Семь портретов - Флид Александра - Страница 15
- Предыдущая
- 15/106
- Следующая
Надо же, он приглашал ее пройтись по улицам. Или это было не приглашение? Может быть, ей стоит как-нибудь выбраться одной? Почему бы и нет, в конце концов? Она свободна, у нее нет никаких обязательств перед другими людьми. Друзей тоже нет. Ждать некого, так что можно выйти в любой день.
Робби все же собрался первым – он вышел из дома и прошел в столовую, по дороге тихонько постучав в дверь. Так он обычно давал знать о том, что уже полностью готов и может помочь ей на кухне.
Рита выглянула, чтобы посмотреть на него и вежливо отказаться – она тоже поступала так каждый раз.
– Что мне сделать? – проводя рукой по волосам, спросил он.
– Ничего, иди в столовую и дожидайся Артура. Постарайся быть обходительным.
Робби ничего не сказал, но едва заметно ухмыльнулся. Рита нахмурилась:
– Он хороший человек, вот увидишь.
Он все так же молча кивнул, но с места не сдвинулся.
– Что? – спросила она, косясь на плиту.
– Ничего. Не скажешь, что он мне еще понравится?
Она вышла за дверь, подходя к сыну почти вплотную и поправляя ему галстук.
Надо же, какой он теперь высокий.
– Я не знаю, понравится ли он тебе, это ведь не твой друг, а мой.
– Друг?
– Да, – улыбаясь, согласилась она.
– Если он твой друг, то я, пожалуй, буду обходительным.
Открывшаяся за его спиной дверь дома не дала ей сказать, как она гордится им, и она отпустила плечи сына, скрываясь на кухне.
Уже возвращаясь к плите, она услышала, приглушенный расстоянием и запертой дверью голос Робби.
«Я провожу вас в столовую».
Куда делось пожелание доброго утра или хотя бы простое приветствие, было непонятно. Если сейчас это значило быть обходительным, то Рита явно ничего не понимала в новых манерах.
Когда она вошла с подносом в столовую, мальчики уже вели довольно оживленную беседу.
Наверное, стоило раньше познакомить сына с Артуром. Теперь он казался на удивление раскрепощенным, достаточно дружелюбным и оживленным. Она никогда прежде не видела Робби таким естественным и активным в разговоре. Артур тоже казался менее смущенным – он охотно отвечал на все вопросы и даже смеялся.
Она тихо присела за свободный край стола, наливая чай и одновременно наблюдая за ними. Для нее было важно то, как именно они говорили, и она не старалась вникнуть в смысл беседы. В конце концов, это был их разговор, а ей оставались лишь выражения лиц, жесты и эмоции.
– Мама, Артур приглашает нас пройтись по ночному городу сегодня вечером. Он утверждает, что там можно увидеть много интересного, – повернувшись к ней, неожиданно сказал Робби.
– Что ж, если он так говорит…
– Так вы согласны? – с такой неприкрытой надеждой в голосе спросил Артур, что сидевший рядом с ним Робби даже хмыкнул.
– Почему бы и нет, – неопределенно кивнула она. – Если Робби захочет остаться дома, я отправлюсь сама.
– Что ж, если ты ему веришь, то отчего я должен отсиживаться в доме.
Артур настороженно замер – всего на долю секунды. Наверное, подумал, что Робби передразнивает свою мать, копируя одну из ее последних фраз.
Если он и дальше будет общаться с ними, то поймет, что их отношения невозможно понять стандартным образом, наблюдая и подмечая детали.
За время отдельной жизни между Ритой и ее сыном создались странные отношения, которые состояли не в том, о чем они говорили, а в том, о чем предпочитали молчать. В недосказанности было больше смысла и тепла, чем в нескончаемых словах.
*
Снег все шел, и к вечеру на обочинах дороги выросли внушительные сугробы. Переулок расчищали всего раз, а потому сейчас, когда они шли втроем, ее ноги едва не увязали в пушистом снегу.
– Я провожу вас до дома, не беспокойтесь, – сразу же сказал Артур, когда зашел за ними в пять часов. – Скоро стемнеет, но омнибусы ходят до восьми, так что мы вполне успеем пройтись, а затем я вернусь домой.
– Разумеется, – согласился Робби. – На таком холоде вряд ли мы сможем уйти слишком далеко.
Теперь Артур был одет в хорошие сапоги на толстой подошве, а на плечах у него красовалось настоящее черное пальто из толстого драпа. Беспокоиться о нем не было смысла – он даже не забыл повязать широкий шерстяной шарф, на котором таяли редкие снежинки.
Шли молча, словно боясь разрушить чарующую, пьянящую тишину, в которую был погружен переулок. Улицы были немного оживленнее, но все же не такими шумными, как днем.
Так вот что его так очаровало…
Темно-желтый, почти оранжевый свет фонарей струился сверху, очерчивая контуры будок, киосков, скамеек и лестниц. Все то, что выглядело серым и мрачным во время дня, теперь приобретало загадочный оттенок. Линии становились мягче, снежные шапки на козырьках и парапетах уже не казались слепящими или холодными – они были окрашены в теплые тона, словно являясь праздничными украшениями. До Рождества оставалось чуть больше месяца, и традиционную иллюминацию еще не развесили, но улицы выглядели такими чистыми и уютными, что гирлянды были и не нужны.
Смена освещения играла такую роль? Неужели все можно изменить всего одним движением? Рита удивлялась тому, что не видела этого раньше.
– Фонари просто прекрасны, – заметила она, пропустив Робби немного вперед и поравнявшись с Артуром.
– Подождите, будут еще витрины. В следующем квартале работает магазин, если вы согласитесь дойти до него, то увидите, как необычно выглядит витрина в темное время.
– Словно Рождество уже наступило, не находишь? Не думала, что фонари и эти… кружевные решетки могут выглядеть так красиво.
– И я не предполагал.
Они прошли еще немного, когда Артур осторожно и очень тихо сказал:
– Это не кружевные, а кованые решетки. Так правильнее. Простите, что поправляю…
Его вежливость была почти невероятной – он говорил так аккуратно, тщательно выбирая нужные слова, что Рите казалось, будто он все время боится ее чем-то обидеть.
– Что ты, я ведь и вправду не знала. В следующий раз уже не ошибусь.
Вечером о тротуарах никто не заботился, и теперь под ногами слегка хрустел тонкий слой успевшего опуститься снега. Робби шел впереди, и Рита наблюдала за его походкой, движениями, и тем, как он оглядывается по сторонам.
Не видит ничего красивого, хочет скорее вернуться домой. Ничего страшного, сам вызвался, пусть терпит.
Что если бы он шел не один, а с другом? Наверняка, они нашли бы, о чем поговорить.
Она даже улыбнулась своим мыслям.
– И часто ты так ходишь? – поинтересовалась она, когда они приближались к следующему кварталу.
– Нет. Сегодня в первый раз вышел под снег.
– Правда? Не похоже.
– Просто в прошлый раз я ехал в омнибусе и смотрел в окно. Открыл для себя много нового, подумал, что, возможно, и вам понравится.
Она повернулась к нему и осторожно взяла за запястье, сжав руку через толстую ткань пальто.
– Спасибо тебе, Артур. Это волшебно.
На всех виденных ею открытках художники пытались ухватить ощущение праздника. Блестящие ленты, лаковое покрытие, ангелочки и игрушки, подарки – все эти атрибуты праздничной жизни непременно изображались на открытках, края которых обязательно были украшены каймой орнаментов и замысловатых завитков. Но настоящее ощущение легкости и волшебства возможно и без всего этого. Заснеженная ночная улица не нуждалась в украшениях – нужны были лишь невысокие фонари.
– Вокруг так красиво. Это вдохновляет, – сказала она, отпуская его руку. – Кажется, я начинаю понимать, что нужно для открыток, чтобы они получились необычными и светлыми.
*
Широкая дорога, уходящая в перспективу и озаренная светом редко расставленных фонарей, на бумаге выглядела не так красиво, как в жизни. Рита долго не могла понять, что же ей нужно на самом деле, и добавляла то одни, то другие детали, стараясь уловить то самое чувство, возникшее при прогулке.
По обоим краям от дороги выросли здания – учебные центры, фабрики и парки. Разумеется, на то, чтобы выписывать все в деталях, просто не было времени – пришлось ограничиться небольшими отличительными чертами. В окнах предполагаемого института красовались не занавески, а микроскопы и глобусы; фабрику нужно было выделить трубами и эстакадами.
- Предыдущая
- 15/106
- Следующая
