмущался Понятовский, — помогают международным террористическим организациям”. Пресса получила счастливую возможность поискать в деле Карлоса “руку Москвы”.

Проявив благоразумие, Куба немедленно отозвала Педро Лару Замору, второго секретаря кубинского посольства в Париже, который должен был покинуть Францию через месяц. Офицер ДГИ Замора был частым гостем Нэнси Санчес Фалькон в ее квартире на улице Тулье, где он любил поговорить о политике с ее друзьями и откуда нередко сопровождал ее на различные мероприятия, организуемые в культурном центре Дома Кубы.

Убийства на улице Тулье поставили ДСТ в крайне неловкое положение. Контрразведывательная служба совершила роковую ошибку, не оценив всю степень серьезности шифрованных сообщений, полученных из Бейрута. Показания Мухарбала содержали достаточное количество доказательств того, насколько он опасен и что на улице Тулье у него должен быть сообщник. Происшедшее побоище стало следствием недооценки Мухарбала и той небрежности, с которой было осуществлено посещение квартиры: три невооруженных офицера, отсутствие прикрытия, употребление алкоголя до и во время операции. Частично вину за это взял на себя Арран, официально признав, что счел Карлоса мелкой рыбешкой. Все последующие годы Арран вздрагивал каждый раз, когда в телевизионных программах упоминалось имя Карлоса. “Он думал только о том, как бы его выследить, и ни на минуту не забывал об этом, — говорил сын комиссара Аррана Жан-Ноэль. — Следить за каждым его шагом стало целью жизни моего отца."^{149}

В одной из самых ранних кампаний по дезинформации ДСТ подвигла газеты, расследовавшие это убийство, на дискуссии по вопросу, были ли вооружены офицеры ДСТ. В одной из статей сообщалось, что ДСТ не подтверждает и не отрицает тот факт, что жертвы Карлоса были безоружны, хотя последнее было установлено в первые же часы после совершения преступления. В рапорте, поданном первым офицером полиции, появившимся на месте происшествия, комиссаром Марку, говорилось, что никакого оружия у мертвых или рядом с ними обнаружено не было.^{150} Старший офицер ДСТ Филипп Паран, приехавший чуть позднее, подтвердил, что штатное оружие убитых полицейских оставалось в сейфе управления.^{151} “Это была техническая небрежность. Офицеры ДСТ не могли себе представить, что Карлос станет защищаться таким образом, поэтому они и не были вооружены”, — признался бывший президент Франции Валери Жискар д’Эс-тен.^{152} Следующий раз соль на раны ДСТ была посыпана тогда, когда прокурор в своем обвинительном акте по поводу убийств на улице Тулье высказал критическое замечание в адрес контрразведки за то, что ее офицеры отправились на подозрительную квартиру безоружными.

Новых унижений службе ДСТ удалось избежать, лишь запретив публикацию дальнейших свидетельств о том, насколько беззаботно было организовано посещение квартиры на улице Тулье. Аутопсия Донатини показала, что уровень алкоголя в крови составлял 1.45 грамма на литр, что официально характеризуется как “состояние легкого алкогольного опьянения”, которого, однако, вполне достаточно, чтобы воздействовать на зрение, замедлить реакцию и понизить уровень бдительности.^{153}Донатини не имел права идти на улицу Тулье ни при каких обстоятельствах. Но ДСТ засекретила результаты аутопсии.

В своих неуклюжих попытках спрятать концы в воду секретная служба пошла даже на подделку фотографии, изображавшей Карлоса и Мухарбала. Официально ДСТ утверждала, что ей был неизвестен адрес на улице Тулье до того момента, пока Мухарбал не назвал его за несколько часов до кровавой бойни. В действительности же в материалах судебного расследования содержатся два экземпляра фотографии, на одной из которых название улицы Суффло и номер дома (№ 20) затерты, что явно свидетельствует о попытке скрыть тот факт, что еще двумя днями ранее ДСТ довольно близко подобралась к Карлосу. В то же время в Бейрут на имя Морье было отправлено зашифрованное донесение о визите Мухарбала на улицу Тулье после его прибытия в Париж.

Однако искажением фактов занималась не только ДСТ. “Я не являюсь профессиональным убийцей”, — скромно заметил Карлос четыре года спустя, рассказывая об этих событиях. По его словам, он сначала выстрелил в офицеров ДСТ, а затем направил оружие на Мухарбала, который приближался к нему, закрыв лицо руками. “Наступил роковой момент. Но таковы правила игры — предатель обречен на смерть. Когда он оказался передо мной, я выстрелил ему между глаз. А когда он упал, я выстрелил еще раз в левый висок”.^{154} Вскрытие, однако, показало, что в Мухарбала была выпущена лишь одна пуля, прошившая его шею слева направо.^{155}

Когда через двадцать лет Карлосу показали фотографию, сделанную французской службой наблюдения — ту самую, о которой офицеры ДСТ спрашивали его в квартире на улице Тулье, — он снова заявил, что это не он. “Этот человек похож на ливанца, но это не он, потому что снимок сделан двадцать лет назад, а в то время он был еще ребенком. И это не я. Вы только взгляните — это же какое-то нечеловеческое лицо. Как будто на нем надета маска”, — начал юлить он.^{156}

Зато в отношении Мишеля Мухарбала, которого Карлос назвал руководителем военных операций Народного фронта в Европе, он оказался куда как более словоохотливым. Одновременно он заклеймил его как “предателя и тройного агента, работавшего и на израильский Моссад, и на французские секретные службы, возможно даже на ДСТ. Он погиб, находясь под защитой французской полиции”. Когда Карлоса спросили, был ли он в Париже в день убийства на улице Тулье, он ответил: “По прошествии двадцати лет трудно сказать, где я был в этот день, так как я объездил почти все страны мира”.^{157}

Не прошло и нескольких часов после смерти Мухарбала, как его палестинские хозяева уже объявили его “боевым товарищем, принимавшим участие в организации и осуществлении многих героических и смелых акций”, после чего следовал вывод: “Смерть товарища Мухарбала — это не конец, но лишь новый стимул к дальнейшей борьбе”. Однако из показаний Карлоса явствует, что поведение “товарища Мухарбала” вызывало у Народного фронта некоторую тревогу. “Парижская служба безопасности нашей организации заметила, что за Мухарбалом установлено наблюдение, что очень нас беспокоило, поскольку мы не могли определить, кто проявляет к нему интерес. Организация сообщила об этом Мухарбалу и попросила его носить с собой оружие или согласиться на сопровождение телохранителей. Его ответ был уклончив, и он отказался от защитных мер. Тогда ему предложили перевод в другое место, но он снова отказался. Ситуация становилась критической, предупредительных знаков было предостаточно. Однако он продолжал вести себя самым странным образом, что становилось подозрительным”.^{158}