Особенные. Элька-3 (СИ) - Ильина Ольга Александровна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/62
• Следующая

— Все хорошо. Пока сторона не выбрана, есть еще возможность что-то изменить. Если ты сама захочешь.

— А если не захочу?

— А если не захочешь, придется мне добавить к домику пару новых комнат, потемнее.

Я не поняла бабушкиных слов ровно до того момента, как вошла в дом, потому что стоило только переступить порог, как на меня буквально нахлынула лавина теплоты, света и силы, поманила, словно ветерок, обозначила себя, коснулась, но не впиталась.

— Ох, как вовремя Диреев отдал тебе браслет, — вздохнула бабушка.

— Бабуль, ты и об этом знаешь?

— Конечно, ведь это была моя идея.

Домик бабушкин был оформлен в русском духе. Печка, деревянный стол, скамьи, несколько больших резных тумб, шкафы и полки. Все как в обычной деревенской избе. Правда, до дома и современный прогресс добрел в виде газовой плиты, отопления, и всех сопутствующих коммуникаций. У бабули есть и ванна, и туалет, и современные евророзетки, замаскированные, конечно, чтобы не нарушать гармонию. Но есть и банька, которую она иногда с удовольствием топит, а там и огромные деревянные кадки, и лавки с березовыми вениками, и большая глиняная печь с чугунным котлом. Светлые вообще стремятся жить поближе к природе, в своем доме, обязательно с большим участком, или в квартире, но обязательно на первом этаже. Как тетя Нина, например.

— Бабуль, ты ведь знаешь, что должна объясниться?

— Знаю, но прежде, а не заварить ли нам чайку.

Ох, и хитрая моя бабуля. Знает, чем меня можно отвлечь, и пользуется этим, а я поддаюсь и задаю совсем не те вопросы, которые бы хотела задать.

— Твой ромашковый?

— Он самый. Пойдешь собирать?

— Собирать? — не поняла я, а бабушка кивнула, взяла маленькое деревянное лукошко, потянула меня к террасе и внутреннему дворику. А там… целая поляна ромашек обнаружилась, без конца и без края.

— Ух, ты! Бабуль, откуда все это?

— Так всегда тут и было. Только обычным людям не доступно. Они видят просто огород с грядками, а мы бескрайние просторы.

— Красота.

— Да, что есть, то есть. Именно поэтому я люблю свой дом и никуда съезжать не собираюсь.

— Даже миришься с соседством Егоровых?

— Что поделать, не всегда нам везет с соседями.

— Это точно, — согласилась я, вспомнив Кира.

— Ну что? Пойдем ромашки собирать?

Я радостно кивнула и ринулась в это ромашковое великолепие. Нарвала целую кучу, даже венок сплела, жаль, васильков нет. Они бы здорово оживили композицию.

— Бабуль, а погода в твоем царстве тоже логике не поддается?

— Я не всесильна, дорогая. Мы можем только чуть дольше продлить лето и чуть подтолкнуть наступление весны. А так, если дождь пойдет, то и здесь пойдет, если снегом все покроет, то будем зимовать. Природа тоже должна отдыхать.

И не только природа. Вот я здесь чуть больше часа, а уже чувствую себя отдохнувшей, спокойной и даже полной сил. Вон, даже кулон потемнел.

В дом я вернулась уже не такая расстроенная, помогла бабуле заварить чай, вдохнула ромашковый аромат и уселась поближе к плюшкам. Я не очень люблю пироги, особенно покупные, а вот мамины и бабушкины просто обожаю, но мама редко их делает, а бабушке некогда. Дела в МЭСИ и проблемы со мной отбирают все ее время.

Когда чай заварился, Матрена налила его в мою любимую кружку, выставила к пирогам и ватрушкам варенье, мед, все, что я люблю, и принялась рассказывать.

— Мы с бабулей твоей, Элечка, на Урале встретились.

— В той деревне, где Гришенька родился, — пояснила бабушка.

— Это там, куда вы с папой уехали, когда дедушка тебя нашел?

— Да. Я и не знала тогда, что когда-то в той деревне ведьма жила, и не простая ведьма.

— Погоди бабуль, Алена? Алена, что Углич, наша прародительница? — аж подскочила я.

— Она самая, — подтвердила бабушка.

— Ух, и ничего себе. А как та деревня называлась?

— Черемухово, — просветила бабушка.

— Матрен, значит вы тоже оттуда? Может, даже встречали ее? Алену?

— Ну, что ты, Элечка, я еще не такая старая. А вот моя прабабушка служила у нее, и видела этого черта заморского. Помню, она рассказывала, когда приполз, худющий был, черный весь, а глаза горят. Как увидит Аленушку, так оторвать свои зенки не может, все пялится и пялится. Она рану ему на лбу перевязывает, а он глазами зыркает и лопочет что-то по-своему. Долго так на пальцах разъяснялись. А потом он начал язык учить, да и она что-то понимать. Так за год и приноровились.

— За год? — удивилась я. — Он целый год с ней прожил?

— Да не с ней, а возле нее.

— У них что же, любовь была?

— Да еще какая. И разве можно было в Аленушку не влюбиться? Она же истинно светлой была. Добротой своей, теплом, да лаской этого басурмана мохнатого и приворожила. Ходил за ней, как привязанный, землю под ногами ее целовал, на руках носить был готов, до конца жизни своей никчемной.

— Так если был готов, почему же хэппиэнда-то не случилось?

— Так злой он был, Элечка. Сколько невинных душ загубил. И не отмоешься. Он как касался Аленушки, так боль невыносимую причинял. Вот и решили они, что расстаться нужно. У нее своя дорога, а у него своя.

— И что же, они так больше и не встретились?

— Отчего же, встретились. Но лучше бы не встречались.

— Почему?

— Матрен, лучше расскажи, как мы с тобой познакомились. Нечего Эльке голову всякими сказками забивать, — встрепенулась бабушка. А я прищурилась. И чего это она не договаривает? Эх, бабуля, бабуля. Не можешь ты без тайн своих жить.

— Так я к тому и веду. Много веков с тех пор минуло.

— Погодите о веках. Алена была нашей прародительницей, так? А кто же прародителем? Если не Бьюэрман, то значит, у нее другой ухажер имелся?

— Вот чего не знаю, того не знаю, — пожала плечами Матрена. — Аленушка так замуж и не вышла. А от кого ребеночка зачала, не говорила. Со временем у сына Алены появились свои дети, затем внуки, правнуки. Разрослось семейство Углич, но неизменным оставалось одно. Сила мощная только по женской линии и передавалась. А позже разъехались Угличи, кто куда. Покинули родные места. Дом опустел, начал хиреть и разрушаться, а живой дух засыпать. Я в последние годы поддерживала домишко, как могла, пока крышу во время урагана не унесло.

— Вот таким старым и полуразрушенным я дом и обнаружила. Матрена жила фактически под открытым небом.

— Да не жила, а так… существовала. Пока тебя Алюшка не встретила, — улыбнулась женщина. — Домовые нашего рода не могут служить другим людям. Безрадостная меня судьба ждала: блуждать среди развалин и распугивать местных мальчишек — хулиганов. Да следить, чтобы живой дух не пробудился.

— А что за живой дух? — решила уточнить я.

— А это дух дома. Делающий его живым.

— Как мой домик в Праге?

Бабушка кивнула, а Матрена заинтересовалась. Пришлось бабуле отвечать на неудобные вопросы и рассказать краткую версию моего воссоединения с домом. А вот имя прежнего хозяина опустила. Матрена подивилась, что я встретила мать, запричитала, всплеснула руками, и попыталась обидеться на то, что бабушка скрыла от нее такую важную информацию. Но обижалась не долго. Домовые вообще редко обижаются в силу своей доброты безграничной и бесхитростности.

Я предложила замять инцидент новой кружкой чая и даже сама налила его Матрене, за что получила признательный взгляд и продолжение рассказа о живых духах.

Их почти не осталось. Старые деревянные дома сгорали, разрушались под действием разных причин, их сносили, чтобы построить многоэтажки и продавали, перепродавали, или просто оставляли пустовать. В итоге, истинно живых домов и не осталось почти. Даже тот дом, в селе Черемухово исчез. А чтобы дух не обернулся несчастьем для деревни, решено было его перевезти. Заточили бабушка и Матрена его в железную, резную калитку, взяли кирпич и немного земли с того места, да и заложили в фундамент бабушкиного дома здесь, в Ручейках. Так живой дух переселился из того дома в бабушкин, а калитка стала первым слоем защиты. И меня она не приняла. Безрадостная перспектива получается.

• Предыдущая
• 20/62
• Следующая