Быть драконом - Стерхов Андрей - Страница 113

• Предыдущая
• 113/117
• Следующая

– Давай так, – предложил он, – сначала Список, потом – девушка.

– Ты хочешь, чтобы она увидела дракона? – изумился я.

– Мы будем в Силе, мы сделаем так, что она забудет дракона.

– А если этот псих что-то с ней сделает, пока дракон будет возиться со Списком?

– Не сделает, – вставил свое веское слово Вуанг.

– Ты так уверен?

– Охотнику нужен дракон, а не девушка. Пока не прилетит дракон, она будет жить.

– А когда прилетит, умрет?

– Нет, не умрет. Дракон ее спасет.

Они меня убедили.

– Чего стоим?! – проорал я. – Солнце уже зашло. Пора!

И три голых озадаченных нагона рванули к потемневшему холму.

Когда добрались до вершины, Вуанг распечатал контейнер и осторожно вынул из колбы ледяную пирамиду, от которой исходило мерцающее зеленоватое сияние. Это светилось наше сердце. Оно неистово колотилось, заходилось в крике, просилось на волю.

Обхватив пирамиду со всех сторон, мы принялись растапливать лед, и уже совсем скоро наши мокрые ладони ощутили живое тепло золотого кристалла.

– Хонгль, начинай, – приказал Вуанг.

– Начинай, Хонгль, – попросил Ашгарр.

Я кивнул сперва одному, потом другому, закрыл глаза и размеренно произнес то немудреное заклинание, какое всегда произношу в подобном случае. Сначала изрек:

А затем сделал паузу и попросил:

Сердце меня услышало и исполнило мольбу.

Кристалл завибрировал, набух, его лучи стали расти, вытягиваться и обвивать наши руки. Сначала руки, потом плечи, заскользили по спинам, опустились к бедрам, потянулись вниз. Они обвивали нас, словно лианы деревья, – настойчиво, плотно, навсегда. И очень скоро мы, прижатые друг к другу настолько, что никакого продуху не было, оказались внутри золотого сияющего кокона, верхний слой которого вскоре так уплотнился, что стал походить на скорлупу яйца.

А дальше, без каких-либо заминок, свершилось то, что должно было свершиться.

Отдав все свои соки, сердце мелко задрожало, лопнуло и стало светом, мощным золотым потоком, хлынувшим наружу. Он ударил в темный купол неба и взбил там, наверху, огненный вихрь. Вихрь, увлекая в круговое движение все окрест, разорвал Пределы, и тотчас между небом и землей образовалась черная воронка, которая, словно гигантский насос, стала втягивать все сущее. Втянула и золотое яйцо, внутри которого мы находились. Миг – и мы уже там.

Непонятно где.

И как бывало раньше, все мое зачарованное великим действом естество пронзила боль. Такая, что впору умереть. Но я прекрасно знал, что боль уйдет. Необходимо потерпеть. Перетерпеть. Не смерть нас ждала, нет. Рождение. Хотя, быть может, в данном случае это одно и то же.

От боли я не мог дышать и думать, но мог видеть. И я видел сквозь окружавшую нас золотистую оболочку, что мы, вращаясь и переворачиваясь, несемся по змеистому тоннелю, наполненному сиянием всевозможных и невозможных цветов.

Неслись мы целую вечность и с нарастающей скоростью.

А когда вечность уткнулась в миг, а скорость выросла настолько, что все цвета слились в один – белый, яйцо вылетело куда-то туда, где благополучно разорвалось.

От нестерпимой боли я закричал, увидел вспышку и ослеп.

А когда вновь смог видеть, осознал, что все кончено.

Мышка бежала, хвостиком вильнула, яйцо упало и разбилось, удушье закончилось, боль ушла, жалкую телесность заменила небывалая легкость, пришло ощущение счастья. На миг почудилось, что я по какой-то дивной случайности попал в тот прекрасный мир, где меня встретят ликующим ревом крылатые сородичи, свободно парящие в небе.

Но этот миг прошел – был, и нет его.

Эйфория съела сама себя, все встало на свои места.

Мир вокруг был все тем же постылым миром людей. Об этом говорили и скудные огни ближайшей деревушки, и темная полоса шоссе, и мутное серебро извилистой реки, и еле слышное тарахтение чахоточного дизеля, и – да, да, да – геодезический триангулятор, над которым я завис.

Мир остался прежним, а вот я сам изменился: нагонов Вуанга, Ашгарра и Хонгля не стало, зато появился ангел справедливости, демон воздаяния – золотой дракон по имени Вуанг-Ашгарр-Хонгль. О чем я троекратно и оповестил Пределы громким клокочущим криком: «Осоколодонг!»

Покружив над холмом, я убедился, что небо меня по-прежнему любит, что оно меня по-прежнему держит, и поспешил, выписывая крылами строгие восьмерки, в сторону спящего города.

Известно, что японский иероглиф, означающий «полет дракона», имеет сорок восемь черт и его написание из-за сложности не входит в перечень обязательных навыков курса японской каллиграфии. Ничего удивительного в этом нет – описать полет дракона, все эти замысловатые фигуры, которые он может выделывать в воздухе, практически невозможно. Это столь же трудно, как и описать те чувства, которые испытывает дракон во время полета.

Я летел над облаками, поглощенный трепетным восторгом свободы. Летел раскованно, лихо, в свое удовольствие. Делал несколько мощных взмахов, поднимался вверх и ложился, расправив крылья, на поток. Затем вновь месил воздух крыльями, чтобы подняться выше. И выше. И выше, и выше, и выше. И вновь опускался, отдаваясь на волю воздушным течениям. Несколько раз нырял к земле – складывал крылья и с радостным возгласом «Осзгагэла!» камнем падал вниз. В последнюю секунду расправлял крылья, гася скорость падения, и плавно выходил из пике.

Потом Вуанг взял во мне верх над Ашгарром, я перестал резвиться и, памятуя, что впереди много серьезных дел, набрал крейсерскую скорость.

Подо мной клубились облака, надо мной светились звезды. Отсюда, с заоблачной высоты, мерцающие мертвым светом звезды казались еще притягательней, еще загадочней. Я люблю разглядывать звезды. Звездное небо над головой – одна из двух непостижимых для меня тайн мироздания. Воистину так. Вот чего не постичь, того не постичь. Начинаешь задумываться, сколько их там, и крышу сносит. Все три крыши. Лучше не задумываться.

• Предыдущая
• 113/117
• Следующая