Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 44
- Предыдущая
- 44/62
- Следующая
– Что с вами? Вы целы?
– Как будто…
Кряхтя, словно столетний старец, и болезненно морщась, Глеб выбрался из салона и распрямился. В спине что-то хрустнуло, и боль мгновенно ушла. Он посмотрел на «волжанку» и покачал головой – это же надо так… Наибольший урон понесла крыша салона, которая немного примялась, да краска на дверях была поцарапана. «Танк, а не машина!» – восхищенно подумал Глеб.
– Может, вас отвезти в больницу? – допытывался монах.
Глеб подвигал руками и ногами, несколько раз присел и наконец ответил:
– Спасибо, не надо. Кажись, я в норме.
– А как машина?
– Момент…
Глеб сел за руль и включил движок. Он недовольно чихнул несколько раз, а затем заработал мощно и ровно.
– Доеду, – сказал повеселевший Глеб. – Благодарю за участие.
– Храни вас Господь, – коротко молвил монах и начал подниматься по крутому откосу к «фольксвагену».
Посмотрев ему вслед, Глеб невольно подивился той спортивной легкости и непринужденности, с которой монах преодолевал препятствие. Он буквально взлетел наверх.
«Такое впечатление, что этот монах несет свой крест не в православном монастыре, где приходится постоянно соблюдать посты, а в Шаолине[48], – подумал Глеб. – Хорошо кормлен и здоров как бык. И похоже, отлично натренирован. Наверное, состоит в охране какого-нибудь церковного владыки».
Чтобы выбраться на шоссе, Глебу пришлось проехать около километра по пахоте. Занятие было не из приятных, к тому же несколько раз глох мотор – наверное, из вредности, – но затем все невзгоды Тихомирова-младшего были компенсированы приятной прохладой, которую принесли дождевые тучи. Глеб не старался посильнее нажимать на акселератор, ехал медленно и полной грудью вдыхал свежий предгрозовой воздух.
Он ехал и мысленно благодарил своего ангела-хранителя. Его хотели убить, имитировав дорожное происшествие. Это факт. И потом этот джип… Глебу показалось, что в глубине салона мелькнуло бледное лицо господина Боже.
Возможно, он ошибался. Но с такими физиономиями, как у тех двух парней из джипа, идут не с намерением помочь участнику ДТП, а чтобы добить его. В этом Глеб почему-то был совершенно уверен.
Молния раскроила темно-синее небесное полотнище на две половины, раздались раскаты грома, и полил сильный дождь. Глеб нервно закурил и мысленно подбодрил себя хорошо запоминающимся стихотворным лозунгом, который он услышал сегодня на Майдане от «оранжевых»: «Нас тэпэр багато, нас нэ подолаты!»
К сожалению, у него, в отличие от украинских «революционеров» всех мастей, не было команды, и Глебу ничего не оставалось, как надеяться на Госпожу Удачу.
Глава 17
1915 год. Схимник Тит
Тиха и темна Китаевская пустынь в ночное время. Схлынули толпы паломников, поразбрелись кто куда, ушли, как днепровская вода в песок, уснули монахи после трудов праведных, и только в маленькой келье, обустроенной у входа в пещеры, трепещет огонек одинокой свечи. Там молится схимник Тит. Все желающие посетить Китаевские пещеры должны были получить его благословение и проходили вглубь через внутреннюю дверь кельи.
Сегодня Тит чувствует какое-то волнение. По мере приближения полуночи оно лишь усиливается, несмотря на истовые молитвы старца.
Жизнь схимника полна лишений и тягот, но он не ропщет. Тит не боится ни воров, ни злоумышленников, время от времени забредающих к нему на огонек; несколько раз его даже избивали до крови. Страх для монаха-схимника – чувство иррациональное, которое пасует перед верой.
Но что-то мешает ему полностью сосредоточиться и погрузиться в состояние транса, когда он произносит слова молитв. Тит чувствует какое-то отторжение, отстранение его молитвенных посылов от невидимых взору энергетических каналов, уходящих в небеса, и его вдохновенный запал постепенно угасает.
«Изыди, нечистый!» – шепчет старец и, кряхтя, поднимается с колен. Спаситель смотрит на него с потемневшей от времени иконы каким-то странным взглядом – испытующе, с примесью жалости. Пораженный старец всматривается в икону и не может понять, что случилось. До этого лик Христа был суров и возвышен. Теперь же в нем отчетливо просматриваются чисто человеческие черты.
Испуганный Тит крестится троекратно, и в этот момент едва тлеющая свеча выбрасывает вверх длинный язычок пламени, в келье становится светлее, и монах немного успокаивается – икона опять превращается в обыкновенную старинную парсуну, а Спаситель снова приобретает загадочно-отстраненный вид.
Тит садится ужинать. Еда у него проста: кусок ржаного хлеба, луковица, соль и кружка воды. Зубов у Тита уже маловато, и он ест зачерствевший хлеб, макая его в воду. Неожиданно темнота у входа в келью как бы сгустилась. Тит невольно вздрогнул и поднял руку для крестного знамения:
– Спаси Господь…
– Нынче Господь спасает лишь тех, кто богат и знатен, – раздался от входа насмешливый, немного скрипучий голос, и на пороге кельи появился низкорослый мужчина, почти карлик, одетый во все черное.
Тит вскочил с колченогого табурета и замахал на него руками.
– Опять ты?! Сгинь, нечестивец! – вскричал он в большом волнении.
– Да, да, старый пень, это опять я… – карлик, брезгливо морщась, присел на земляную лежанку – ложе схимника, прикрытую какой-то рванью. – Только не нужно мне тут устраивать театр, выпячивая свою исключительность. Я не покушаюсь на твою веру. А тем более на твою душу. Каждому свое. Во все времена хватало глупцов, которые что только не делали, лишь бы выпятить свое «я» перед Богом, дабы он заметил их и возвысил. Во времена крестовых походов некий Макарий, например, жил на столбе, и, когда с его грязного, никогда не мытого тела падали черви, он подбирал их и навешивал обратно, говоря при этом, что сии создания Божьи тоже имеют право на радость жизни. В тупых головах таких полоумных бездельников никак не могло вместиться понятие, что самое возвышенное – это каждодневный труд на благо своей семьи и общества… – незваный гость говорил с иноземным акцентом.
– Дьявол, дьявол!.. Не искушай меня, прочь, прочь!
– Ну, заладил… – карлик сокрушенно вздохнул. – Как заезженная граммофонная пластинка. Не собираюсь я тебя искушать. Скорее наоборот – хочу предостеречь. Я знаю, ты большой любитель шастать по ночам (бессонница, понятное дело) и при этом частенько заходишь на погост. Место присматриваешь, что ли? Так вот, сегодня туда не ходи. Иначе твоя мечта никогда не сбудется. Ты умрешь раньше времени.
– Тебе известна моя мечта? – спросил Тит, злобно глядя на карлика.
– Она у тебя на лбу написана.
Тит машинально прикоснулся к голове, но тут же резко отдернул темную заскорузлую руку.
– Ты хочешь обустроить в Китаевской пустыне пещерную церковь, – между тем продолжал карлик. – Могу тебя немного обрадовать: скоро сюда явится купец… кажись, из Рыбинска, и подарит для будущей церкви иконостас.
– Откуда знаешь? – быстро спросил приободрившийся Тит.
– Сорока на хвосте принесла, – ответил карлик. – Это не суть важно. Главное, чтобы ты сегодня почивал на своем схимническом ложе и не совал свой длинный нос в те дела, которые тебя не касаются.
– Опять будете устраивать на погосте сатанинский шабаш? – с ненавистью спросил Тит.
– А это не твоего ума дело… – карлик встал и указал на сверток, который он принес с собой и оставил на лежанке. – Там есть все то, от чего ты давно отвык. Устрой себе маленький праздник. Ешь, не бойся, я не отравитель. Est deus in nobis[49]. Запомни эти слова… если, конечно, тебе известна латынь и ты понял, что я сказал.
С этими словами карлик вышел в ночь, оставив после себя, как это ни удивительно, не запах серы, а терпковатый аромат французской туалетной воды, совершенно неуместный в келье схимника.
Тит долго смотрел ему вслед и бормотал слова молитвы. Затем неуверенно подошел к своему ложу и развернул сверток. В нем находились продукты, притом все дорогие и свежие: ситный хлеб, две сладкие булки, копченая венгерская колбаса, буженина, белорыбица и бельгийский шоколад. Все это гастрономическое великолепие дополняла бутылка монастырского кагора.
48
Шаолинь – буддистский монастырь в Центральном Китае (провинция Хэнань, г. Дэнфэн). Основан в 495 году. Монастырь славится как центр боевых искусств.
49
Бог в нас самих (лат.).
- Предыдущая
- 44/62
- Следующая