Шакал (Тайная война Карлоса Шакала) - Фоллейн Джон - Страница 9

В это же время, одиннадцатого июля, Хаддад чудом остается жив, когда шесть “катюш” советского производства врезаются в его квартиру в Бейруте, где он беседует с двадцати-трехлетней Лейлой Халед, угнавшей в Дамаск (в августе 1969 года) самолет авиакомпании TWA. Электронный таймер должен был выпустить ракеты из дома напротив. Две из них не взорвались, зато четыре оставшихся сделали свое дело. Каким-то чудом Хаддад и Лейла Халед отделались незначительными травмами, зато жена Хаддада, Самия, и их восьмилетний сын получили серьезные ранения и ожоги. Палестинцы единодушно сочли, что это покушение — дело рук “Моссада”.

После ночного перелета Москва — Бейрут Ильич неожиданно появился в офисе Бассама Абу-Шарифа, считавшегося “общественным лицом террора”, так как тот был официальным представителем Народного фронта. Палестинец родом, вынужденный покинуть родительский дом в Иерусалиме после объявления Израиля независимым государством, Абу-Ша-риф познакомился с Хабашем во время обучения в Американском университете Бейрута. Фактически Абу-Шариф был неофициальным вербовщиком идеалистически настроенных молодых иностранцев, которые стучались к нему в дверь, в том числе двух немцев, ставших вскоре пресловутыми партнерами Ильича — Андреаса Баадера и бывшей тележурналистки Ульрики Майнхоф.

Занимая эту выгодную позицию, Абу-Шариф рисовал жизнеутверждающую картину мотивировок своих рекрутов: “Акции Хаддада доказали, что относительно небольшая группа сплоченных и преданных делу людей может нанести Западу неожиданный и чувствительный удар и безнаказанно уйти после этого. Подобные возможности как магнитом притягивали всех этих неоперившихся подражателей Че Гевары. Многие из них действительно ненавидели капитализм с его властью большого бизнеса и сильных правительств, стремящихся сокрушить стремление к независимости. Они рвались к свободе и власти. И Палестина стала олицетворением их революционных надежд”.^{58}

Ильич не был исключением. Пока он ожидал приема в офисе Абу-Шарифа в Западном Бейруте на Корниш Маз-раа, наблюдавший за ним палестинец был поражен искренностью его по-детски округлого лица и широко раскрытых глаз. Взгляд был одновременно застенчивым и полным решимости. Речь свою Ильич приготовил заранее: “Я прибыл из Венесуэлы. Я учился в Москве, в университете Патриса Лумумбы. Я сочувствую вашей борьбе. Я хочу присоединиться к Народному фронту освобождения Палестины, потому что я интернационалист и революционер”.

Абу-Шариф внимательно оглядел его, отметив отлично сшитый костюм, шелковый галстук и кожаные туфли ручной работы, и не смог сдержать снисходительной улыбки. “Это не так-то просто стать бойцом”, — сказал он юному незнакомцу.

“Я справлюсь. Я больше не хочу быть студентом. Я хочу сражаться за идею”, — резко ответил Ильич, вставая по стойке «смирно» (словно кавалерийский офицер старой школы, подумал Абу-Шариф). Ильич рассказал палестинцу о своем отце, после чего речь зашла о книгах, и Ильич продемонстрировал свое знание латиноамериканской литературы.

Абу-Шариф решил еще раз встретиться с этим приезжим, который был всего на четыре года моложе его. Что-то угадывалось за этим юношеским очарованием — стальная сердцевина, которую следовало использовать, и он пригласил Ильича зайти на следующий день. Ильич грациозно поцеловал руку секретарше и вышел.

К чему было охлаждать пыл таких добровольцев? Для Хаддада появление иностранцев было чрезвычайно важным, так как это свидетельствовало о том, что дело палестинцев обладает всеобщей ценностью, к тому же он любил собирать талантливых людей разных национальностей, формируя группы, выполняющие его задания. Через 24 часа после прибытия Ильича Абу-Шариф уведомил его, что он может приступить к тренировкам, и дал ему кличку “Карлос”, поскольку это имя является искаженным испанским вариантом арабского имени Халиль, восходящего к библейскому Аврааму. “Я решил, что это имя подойдет латиноамериканцу, который так пылко хотел сражаться за цели арабской нации. Мне показалось это забавным”, — вспоминал позже Абу-Шариф.^{59}

Желая выразить свою благодарность, новый доброволец преподнес Абу-Шарифу ценный подарок, который привез из Москвы. Сначала Абу-Шариф решил, что в коробке находится какое-то оружие, но там оказалась изготовленная в России фотокамера с набором сменных объективов. Через несколько лет Абу-Шариф лишился глаза и нескольких пальцев, когда вскрывал пакет с другим подарком — книгой о Че Геваре, которая оказалась бомбой, посланной Моссадом.

Получив новое имя, Карлос полетел в столицу Иордании Амман. Несмотря на весь свой опыт и лингвистические способности, он оказался совершенно неподготовленным к тому, что его ожидало. Трудно себе представить больший контраст между тем, что он увидел, и советской серостью, в которой ему довелось жить.

“Повсюду царила сплошная анархия: бесконечные организации, куча иностранцев. Французы, скандинавы, итальянцы, представители чуть ли не всех национальностей. Когда я познакомился с Народным фронтом, окружающие считали, что я комсомолец, потому что у меня был красный паспорт, и все думали, что он советский. Но я объяснил, что представляю Венесуэлу и что у нас есть коммунистические боевые отряды, умеющие вести революционную борьбу”.^{60}

Ильич был отправлен в Джерах, на возвышенности Галаад, к северу от Аммана. Некогда жемчужина в короне Римской империи, место, где, по преданию, Иисус изгнал бесов, вселившихся в одного из местных жителей, и превратил их в стадо свиней, Джерах с 1970 года становится тренировочным лагерем палестинцев, в который Ильич и попал в числе других 90 новобранцев. В основном это были французы, бельгийцы и представители других европейских стран. Проявляя гораздо больше внимания, чем во время обучения в школе или университете, Ильич погрузился в насыщенную атмосферу лекций и политических семинаров, а также практических занятий по применению легкого оружия и взрывчатки. В лагере любили испытывать отвагу новобранцев, предлагая им встать на расстоянии метра от того места, где на открытом воздухе взрывали пластиковую бомбу. Во избежание несчастных случаев экзаменаторы применяли взрывчатку, которая представляла опасность только в замкнутом пространстве. Главный инструктор Карлоса, майор, дезертировавший из иракской армии, был впечатлен его успехами и не уставал хвалить своего ученика за сообразительность, умение вести полемику и отвагу. Однако Карлос не испытывал никакого восторга. “Мы проходили военное обучение, но это было не слишком серьезно. В основном все делалось ради пропаганды…” — жаловался он.^{61}

Когда курс обучения подходил к концу, педагоги инсценировали ложную атаку, чтобы проверить навыки своих учеников. Строчили пулеметы, поверх голов велся огонь из автоматов. Группе Ильича было приказано форсировать близлежащую реку и перегруппироваться на другом берегу для контратаки. Когда Абу-Шариф и иракский майор вошли в лагерь, они увидели, что все, кроме Карлоса, выполнили распоряжение, а тот лежал, растянувшись на своем вещмешке, и спокойно курил. “Какого черта вы делаете здесь? На вас совершено нападение. Давайте, действуйте!” — закричал Абу-Шариф. “Чушь, — невозмутимо ответил Карлос. — Если бы это было настоящее нападение, я давно уже был бы покойником”.^{62}

“Жестокая реальность”, о которой мечтал Карлос, вторглась внезапно тем же летом, когда израильские самолеты на брею-щем полете разбомбили находившийся поблизости тренировочный лагерь палестинцев, где они обучали новобранцев. Во время нападения один из личных телохранителей председателя Национального фронта Ясира Арафата, член ФАТХ’а, погиб, а другой получил ранения. Это было первое знакомство Карлоса с войной и со смертью. Он вспоминает об этом бесстрастно: “Израильтяне разбомбили лагерь в июле 1970. Один человек погиб, другого ранило. Оба принадлежали к ФАТХ’у, бойцы которого находились за рекой, неподалеку от нашего лагеря”.^{63}