Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/62
- Следующая
– Вы так думаете? – с иронией спросил Шиловский, который в этот момент совершенно уверился в достоверности информации, которую принес ему Остап Кучер.
– Именно так, уважаемый Евграф Петрович, именно так! – горячо сказал мсье Боже. – Разве можно верить какому-то босяку, у которого язык как помело и куриные мозги? Мало ли что может взбрести ему в голову, особенно в нетрезвом виде.
Готовая версия, чтобы чинно-благородно закрыть дело, понял Шиловский. Но как теперь его закроешь, если в засаде возле хаты Васьки Шныря участвовал добрый десяток полицейских и филеров? А на какую оказию списать ранение городового?
– Никак невозможно, – твердо ответил Шиловский. – Это будет должностное преступление.
– В любом событии, как в монете, есть две стороны – аверс и реверс, – загадочно сказал француз. – Но сколько монету ни верти, все равно цена ей будет одинакова. Вот только чеканное изображение разное.
– Что вы хотите этим сказать?
– Всегда имеется несколько взглядов на одно и то же событие. Часто они диаметрально противоположные. Я понимаю, вас смущает смерть городового…
– То есть?..
– Как, вы не знаете?.. Извините… Должен вам сообщить неприятную весть: сегодня утром он скончался.
– Не может быть!
– Почему не может? Увы, медицина невсесильна…
– Вчера я навещал его, и он был в отменном расположении духа. А доктор сказал, что городовой быстро пойдет на поправку и его выпишут максимум через две недели.
– Уж не знаю, что там в больнице случилось, но… – мсье Боже сокрушенно развел руками. – Все мы ходим под Богом, – добавил он с многозначительным видом.
Шиловский с подозрением взглянул на него и промолчал. Он был сильно опечален. Этот городовой подавал большие надежды, и надзиратель хотел забрать его в сыскной отдел, только дожидался вакансии. Между прочим, лишь городовой знал, что засада устроена именно на Ваську Шныря. Другим полицейским был отдан приказ хватать любого, кто захочет войти в халупу мазурика.
– Вы знаете, почему я решил обратиться именно к вам? – спросил француз.
– Потому что именно я занимаюсь этим делом, – сухо ответил Шиловский.
Он уже вознамерился встать и уйти, но что-то его удерживало; скорее всего, профессиональное любопытство. Предчувствуя неприятный финал беседы, Шиловский быстро сосчитал в уме, в какую сумму ему обойдется этот «дружеский» обед, и решил, что денег у него все же хватит, чтобы расплатиться за себя, – надзиратель ничем не хотел быть обязанным этому подозрительному мсье Боже.
– Не совсем так. Я мог бы действовать через ваше начальство, – с жесткой уверенностью сказал мсье Боже. – Мне не откажут в такой малости, уж поверьте. Вам поступит сверху приказ, чтобы вы занимались другими проблемами. На вашем участке их хватает. Но! – тут француз театрально поднял вверх указательный палец. – Мы имеем дело не со служакой, а с сыщиком от Бога. Конечно же это дело вы не оставите. Вы будете расследовать его в инициативном порядке, тайно. Чего НАМ очень не хотелось бы.
При этих словах француз посмотрел на Шиловского своими черными глазищами с такой угрозой и напором, что надзиратель едва не сунул руку в карман, чтобы проверить, на месте ли браунинг. Улыбчивый джентльмен с манерами хорошо воспитанного дворянина на глазах надзирателя сыскной полиции превратился в монстра, способного убить человека с такой же легкостью, как это делает повар, когда отрубает голову курице.
НАМ… Кому это – нам? Шиловский был в замешательстве. Во что его втягивают? Может, он был прав поначалу, когда решил, что француз хочет завербовать его в качестве агента какой-нибудь иностранной разведки. И что теперь делать?
Арестовать сукиного сына! Без долгих разговоров воткнуть мордой в пол, позвать официантов, и они спеленают мсье Боже, как младенца.
«Сдам французика контрразведке, гляди, получу орден и повышение, – думал, все больше распаляясь, Шиловский. – Почему согласился на встречу с ним, не предупредив, кого следует? Все очень просто – чтобы не спугнуть раньше времени и узнать о его коварных замыслах. Логично? Вполне. Мне поверят…»
Француз будто подслушал мысли Шиловского. Решительным движением он поднял с пола саквояж, поставил его на стол и открыл. В саквояже лежали пачки ассигнаций. Их было много, очень много. Такой суммы Шиловскому еще не приходилось видеть. Он с трудом проглотил ком, образовавшийся в горле, и хрипло спросил:
– Пардон… что это?
– Деньги, любезнейший Евграф Петрович, деньги. И они ваши. Здесь сто тысяч.
– Мои? К-как?.. П-почему?.. – от непонятного волнения надзиратель даже начал заикаться.
– Очень просто. Вы спускаете дело на тормозах – то есть переводите его в другую плоскость, не связанную с Китаевским кладбищем, – а потом, если у вас будет такое желание, можете даже оставить службу в полиции. Этих денег хватит, чтобы открыть свое дело. Солидное дело. Или уехать за границу, что тоже неплохо. Куда? Например, в Швейцарию. Хорошая страна. Нейтральная. Уж ее-то точно никакие войны не коснутся. Но вы должны забыть, напрочь выбросить из головы бредни Васьки Шныря, которые принес вам на кончике языка ваш осведомитель Остап Кучер.
«Они и это знают! Потрясающе… Черт побери, я в западне! Ах, как я промахнулся… Не надо было мне идти на это рандеву. А теперь что ж… коготок увяз, птичка пропала». Шиловский был уверен, что имеет дело с какой-то тайной организацией.
«Может, масоны? – думал он, – Перед войной их много расплодилось. Даже в ближайшее окружение царя-батюшки затесались. Если это так, если мсье Боже – масон, то лучше плюнуть на свои принципы и взять предложенные деньги… иначе их отдадут кому-то другому».
Шиловский выпрямил спину, взял саквояж и встал.
– Я уже забыл, – сказал он сухо. – Но только про это дело. Я все сделаю так, как вы просите. Расписка в получении мзды не нужна? Нет? Ну что же, и на том спасибо. Прощайте. Надеюсь, это наша первая и последняя встреча.
Он развернулся и едва не строевым шагом вышел из кабинета. Глядя ему вслед, мсье Боже задумчиво сказал, отвечая тому, что сказал надзиратель сыскной полиции, и своим мыслям:
– Хотелось бы надеяться. Но человек так несовершенен… Однако господин Шиловский ершист. Как бы он не начал проявлять свой непростой и непредсказуемый славянский характер в самое неподходящее время. Ладно, поживем – увидим…
У выхода из ресторана Шиловский едва не столкнулся с низеньким человечком, почти карликом, который был одет во все черное. Вежливо приподняв широкополую шляпу, карлик что-то пробормотал, и они разминулись.
«Наверное, в Киев цирк лилипутов приехал, – отрешенно подумал Шиловский. – А что, Швейцария – это хорошая идея. Лично у меня нет никакого желания кормить окопных вшей. Но если дела на фронте и дальше пойдут так скверно, как сейчас, то не исключено, что и киевскую полицию проредят – призовут тех, кто помоложе, в действующую армию. Военная контрразведка – это, конечно, для меня престижно, но на передовой ведь стреляют…»
Глава 12
2007 год. Дядька Гнат
Ночью перед отъездом в Киев Глебу опять снились удивительно живые сны. Они не были кошмарами, и тем не менее Тихомиров-младший проснулся в поту.
Особенно запомнился ему один фрагмент сновидения: Глеб в богатом облачении стоит на возвышенности, а мимо него, потупив головы, медленно идут люди. Бесконечная цепочка людей тянется от горизонта до горизонта, но в той стороне, откуда они пришли, небо синее, а там, куда люди направляются, огненно-красное.
Эти две половинки небесной сферы смыкаются ровно над головой Глеба, и в месте их соприкосновения блистает узкая радужная полоса. Цвета на ней постоянно меняются, переплетаясь и свиваясь в жгуты, и от их завораживающего движения равнинная местность, по которой идут люди, покрывается разноцветными мозаичными участками – как в калейдоскопе. А потом все вдруг покрылось серым флером, и раздался взрыв, раскромсавший равнину на мелкие кусочки.
- Предыдущая
- 31/62
- Следующая